Один день Курской битвы.
12 июля 1943 года состоялось крупнейшее в истории встречное танковое сражение под Прохоровкой.
Об этом небывалом по масштабу, упорству и ожесточённости сражении, которое 12 июля 1943 года длилось с утра до ночи, в сводках Совинформбюро не сообщалось. Лишь 29 июля, спустя более двух недель после судьбоносного столкновения у железнодорожной станции, о которой мало кто слышал, в «Красной звезде» был опубликован обстоятельный материал майора К. Буковского под заголовком «Прохоровский плацдарм». Почему же плацдарм? Потому что позиции у Прохоровки в тот день удалось удержать. С этого рубежа, с этого, образно говоря, плацдарма войскам Воронежского и Степного фронтов предстояло контрнаступать в направлении Белгорода и Харькова.
Сорок третий, конечно, не сорок первый. В активе Красной Армии историческая победа под Сталинградом. Немец уже не тот. Но правда и в том, что в сорок третьем от удерживаемого врагом Орла до Москвы было всего 380 километров. И выступ с недавно освобождённым Курском в центре был – при всей насыщенности его нашими войсками – уязвим из-за открытых флангов.
Сюда Гитлер и бросил свои лучшие силы – до 70 процентов танковых дивизий и две трети действовавшей на Восточном фронте авиации. На известном июньском снимке 1943 года исполнители операции, получившей название «Цитадель», Г. Клюге, Э. Маштейн, В. Модель, колдующие над картой нашей с вами земли, обречёнными, надломленными не выглядят: ход истории, полагают, если не изменить, то скорректировать можно. Мощи, выучки, опыта вермахту ещё хватает.
Это к офицерскому корпусу Гитлер накануне обратился с приказом, в котором были и такие слова: «…Исход битвы зависит от вас, мои командиры, от вашего руководства, от исходящего от вас подъёма и стремления к движению вперёд, от вашей не останавливающейся ни перед чем непреклонной воли к победе и, если необходимо, от ваших личных героических действий».
В район Орла и Белгорода, в состав групп армий «Центр» и «Юг», действовавших на обособленных направлениях, Гитлер направил всех, кого считал идеологами и практиками применения танковых войск.
Там держали экзамен возвращённый в строй генерал-полковник Х. Гудериан, теперь в ранге генерального инспектора бронетанковых войск, генерал-полковник Г. Гот, командующий 4-й танковой армией, генерал танковых войск В. Кемпф, возглавивший на южном фланге Курского выступа отдельную оперативную группу войск. Танковыми корпусами и дивизиями командовали прошедшие огонь и воду обергруппенфюреры П. Хаузер и И. Дитрих, группенфюрер В. Грюгер, бригаденфюрер М. Симон, генерал танковых
войск Г. Брейт, генерал-лейтенанты Г. Функ, Г. Шмидт… Всем, за редким исключением, было за пятьдесят. Теперь в их распоряжении находились весьма удачный средний танк Т-V «пантера», тяжёлый T-VI «тигр», штурмовой монстр «фердинанд». О таком калибре орудий, такой толщине брони в сорок первом можно было только мечтать. Как тут не согласишься с Гитлером: «Неудачи быть не может!»
«Самоходная пушка «фердинанд», так же как танк типа «тигр», – признавал в корреспонденции, присланной из Курска, подполковник Константин Симонов, – хорошее, мощное оружие. Это новинка военной техники, и нужна решительность, большая сноровка, чтобы её обезвредить. Действительно, не всякий снаряд и не под всяким углом пробивает её 200-миллиметровую броню».
Но пробить её можно. Взятый в плен механик-водитель штурмового орудия «фердинанд» Адольф Майер, с которым побеседовал корреспондент «Красной звезды», на северном фасе Курской дуги успел повоевать на двух «фердинандах»: обе установки были подбиты – решительность и сноровка русских танкистов и артиллеристов были налицо.
Операция «Цитадель» предусматривала отсечение Курского выступа ударами с севера и юга и окружение войск Центрального и Воронежского фронтов. Удар с юга своим остриём был нацелен на Обоянь, которая находилась на дороге, ведущей из оккупированного Белгорода в Курск. Именно в районе Обояни находился штаб Воронежского фронта. Оттуда его войсками управлял командующий генерал армии Н.Ф. Ватутин. Прохоровку и прилегающую к ней местность гитлеровцы без внимания не оставляли, но она находилась восточнее Обояни, и там боестолкновение с решительными целями не ожидалось. Тем более с применением танковых армад.
Прохоровское танковое поле мы по справедливости ставим в один ряд с Куликовым и Бородинским.
Безопасно осмотреть Прохоровское поле можно было только после отхода противника на прежние позиции. Фото Михаила Савина.
К началу «Цитадели» 5-я гвардейская танковая армия, которой было суждено сразиться с сотнями немецких «пантер», «тигров», «фердинандов» в 3,5 километра от Прохоровки, находилась далеко от тех мест. Она входила в состав объединения, которое всё ещё именовалось не фронтом, а Степным военным округом. Самая мощная и мобильная из наших танковых армий располагалась в Воронежской области, у Россоши и Острогожска, и занималась плановой боевой подготовкой. Советское командование готовилось применить армию во главе с гвардии генерал-лейтенантом танковых войск П.А. Ротмистровым после перелома в ходе битвы для контрнаступления вместе с другими войсками в направлении Белгорода.
Когда на северном фасе Курской дуги войска Центрального фронта остановили противника и вынудили его перейти к обороне, представители Ставки ВГК маршалы Г.К. Жуков и А.М. Василевский пришли к выводу, что перелом близок и на южном фасе: наступление противника вдоль дороги на Обоянь удалось затормозить.
Было принято решение передать 5-ю гвардейскую танковую армию из состава Степного фронта под командованием генерал-полковника И.С. Конева в состав Воронежского. Гвардейцев-танкистов ждал беспримерный марш из окрестностей Россоши и Острогожска к Старому Осколу. Это около 280 километров.
Марш, который начался в 1.30 7 июля, совершали двумя эшелонами в полосе 30–35 километров с движением по трём маршрутам. П.А. Ротмистров убедил Ставку, что коротких летних ночей для перемещения такой массы техники мало, следует под прикрытием авиации продолжать движение и днём. Пыль, вспоминают фронтовики, над колоннами вставала столбом, но – на войне и такое бывает – противник передислокации армии с сотнями танков не обнаружил. На вторые сутки 5-я гвардейская танковая была уже на берегу реки Оскол. Известно, что И.С. Конев лично наблюдал с самолёта за перемещением танкистов – столь важной и ответственной была задача. Удивительно, но в пути потребовали ремонта лишь единичные танки и самоходки.
После короткого отдыха у Оскола армию ждал ещё один форсированный марш – к Прохоровке. Это около ста километров. С ним гвардейцы тоже справились. Следующей боевой задачей – это все понимали – будет контрнаступление вместе с 5-й гвардейской общевойсковой армией генерал-лейтенанта А.С. Жадова и войсками, которые до этого с переменным успехом противостояли врагу на Обоянском направлении.
Но на тот же день и час противник назначил своё наступление по всему фронту вклинения. Причём неожиданно для нашего командования нацелил танковый клин с наибольшим числом своих танков и штурмовых орудий не на Обоянь, как было до этого, а на Прохоровку, наступая вдоль железной дороги. Встретить там танковую армию русских немцы не ожидали. Командование Воронежского фронта, 5-й гвардейской танковой армии также не предполагало, что у Прохоровки возможно встречное танковое сражение с участием 1200 боевых машин с обеих сторон. Танковые армады сошлись там, где назначила судьба.
Немцы, как писал после войны английский историк Алан Кларк, ко времени «Цитадели» несколько модернизировали тактику применения своих танковых войск. Если в начале войны они называли танковый клин мечом, то в сорок третьем он виделся топором. На острие клина уступом двигались «тигры», за ними ползли «пантеры» и T-IV, а лёгкие танки составляли основание клина, можно сказать, «обух топора». Задача последних – расширение прорыва, прикрытие флангов, действия там, где уже подавлены противотанковые средства.
Примерно такими же были действия гитлеровцев в районе Прохоровки. Наличие у противника тяжёлых и средних танков с мощными пушками и сильным бронированием вынудило танкистов 5-й гвардейской идти на стремительное сближение с врагом, избегать танковых дуэлей, стрелять с близких дистанций, по бортам, ходовой части, даже идти на таран.
«На огромном поле, – вспоминал годы спустя участник сражения под Прохоровкой, выпускник Ленинградского танкового училища Г.И. Пэнэжко, ставший Героем Советского Союза, – перемешались наши и вражеские машины. Видишь крест на броне танка и стреляешь по нему. Стоял такой грохот, что перепонки давило, кровь текла из ушей. Сплошной рёв моторов, лязганье металла, взрывы снарядов, дикий скрежет разрываемого железа. Танки шли на танки. От выстрелов в упор сворачивало башни, скручивало орудия, лопалась броня… Каждый из нас сделал на Прохоровком поле всё, что было в его человеческих силах».
Под Прохоровкой противника атаковали танкисты 18-го, 29-го и 2-го гвардейского корпусов. Имена их командиров генерал-майора танковых войск Б.С. Бахарова, генерал-майора танковых войск И.Ф. Кириченко и гвардии полковника А.С. Бурдейного навсегда вписаны в историю.
Противник в Прохоровском танковом сражении потерял около 400 танков и штурмовых орудий и тысячи солдат и офицеров. Потери 5-й гвардейской были больше, но главной добычей врага стали наши лёгкие танки Т-70 и самоходки СУ-76. Их в 5-й гвардейской армии было около 40 процентов.
Прохоровское поле, выжженное до основания, пропитанное горючим и маслом, усеянное подбитыми танками и самоходными орудиями, какое-то время, как сообщала в конце июля «Красная звезда», оставалось нейтральным. Наши разведчики наблюдали, как немцы пытались эвакуировать некоторые из подбитых машин, ещё пригодных к ремонту. Этим же занимались и наши танкисты.
Несколько суток ошеломлённые исходом встречного сражения гитлеровцы держали оборону под Прохоровкой, а 16 июля начали отход к позициям, с которых начинали наступление. Победа на поле, которое сегодня мы сравниваем с Куликовым и Бородинским, осталась за Красной Армией, за нашими танкистами.
Фанфар по этому поводу не было. А уроки извлекли. В Москве решили отказаться от производства лёгких танков, ускорили работы по перевооружению легендарной тридцатьчетвёрки 85-мм пушкой, утолщению её брони и оснащению радиостанцией, производству тяжёлых танков, способных бороться с «тиграми» на равных.
Спустя годы Хайнц Гудериан сокрушался: «Бронетанковые войска, пополненные с таким большим трудом, из-за больших потерь в людях и технике на долгое время были выведены из строя. Конечно, русские использовали свой успех. И уже на Восточном фронте не было больше спокойных дней».
Во многом благодаря победе под Прохоровкой «Цитадель» не состоялась, рухнула, обернулась для вермахта утратой стратегической инициативы навсегда.
Многие в Советском Союзе и в России задавались вполне естественным вопросом: почему Гитлер свою последнюю наступательную операцию назвал «Цитадель» (то есть крепость). Ответ можно найти в трудах немецких историков. За этим названием и политика, и стратегия. Цитаделью после поражения под Сталинградом в Германии считали всю ещё удерживаемую вермахтом территорию на Востоке и Западе. Её при утрате былой мощи и предстояло оборонять по всей линии фронта, концентрируя войска и нанося разящие уколы в уязвимых местах, ослабляя наступательный потенциал Красной Армии. Цитадель в районе Курского выступа не устояла, дала трещину, открыла перед Красной Армией новые возможности для стратегического наступления. Стало ясно: коренной перелом в Великой Отечественной и Второй мировой войне оформился окончательно и бесповоротно.
Илья Эренбург, побывавший на Курской дуге, в очередном памфлете высказался по этому поводу так: «Теперь война уходит умирать, уходит туда, откуда пришла – в Германию».