Минское «Динамо» после войны курировал грузинский чекист – при нем в Беларуси репрессировали сотни тысяч людей, а в клубе получали указания по составу и премии в конвертах
Минскому «Динамо» в нынешнем году исполняется 95 лет – и большинство из них это был главный клуб Беларуси. Неудивительно, что его поклонниками становились не только простые люди – страстно болели и высшие чины. Вы могли не знать, но Машеров любил лыжи, звал Малофеева Медвежонком, лишился часов на хоккейном «Динамо» и предлагал Корбут свадьбу в своей […]
Сообщение Минское «Динамо» после войны курировал грузинский чекист – при нем в Беларуси репрессировали сотни тысяч людей, а в клубе получали указания по составу и премии в конвертах появились сначала на Спорт Беларуси.
Минскому «Динамо» в нынешнем году исполняется 95 лет – и большинство из них это был главный клуб Беларуси. Неудивительно, что его поклонниками становились не только простые люди – страстно болели и высшие чины.
Вы могли не знать, но Машеров любил лыжи, звал Малофеева Медвежонком, лишился часов на хоккейном «Динамо» и предлагал Корбут свадьбу в своей резиденции
Сейчас за «Динамо» активно топит режим Лукашенко – его главарь год назад поручил команде стать чемпионом-2022, а контролирует процесс «министр спорта» Сергей Ковальчук.
Челядинский ходит на отчет к «министру» спорта, «Шахтер» сворачивает распил-проект, Альшевского не одобряют, чтобы «Динамо» точно стало чемпионом
Впрочем, у современной диктатуры есть исторические конкуренты за звание самого одиозного болельщика «Динамо». И, пожалуй, самый явный кандидат – некогда глава ведомства, ныне называемого КГБ, который в беларусском периоде своей жизни был известен как Лаврентий Цанава.
До того под фамилией Джанджгава он строил партийную карьеру в родных краях – советской Грузии, работая в местных наркоматах и других исполнительных органах. Хотя всего этого в жизни Лаврентия могло и не быть, но везло ему не единожды. Он был на удивление живуч – в 1920-х Джанджгава яро боролся за советский режим как чекист и получил более десятка тяжелых ранений, но каждый раз возвращался в строй. А в 1922-м его хотел расстрелять сам режим – обвинив в злоупотреблениях после того, как он силой и оружием похитил понравившуюся девушку. Однако сперва Лаврентию присудили пять лет лагерей, от которых он успешно скрылся, а потом на большой пост в Грузии вернулся друг и земляк – в будущем крайне печально известный Лаврентий Берия, благодаря вмешательству которого все обвинения были сняты.
Джанджгава такой доброты не забывал – исследователи позже напишут, что он восхищал Берию «умением в точности выполнить любые приказы». А когда сам Берия, сумев попасть в фавор к Иосифу Сталину, переехал в Москву, 25 ноября 1938 года возглавив наркомат внутренних дел СССР, большая перемена случилась и в биографии другого Лаврентия. Новый нарком, которому нужны были «свои» люди в регионах, тут же предложил другу возглавить НКВД в БССР. Только с одним товарищеским советом-приказом – сменить фамилию на более легкую в восприятии за пределами Грузии. Джанджгава долго не думал, а вспомнил подходящую девичью фамилию матери.
17 декабря 1938-го уже Цанава стал минским наркомом – и начал проводить политику Берии. Первым делом она подразумевала устранение предшественников – устроителей и исполнителей масштабных расстрелов по всему Союзу без суда и следствия 1937-38 годов, что теперь было нужно считать самовольством (хотя и расстрелы начали по указке того же Сталина, но он не собирался за это отвечать). В общем, через три дня после назначения Цанавы был арестован занимавший его пост до того Алексей Наседкин (расстрелян в 1940-м), а из тюрем начали массово выпускать тех, кого не успели казнить.
Но никаким «откручиванием гаек» не пахло и близко – на место одних заключенных просто пошли другие. И тут Цанава не только выполнял приказы Берии, но и старался сам ориентироваться на его стиль бесконечного поиска заговоров и шпионов среди невинных людей. А уж с аннексией в состав БССР принадлежавшей Польше территории Западной Беларуси (17 сентября 1939-го, в честь чего режим Лукашенко теперь отмечает «день народного единства») все стало проще некуда – «врагами народа» или же «фашистами» объявляли всех, кто смел быть недовольным переходом под советскую власть. Количество репрессированных (убитых, посаженных, попавших под четыре массовые депортации) за почти два года до нападения Германии на СССР, когда стало не до того, оценивается в 150 тысяч человек. Для выдавливания нужных показаний широко применялись пытки – «обвиняемых» заставляли сутками находиться в одной позе без пищи и воды, зажимали руки и пальцы железными дверями, засаживали иглы под ногти и попросту избивали толпой. А убитых и при Цанаве продолжали свозить в Куропаты, память о чем нынешний режим старается задавить. Пик расстрелов, к слову, пришелся на начало немецких атак – потому что заключенных надо было переводить в другие тюрьмы, но система Цанавы выбирала более легкий для себя путь.
Простыми людьми Цанава не ограничивался – ровно теми же методами он велел поступать (а иногда и лично наблюдал) с неугодными ему партийными деятелями, на которых выдумывал бесконечный компромат, иногда настолько абсурдный, что суды оправдывали фигурантов, несмотря на статус друга всемогущего Берии. Пытался грузин уничтожить и беларусскую интеллигенцию – к сожалению, иногда успешно: при нем были отправлены в лагеря, чего не пережили, академик-литературовед Иван Замотин, премьер-министр БНР Антон Луцкевич, издатель «Нашай Нівы» Александр Власов, поэт (автор «Мы выйдзем шчыльнымі радамі») Макар Кравцов. Упорно пытался записать в некую «национал-фашистскую организацию» Цанава и лучших литераторов того времени: Янку Купалу и Якуба Коласа (которых в докладах называл «центральными фигурами» такой организации), Петруся Бровку, Петруся Глебку, Михася Лынькова, Аркадия Кулешова, Змитрока Бядулю и Кузьму Чорного (который только-только освободился из тюрьмы по «доцанавскому» обвинению). Ладно еще, дело по этому поводу было закрыто по личному распоряжению Сталина.
Якуб Колас, Янка Купала, Петрусь Бровка и Змитрок Бядуля (слева направо) в 1939 году
О том, чтобы до войны Цанаву интересовало «Динамо», никаких сведений нет. Впрочем, команда и выступала ни шатко ни валко – в 1939-м чуть не вылетела из Д2 СССР, а в 1940-м заняла там шестое место, но благодаря объединениям и расформированиям соперников поднялась с него в элиту. В 1941-м за 10 матчей команда выиграла только трижды – а с началом войны уехала в Москву, где формально стала частью отдельной мотострелковой бригады особого назначения, а фактически играла в чемпионате российской столицы под вывеской «Динамо-2». Однако уже в 1945-м, через четыре дня после немецкой капитуляции, чемпионат СССР начал очередной сезон – с участием минчан. Правда, на тот момент «Динамо» осталось без домашней арены – немцы разрушили одноименный стадион еще в самом начале войны.
В Беларуси есть топовые (и не только) стадионы, построенные на кладбищах – о перезахоронениях никто не думал, кости вывозили на помойку
И вот тут любитель футбола Цанава, в войну переживший еще одно тяжелое ранение, взялся лично курировать реконструкцию главной беларусской арены. Грузин настоял на том, чтобы со стадиона тбилисского «Динамо» скопировали идею главной ложи с массивными колоннами, где после реконструкции начал смотреть матчи сам на лучших местах. Хотя существует миф, что Цанава заказал для здания своего уже министерства госбезопасности (ныне здание КГБ – именно его и стадион «Динамо» реконструировали сразу после войны наиболее рьяно) башенку, чтобы смотреть матчи прямо оттуда – но, во-первых, далековато и неудобно, во-вторых, по документам это было решение архитектора. Первый футбольный матч на восстановленном «Динамо» прошел 12 июня 1948-го – к тому моменту у стадиона была только одна трибуна, остальные достраивали уже по ходу дела до 1954-го.
Стадион «Динамо» в 1950 году
Так в годы продолжавшихся репрессий (теперь в отношении тех, кому довелось жить под немецкой оккупацией – людей без разбора обвиняли в пособничестве захватчикам) появились те, кому на Цанаву было грех жаловаться. Футболисты «Динамо» использовали для проживания резиденцию министра («Белая дача» в районе Курасовщины), были прикреплены к базе снабжения НКВД «Стрела», а Цанава выбивал из других министерств деньги на премии в конвертах за хорошие результаты вдобавок к зарплате в 800-1200 рублей, как у советского инженера того времени (которую в клубе еще и называли недостаточной). В клубе силами министра собирались игроки со всего Союза – особо ценились по каким-либо причинам списанные из Москвы, а еще нередко по своим старым связям Цанава получал отчеты от «агентов»-чекистов и перехватывал игроков с Кавказа. Правда, вера на слово не особо понимавшим в футболе «гэбистам» чаще всего приводила к тому, что футболисты «по рекомендации» сидели в запасе и вскоре покидали команду.
Сам Цанава тоже не сильно разбирался в игре, но указания тренерам раздавать любил – мог изменить стартовый состав или ворваться в раздевалку в перерыве с требованием замен, а после проигранных матчей устроить взбучку. Однако в целом все понимали, что команда, которая всю вторую половину 1940-х барахталась в подвале советского Д1, на многое не претендует, поэтому при разносах министра особо не пугались. Да и тренеры далеко не всегда его слушались – и только улыбались после игр, когда грузин вслух гордился тем, что его замечания помогли команде.
Есть полулегендарная история о том, насколько Цанава был слаб в понимании предмета: мол, в 1950-м отчислил за бокал пива форварда Владимира Шувалова, а через пару недель обнаружил «В. Шувалова» в программке матча «Динамо» в составе выигравших гостей из московского ВВС и затребовал срочно вернуть игрока – вот только это был просто тезка. А в определенный период министр постоянно советовал футболистам идти вперед и ждать навеса от Михаила Савося – самого низкого футболиста в той команде. Сам малого роста, грузин любил в очередной раз помериться с игроком и с удовлетворением отметить свое превосходство.
Об эмоциях Цанавы во время матчей ходили легенды. Болельщики ждали голов команды, чтобы посмотреть на традиционный ритуал – министр вскакивал и бросал в воздух фуражку, которую потом передавали обратно с трибун (ну а попробовали бы не вернуть). Особенно Лаврентий торжествовал, если команда вдруг хорошо играла с сильными московскими армейскими коллективами, ЦДКА и ВВС – военных «безопасники» очень уж не любили. А конверты с премиальными можно было получить и при поражении – если выигрывало грузинское «Динамо». Когда же в 1950-м в гости приехал свежесозданный тбилисский «Спартак», и Цанава заподозрил рефери в симпатиях гостям, то просто появился в перерыве в судейской со словами: «Двадцать тысяч говорят, пенальти был, а ты один – нет. Слушай, ты самый умный?» – и хозяева довели матч до разгрома 3:0. А когда Цанаве как-то раз доложили, что к судьям отправился жаловаться начальник ЦДКА, министр тут же пошел следом, чтобы выдать: «Полковник, да? Ты – пух-перо, а не полковник. Фу – и тебя нет».
Однако, несмотря на покровительство Цанавы, в 1950-м «Динамо» вылетело из Д1, за 36 матчей сумев 9 раз победить и 5 раз сыграть вничью. В начале 1951-го ЦК КПБ постановило усилить работу по воспитанию молодых футболистов, подготовить тренеров и создать не менее 2,5 тысяч (!) любительских команд. На документе, по свидетельству исследователей, остались рукописные добавления Цанавы. «Динамо» же в Д2 наконец начало чаще радовать болельщиков и министра победами, став одним из кандидатов на путевку в элиту. Развязка сезона оказалась успешной для минчан, ставших вторыми – но сразу же после этого министр расстался с БССР, отправившись на повышение: Цанава уехал в Москву, где стал замминистра госбезопасности всего СССР. Говорят, этого добился лично знакомый со Сталиным первый секретарь ЦК КПБ Николай Патоличев, которому надоели постоянные попытки неугомонного чекиста посадить критиковавших его партработников и героев войны.
Дальнейшая карьера грузина продлилась недолго. Уже в начале 1952-го он был отправлен на пенсию якобы «по состоянию здоровья» (по слухам, из-за недовольства Сталина). А через месяц после смерти Сталина боровшийся за власть Берия отдает приказ арестовать друга – за реализованное в Минске по приказу режима в 1948-м убийство еврейского активиста и артиста Соломона Михоэлса. Борьбу Берия проиграл Никите Хрущеву и был расстрелян, но Цанаве, перестроившемуся в показаниях на выставление тезки своим врагом, это никак не помогло – прокуратура постановила, что он «насаждал в БССР произвол и беззаконие, по его указаниям арестовывались неугодные ему люди, фабриковались на них уголовные дела, а затем посредством шантажа и обмана, избиений и пыток добивались от арестованных ложных клеветнических показаний». Бывший вершитель беларусских судеб умер 12 октября 1955 года в Бутырской тюрьме, не дождавшись приговора.
«Динамо» после еще одного вылета и возвращения в советский Д1 было в 1954-м передано в спортивное общество «Спартак», приняв его название. В том же году команда неожиданно завоевала бронзовые медали чемпионата СССР – но это уже отдельная история.
Сообщение Минское «Динамо» после войны курировал грузинский чекист – при нем в Беларуси репрессировали сотни тысяч людей, а в клубе получали указания по составу и премии в конвертах появились сначала на Спорт Беларуси.