Неврозы, конфликты и страх: работу психологов с россиянами изменят
В России пора принять закон о психологической помощи, считают депутаты Госдумы и соглашаются в профессиональном сообществе. Сейчас документ, как отмечают специалисты, особенно нужен, потому что в обществе нарастают тревожно-депрессивные состояния. Однако последняя попытка обсудить проект документа закончилась скандалом. Что тревожит россиян и пугает самих психологов, разбирался «Профиль».Посттравматическое расстройство общества Психологам закон не писанЦенз и цензураПосттравматическое
В России пора принять закон о психологической помощи, считают депутаты Госдумы и соглашаются в профессиональном сообществе. Сейчас документ, как отмечают специалисты, особенно нужен, потому что в обществе нарастают тревожно-депрессивные состояния. Однако последняя попытка обсудить проект документа закончилась скандалом. Что тревожит россиян и пугает самих психологов, разбирался «Профиль».
Посттравматическое расстройство общества В начале декабря на встрече Владимира Путина с участниками II Конгресса молодых ученых представитель факультета психологии МГУ им. М.В. Ломоносова Артем Ковалев обратил внимание президента на ситуацию с психологической помощью в стране: «…разные шаманы, гадалки, экстрасенсы стали продвигать свои псевдопсихологические услуги».
После пандемии и тем более в период проведения специальной военной операции, подчеркивал спикер, крайне важно, чтобы профессиональные специалисты занимались такими проблемами, как посттравматическое стрессовое расстройство у военнослужащих, оказывали квалифицированную психологическую помощь их женам, членам семей, работали с беженцами, особенно с детьми.
Ковалев предлагал начать системную работу по привлечению квалифицированных психологов к решению этих задач во всех ведомствах, учреждениях и агентствах. Путин с этим предложением согласился и вспомнил опрос ВЦИОМ 2021 года, в ходе которого 15% респондентов признались, что нуждаются в психологической помощи, а среди молодых людей так ответил каждый третий.
В ноябре 2022-го Всероссийский центр изучения общественного мнения представил обновленные данные этого исследования. Потребность поговорить по душам, получить психологическую помощь заметнее всего выросла у молодежи 18–24 лет (35%), жителей мегаполисов – Москвы и Санкт-Петербурга (24%), активных пользователей интернета (23%). По результатам июльского опроса ВЦИОМ, именно эти социально-демографические группы чаще других подвержены стрессу.
Впрочем, отрицающие потребность в помощи психологов, как правило, просто не доверяют представителям этой профессии. В хорошем отношении к терапии в основном признаются молодежь 18–34 лет (59–36%), россияне с высшим образованием (29%), москвичи и петербуржцы (36%), а также активные потребители интернета (35%). То есть доверяют профессии в основном те, кто уже осознал, что нуждается в помощи.
Заметно вырос спрос на очные и дистанционные психологические консультации. Так сложилось, что именно в запрещенном в России Instagram процветают аккаунты «врачевателей душ», коучей и разных любителей мотиваций и тренингов. Тройка самых популярных в российском сегменте психологов выглядит так: Владимир Зуев (6,2 млн подписчиков), Михаил Лабковский (4 млн) и Мария Бразовская (2,7 млн). В описании услуг: системная терапия, гештальт, гипноз, «помогу разобраться в семейных отношениях».
Буйным цветом расцвела поп-психология формата YouTube. Яркий пример – Вероника Степанова, на чей канал подписаны 2,4 млн человек. «Здесь вы найдете профессионально аналитичные, откровенные и глубокие видео на самые различные темы: атопсихология, неврозы, конфликты, секс и многое другое!» – обещает автор канала.
При этом пользователю сложно разобраться в квалификации таких специалистов и тем более как-то проверить данные. Разговоры о том, кого в принципе правомерно называть психологами, с новой силой разгорелись осенью 2022-го, когда стало известно о подготовке профильного законопроекта. В начале октября в интернете появился вариант текста, вызвавший бурную критику в профсообществе.
Психологам закон не писан
Как ни удивительно, но в России до сих пор нет федерального закона о психологической помощи, хотя он и обсуждается без малого три десятка лет. Попытки регламентировать такую деятельность предпринимали давно. Впервые проект рассматривали еще в Верховном совете. Но тогда процесс остановили: прежде необходимо было отрегулировать психиатрическую деятельность.
В1992 году был принят закон «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании». В 2009-м появился закон города Москвы «О психологической помощи населению». Последнюю попытку внести федеральный законопроект предприняли в 2014 году.
В пояснительной записке говорилось о единых стандартах и образовательном цензе. Специалистом предлагали называть только человека с высшим психологическим образованием, прошедшего супервизию (работа с более опытным коллегой) или стажировку, сдавшего квалификационный экзамен и являющегося членом саморегулируемой организации психологов. Но из-за разногласий между привлеченными к обсуждению проекта участниками финальную версию документа согласовать не удалось.
В 2022-м интерес к теме снова ожил. В середине сентября правительство утвердило профстандарт «Психолог-консультант» (вступит в силу 1 марта 2023-го). Там говорится про специалиста с высшим образованием либо прошедшего переподготовку. А в конце сентября состоялось заседание экспертного совета комитета Госдумы по вопросам семьи, женщин и детей, посвященное подготовке нового законопроекта.
Оно началось с выступления заместителя председателя ГД Анны Кузнецовой, которая рассказала о том, что в общественных приемных партии «Единая Россия» работают с семьями мобилизованных и видят, что запрос на оказание психологической помощи огромен. Выбор вроде бы большой – на 36% выросло число психологических служб, отметила Кузнецова, но их качество под вопросом.
Депутат, вероятно, имела в виду исследование аналитиков компании 2GIS и онлайн-сервиса психологической помощи YouTalk, согласно которому, с января 2020-го по январь 2022 года количество организаций, оказывающих услуги психологической помощи, в российских городах-миллионниках выросло на 36%. Число профильных организаций в Москве увеличилось на 62%, в Екатеринбурге – на 42%, в Казани и Нижнем Новгороде – на 41%, в Санкт-Петербурге – на 39%.
«Мне кажется, нашему профессиональному сообществу необходимо набраться смелости и определить образовательный ценз для психолога, – говорила директор Центра экстренной психологической помощи МЧС, кандидат психологических наук Юлия Шойгу. – Потому что даже переподготовка в 750 часов, даже хорошая очная переподготовка, к сожалению, не решает основной задачи. Мы должны понять: психолог – человек, который знает основы физиологии, нейробиологии, понимает, как устроена психика, изучает понятийный аппарат, а уже потом учится оказывать помощь». При этом она отметила, что не собирается искоренять коучей и других «смежников».
Однако из-за устоявшегося серого рынка психологических услуг необходимо именно государственное регулирование, соглашались участники заседания. Помимо определения объекта и субъекта помощи, а также регулирования этой деятельности нужно сформулировать понятие «психологическая тайна», обращал внимание декан факультета психологии МГУ им. Ломоносова, профессор Юрий Зинченко: «Иногда возникают вопросы, связанные с административной ответственностью, иногда с уголовной. Права и обязанности психологов в определенном объеме необходимо прописать».
В профсообществе психологов предпочли бы защитить работу с клиентом, как тайну исповеди у священнослужителей Михаил Воскресенский/РИА Новости
Ценз и цензура
В начале октября «Психологическая газета» сообщила, что комитет Госдумы по делам семьи, женщин и детей направил профессиональному сообществу уже готовый текст законопроекта, и опубликовала этот вариант, подняв волну негодования.
В первую очередь многих практикующих психологов возмутил образовательный ценз, прописанный в документе. Часть из них пришли в профессию после переподготовки на основе высшего образования, не связанного с психологией, и новые требования могут привести к оттоку этих специалистов.
Второй сильно настороживший момент – положение о необходимости сообщать информацию о клиентах различным органам, в том числе Федеральной службе исполнения наказаний (ФСИН). Из опубликованного варианта выходило, что проект, по сути, уравнивает психологическую тайну с медицинской и позволяет открывать ее «по запросу органов дознания и следствия» без решения суда. В профсообществе предпочли бы защитить работу с клиентом, как тайну исповеди у священнослужителей, которая охраняется законом «О свободе совести и о религиозных объединениях».
Впрочем, то, что обсуждается в публичном пространстве, – пока лишь варианты проекта. Юрий Зинченко упоминал, что существует пять версий документа. Комитет Государственной думы по делам семьи, женщин и детей собирался внести в Госдуму итоговый вариант до конца осенней сессии. Однако, судя по всему, работа застопорилась. Руководитель комитета Нина Останина на вопросы «Профиля» не ответила.
Член экспертной группы по разработке законопроекта, декан факультета психологии СПбГУ, профессор Алла Шаболтас отмечает, что до декабря точно не было никакого финального документа. «Осенью, когда разгорелись острые дискуссии, мы были немного обескуражены, – рассказывает Шаболтас. – Неясно, откуда взялся текст, опубликованный в СМИ. На мой взгляд, это была сознательно организованная кампания против законодательного урегулирования».
По мнению профессора, в скандале были заинтересованы как раз те, кто работает без профессионального высшего образования. Сейчас действительно любой может назвать себя психологом и продавать через соцсети курсы или марафоны. И это нездоровая ситуация, подчеркивает Шаболтас: «Образовательный уровень важен. И важно определить, какие виды деятельности являются профессиональными. Обращаясь к специалисту, клиент имеет право знать, где тот учился и работал. Дело не в том, чтобы запретить условных экстрасенсов. Речь о статусе профессионального психолога. Закон поможет хотя бы в том, что шарлатаны не будут так открыто вводить в заблуждение аудиторию».
Психологическое образование похоже на медицинское по своей модели, обращает внимание Алла Шаболтас. Вопреки распространенному мнению, что в вузах сидят только теоретики, больше половины преподавателей – практики. При этом любому психологу необходима супервизия. Без советов старшего товарища или профилактики выгорания, например, нет гарантии, что специалист не несет в работу много личного.
Что касается пункта о необходимости сообщать информацию о клиентах различным органам – он действительно обсуждался, но в иной формулировке. «В ситуации, связанной с угрозой жизни, любого специалиста можно привлечь к расследованию и запросить информацию. И законопроект не предполагал новых ужесточений, – говорит Шаболтас. – Не идет даже речи о том, чтобы раскрывать всю информацию о клиенте».
Она приводит в пример практику, распространенную в США: если психолог слышит, что клиент хочет покончить с собой или убить кого-то, включается система оповещения медицинских или правоохранительных органов. В России по этому поводу пока нет никаких требований.
В любом случае регулирование не должно быть только государственным делом, отмечают специалисты. Нужна смешанная модель, когда порядок наводят и государство, и само профессиональное сообщество. В дополнение к закону должно появиться что-то вроде общественного объединения или коллегии психологов, которые занимались бы в том числе вопросами этики.
Более того, психология и психотерапия настолько сложны и разнообразны и настолько быстро развиваются, что потребуется, возможно, не один, а целый комплекс законодательных актов. В идеале – кодекс законов о психологии. Поэтому обсуждаемый законопроект для профессионального сообщества – лишь первый шаг в урегулировании сферы. Однако не профсообщество составляет текст законопроекта и тем более не оно его принимает в качестве закона. Что именно подготовят профессиональным психологам, для них самих пока загадка.