«Вы будете голодать». Почему мигранты верят, что России без них не прожить?

28-летний Хайриддин Гулямов из Самарканда в разговоре со мной очень эмоционален. Он путает слова, размахивает руками. «Брат, я в такси в Новосибирске работал! Хорошие деньги, в месяц двести тысяч зарабатывал, как падишах жил. И тут закон вышел — э, всем мигрантам в области запретили такси водить!

26-летняя Шахзода Набиева (уроженка Намангана) работала в Ярославле с мужем — упаковывала овощи и фрукты в супермаркете. Месяц назад она с супругом вернулась в Узбекистан, так как их «сократили». «Я не знаю, почему, — недоумевает Шахзода. — Там платили всего 30 тысяч, и премии выдавали, если перевыполняешь план. Что, разве русский на такую работу пойдет? Я по 12 часов в холодном зале стояла за упаковками, чтобы заработать побольше и домой отправить. Другое место не нашла, вернулась, на рынке лепешками торгую». Спрашиваю — хорошо ли ей сейчас в Узбекистане? «Было бы хорошо, мы бы в Россию все не ездили».

«Вы без нас не сможете!» — заявляет мне Рустам Кадыров, экс-работник общепита в Курской области. — «Вы пойдете в киоск с шаурмой на морозе стоять? Нет. И другие не пойдут. Нас заменить некому!». Правда ли России нельзя заменить мигрантов? Приведет ли возвращение гастарбайтеров к напряженности в республиках Средней Азии? Как ко всему относятся сами узбеки и киргизы? В этих вопросах попытался разобраться обозреватель aif.ru.

«Заплатите на 50 % дороже»

Скажу сразу — покинувшие Россию мигранты всерьез уверены, что скоро вернутся обратно. «Это основа любой экономика такой, — с апломбом заявляет мне бывший дворник 42-летний Шухрат Дустонов, трудившийся в Москве восемь лет. — Дешевый работа выгодный». Я спрашиваю Шухрата, сколько он зарабатывал. Оказывается, его труд стоил не так уж и дешево. «Сто пятьдесят — двести тысяч рублей в месяц, — довольно признается он. — Иногда и больше получалось. Там не только заплата. Я жильцам много услуга оказывал. Мебель выбросить, шкаф из магазина собрать, машина от снег почистить». «И вы думаете, у нас других желающих не найдется за 200 тысяч в месяц?». Шухрат возмущается. «Брат, я совсем непьющий. Я знал человека, он белорус. Хороший парень. Но три дня работай, а пять пьет. Его зовут диван выкидывать, а он слово "мама" не говорит. А я водка вообще не принимаю, поэтому ко мне и обращаются».

Уроженец киргизского города Джалал-Абад Бабакул Батырбеков лишился возможности водить такси в Челябинске: по указу властей области это могут делать только граждане РФ. «А кому лучше? — задает он мне вопрос. — Вам разве лучше? У граждан России и так работы полно, у вас в стране нет безработицы. Но вы сами хотите платить за такси 50 % дороже? А в ресторанах, где не будет официантов-киргизов, и в супермаркетах, где не останется кассиров-киргизов, думаете, цены не повысятся?». «Ну, есть разные мнения: кто-то готов платить больше». «Я сомневаюсь! Во всех богатых странах мигранты водят такси».

«Некому пахать за копейки»

Тут Бабакул, конечно, ошибается — скажем, в султанате Оман, одной из нефтяных монархий Персидского залива, где количество гастарбайтеров превышает местное население, мигрантам запрещено работать в такси: эта профессия зарезервирована только для местных жителей. Между тем, политики в Киргизии и Узбекистане не на шутку обеспокоены, что в их республики стало возвращаться множество безработных мужчин и женщин.

«Представьте, что миллионы молодых людей приезжают из России назад, сидят дома, им не на что кормить семьи, — поясняет мне работник аппарата парламента Киргизии. — Это готовый ресурс для новых бунтов, для ячеек исламистов, для революций и демонстраций. Конечно, власти и у нас, и в Узбекистане напряглись — а куда их девать? Экономика здесь в Дубай за неделю не превратится. Нужно куда-то сплавить мигрантов, для которых больше нет рабочих мест в России. Остаются только стройки или дорожные работы, но там адский труд, туда пойдет не так много делающих. Короче, это головная боль. Но если честно, я не очень верю, что Россия обойдется без мигрантов. Кто будет у вас паковать овощи, развозить доставку еды, водить ночью такси за копейки? Да никто».

«Брат, я ночей не сплю»

Это, конечно, сложный вопрос. Но интересно другое. Я неоднократно слышал фразу — «мигранты работают за копейки». Однако, в разговорах называются суммы заработков в 150-200 тысяч рублей (правда, как правило, в крупных городах), и как-то сие не выглядит жалкими грошами. Более того, и в Бишкеке, и в Ташкенте цены в магазинах уже догнали и перегнали московские. Когда я увидел в узбекском столичном супермаркете «Корзинка» черешню по 600 рублей (!) килограмм, мне показалось, что я сошел с ума.

Средняя Азия больше не кажется раем дешевизны, и жить тут непросто — разве что в глубинке. Там цены ниже Ташкента и Бишкека в 3 раза, но и зарплаты не рвут воображение. Рубль за последние годы значительно просел, но Россия для мигрантов из Средней Азии — по-прежнему самое главное направление, и возможность хорошо заработать.

«Мне интересно, что вы будете делать без нас? — напористо говорит мне узбек Бободжон. — Я в Краснодаре убирал кукурузу. Да, зарабатывал сто тысяч в месяц, но это жуткая работа. Где вы найдете столько жителей России, чтобы в жару +40 трудиться? Хлеба не дополучите, кукурузы, риса. Голодать без нас будете!».

Разумеется, Бободжон высказывается на сильных эмоциях, но в Узбекистане и Киргизии уверены на 100 % — решения на ограничение мигрантов в конкретных профессиях временные, их придется отменять: мол, столько россиян в сферу обслуживания наниматься не пожелают. «Шаурму вам никто не приготовит, на автобусе не повезет, пиццу не доставит, пшеницу не уберет, — считает Хайриддин Гулямов. — Ну, или платить тогда придется в 2-3 раза больше. Разве небогатые люди такому порадуются? Переживаю я очень теперь, брат, ночей не сплю».

Будет так, или будет иначе? Я не знаю, у меня нет дара ясновидения. С одной стороны, Оман с подобной ситуацией, где мигрантам разрешено занимать лишь определенные профессии, как-то справляется. С другой — неясно, где Россия возьмет миллионы рабочих рук, необходимые для развития ее экономики, и сколько они ей будут стоить. Полагаю, истина находится где-то посередине.

Скоро мы ее увидим.