«Грешить и каяться». Обнародованы интимные письма Смоктуновского и его жены
«Мужчина становится человеком в максимальной из доступных ему степеней совершенства только тогда, когда в жизнь его войдет женщина, движимая любовью», — говорил Иннокентий Смоктуновский, чей вековой юбилей театральный мир отмечает в этом году.
Война, плен, цинга, развод
Его прадеда сослали из Белоруссии в Сибирь. Деда расстреляли. Отца раскулачили, осудили и выслали. Кешу вместе с братом забрала бездетная сестра отца. А когда брат умер от голода, Кеша пошел воровать еду...
Во время войны он работал в госпитале и статистом в Красноярском театре. Позже попал на фронт. Курская дуга, форсирование Днепра, освобождение Киева. И... плен. Из которого через месяц умудрился сбежать. Дальше — партизанский отряд. Варшава. Берлин. И две самые дорогие в жизни медали — «За отвагу».
Плен ему, конечно, не простили — запретили жить в 39 крупных городах. Он вернулся в Сибирь. Познакомился с Георгием Жженовым. Сменил фамилию Смоктунович на Смоктуновский.
Из-за цинги поехал искать место посытнее. Грозный, Махачкала, Сталинград. Три театра. Первый брак.
Коллегу Римму Быкову Иннокентий отбил у ее мужа. Но долго с ней не прожил, не сумев простить измены.
Можно было подумать, что он невезучий. Что судьба ему мстит, наказывает. Удача улыбнулась в 30. Причем, сначала на личном фронте. И только потом — в карьере.
Без актерского образования, в лыжном костюме и кедах, он решился покорить Москву, не очень веря в успех. Сжалились над провинциалом только в Театре им. Ленинского комсомола. Предложили 7 рублей за выход. А он нашел там гораздо больше. Любовь с большой буквы — Суламифь Кушнир.
Демон-искуситель и ангел-предохранитель
Он был начинающим актером, которому не стеснялись говорить: «Ваше лицо разве можно снимать?» Она трудилась в пошивочном цехе театра. Что у них было общего? Разве что возраст — 30 лет. Когда, казалось бы, должна быть и семья, и дети, и успех в работе.
Все это придет к Смоктуновскому позже. После князя Мышкина и Гамлета его признают гением. На него будут ходить в кино и в театр. Он будет жить искусством, станет отдавать ему всего себя. Отрывая время и любовь от семьи. От любимой Соломки (Шлёмки, Лапошка, девочки моей, лопоухого зайца). У жены актера был десяток милых прозвищ, сам он себя называл и демоном-искусителем, и ангелом-предохранителем, и даже психованным Кешкой...
70 лет назад, в 1955-м, когда начинались их отношения, они часто писали друг другу. Писали между спектаклями, репетициями. Писали, если он был на съемках, а она оставалась дома.
В своих посланиях, полных иронии и любви, Кеша и Соломка делились самым сокровенным. Тем, что никому больше не рассказали бы.
Она: «Кеша... Поздравляю!.. У нас девочка!»
Он: «Более тонконогого любовника еще свет не видывал».
Она: «Проклятый лицемер! Как же ты мне надоел!»
Он: «Нашей Надьке уже 4 месяца. А я знаю ее всего полтора месяца».
К сожалению, первую дочку Наденьку супруги потеряли. Она прожила всего полгода. Но даже когда ее не стало, Суламифь писала мужу не о горе, не о своей душевной боли, о том, что любит своего Кешу, очень ждет его. И сама себя упрекала за то, что думает о нем, а не о потере ребенка.
А потом — снова радость, надежда: «Кешенька, ласточка моя, ты бы знал, как меня мутит. Мне сказали, что будет парень».
А он: «Ну все. Побежал психовать, то есть репетировать».
Она: «Ты единственный и многоликий... Крепко целую своего распсихованного мальчика».
Он: «Вот дал тебе обещание не пить, а 20-го опять напился. Такая моя натура — грешить и каяться. Грешить и каяться».
Она: «А нашла я в тебе себя. И это, пожалуй, самое главное».
Он: «Ты будешь царапать меня и кричать...»
В его успех она верила больше, чем он сам
Очень скоро Суламифь сделала выбор в пользу мужа. Оставив любимую профессию, она посвятила себя дому, любимому, детям. И ее Кеша был счастлив. Радовался, что дома уютно, что всегда есть вкусный обед. «Папа любил, как мама готовит, — рассказывала мне дочь Смоктуновского Мария. — У нее все получалось отменно! И он всегда говорил: «Дружочек, все такое вкусное! Приготовлено с любовью».
Ничего особенно актер и не требовал, он в принципе не понимал, как такая умница и красавица могла выбрать его.
А она готовила обеды и ужины из свежих продуктов — будь то борщ, щи или котлеты. «Мама даже отварную картошку умудрялась делать невероятно вкусной... И внешним видом папы занималась. Если он шел на концерт, подбирала галстук, чтобы гармонировал с рубашкой и костюмом». И в работе поддерживала, веря в его успех больше, чем он сам.
Когда Козинцев предложил Смоктуновскому роль Гамлета, он долго сомневался: осилит ли. А Суламифь сказала: «Соглашайся! У тебя же есть помощник!» — «Кто?» — «Шекспир!»
Он сомневался в том, что творит на сцене и на экране. А смысл жизни видел в том, чтобы сделать счастливыми жену и детей — Филиппа с Машей.
Филиппа уже нет на этом свете. А Мария дала добро на то, чтобы интимная переписка родителей стала достоянием общественности. Они были вместе 39 лет. Следующие 22 года Суламифь Михайловна прожила без любимого Кеши...
«Люблю. Целую. Кеша»
Никогда не публиковавшиеся письма Суламифи и Иннокентия Смоктуновских хранятся в Театральном музее им. Бахрушина. Внимательно прочитав их, театровед и драматург Александра Машукова создала на их основе пьесу «Дорогая моя находка» (так писал о жене Иннокентий Михайлович), а директор музея МХТ Алексей Ващилин поставил на Малой сцене Художественного театра спектакль «Люблю. Целую. Кеша/ Все письма только о любви», использовав не только переписку, но и мемуары актера «Быть», любимую песню Смоктуновского «Летят утки». И цитату актера, ставшую практически афоризмом: «Что такое Смоктуновский? Это во многом моя жена. Любовь моя Суламифь».
Интересное режиссерское решение — и в назначении исполнителей спектакля — Его, многоликого, но единственного, играет молодая звезда МХТ Илья Козырев, а Ее, единственную, но многоликую — сразу четыре актрисы: Ульяна Глушкова, Елизавета Ермакова, Мария Сокольская и Владислава Сухорукова.
Получилось оригинально и свежо. Жаль только, если представление останется одноразовым показом.