«Я знаю, что ты знаешь»: что такое общее знание и как оно помогает нам избежать апокалипсиса
Выражение «общее знание» говорит само за себя: это то, что известно каждому члену того или иного сообщества. При этом каждый знает, что все вокруг обладают тем же знанием. И, конечно, все знают, что про них знают, что они знают, и т. д. Алиса Загрядская рассказывает о том, как общее знание сказалось на отношениях СССР и США в период холодной войны, о том, что такое «кейнсианский конкурс красоты» и как он связан с игрой на фондовом рынке, и о том, почему не всегда стоит полагаться на коллективную осведомленность — особенно если вы стали свидетелем несчастного случая.
Общее знание и игры на доверие
Концепцию общего знания экономисты иллюстрируют, в частности, таким примером. Представим, что у трех барышень, Анны, Бетти и Вероники, которые едут в одном вагоне поезда, лица испачканы паровозной сажей. Каждая видит двух других и смеется, считая, что только подруги чумазые, а она — нет. Проводник сообщает им: «Среди вас есть барышня, у которой нос в саже». Каждой из девушек это и так известно, но после слов проводника знание подтверждено в качестве общего. Тут Анна догадывается, что сама тоже в саже. Иначе Бетти, видя, что Вероника смеется, догадалась бы, что та смеется над ней, потому что, видя чистую Анну и вымазанную Бетти, Вероника считает, что у нее тоже чистое лицо. Тогда Бетти сама перестала бы смеяться, но она не перестает.
Неполная информация игроков о возможностях других участников («почти общее» знание) позволяет существовать разного рода противостояниям. Взаимное знание предполагает, что всем участникам группы известно нечто, но не гарантирует их знания о чужой осведомленности (то есть цепочки «я знаю, что он знает, что я знаю…»). Таким образом, это более узкое понятие: всякое общее знание взаимно, но не всякое взаимное знание является общим.
На неполном общем знании основана дилемма заключенного — проблема теории игр, которая сводится к тому, что игроки с большей вероятностью выбирают предательство, а не кооперацию.
Каждый из преступников, которые находятся в разных комнатах, получает предложение о сделке: свидетельствовать против другого, чтобы выйти на свободу (второго в этом случае посадят на десять лет). Если оба будут молчать, то получат по полгода тюрьмы каждый. Если взаимно обвинят друг друга — по два года каждый. Наиболее безопасный вариант для преступников, если рассматривать их как команду, — хранить молчание и получить минимальные сроки. Однако чаще всего игроки приходят к выводу, что вне зависимости от того, молчит ли другая сторона или свидетельствует против них, им выгоднее будет свидетельствовать.
Схожие дилеммы встречаются в экономических задачах и играх на доверие, то есть в ситуациях, в которых личный выигрыш противопоставляется кооперативному. Пример интерактивной симуляции такого взаимодействия — игра инди-разработчика Ника Кейса The Evolution of Trust, которая доступна на русском языке.
Нарисованные человечки кладут монетки в машину, удваивающую их количество. Если сжульничать и монетку не кинуть, получишь три монетки за счет обманутого партнера. Но тот сделает выводы.
Игра дает возможность оценить разные стратегии: простак или эгоист. Это вполне логично, ведь никакая теория игр не будет работать без понимания ценностей персонажей. Например, попадись вам в качестве партнера в дилемме заключенного убежденный последователь этики Канта, вы бы знали, что вас заложат, чтобы следовать норме.
Холодная война и фондовый рынок
Примерно по такому же принципу устроены отношения ядерных сверхдержав. Каждая из обладающих ядерным чемоданчиком сторон может пустить его в ход, но не делает этого, поскольку тогда таким же образом поступит другая. И в таком случае на постапокалиптических пустошах окажутся все.
Актуальная суть ядерной доктрины России — не совершать превентивного удара, но ответить агрессору, если удар нанесет он (именно в этом случае мы, по мнению Владимира Путина, «как мученики попадем в рай»).
Концепция холодной войны и стратегия ядерного сдерживания связана с играми вокруг общего знания. Правда, и тут встает вопрос ценностей: можно только надеяться, что ядерное вооружение не окажется в руках тех, кто уверен, что попадет в рай, даже проводя политику наступательной войны.
С одной стороны, игрок, не желающий сакрального суицида, не будет хотеть ядерного конфликта, с другой — он будет стремиться добиться от противника максимальных уступок. В такой ситуации единственной твердой валютой становятся информация и умение держать лицо. Ученый Томас Шеллинг в книге «Стратегия конфликта» приводил слова Хрущева, сказанные американскому послу в связи с конфликтом вокруг Западного Берлина: «Если вы хотите войны, вы ее получите — но это будет ваша война. Наши ракеты полетят автоматически». Так советская сторона получала преимущество, показывая невозможность отступить. Было выгодно, чтобы американцы знали, что ракеты полетят автоматически. В то же время американцам выгодно было бы делать вид, что они об этом не знают. А советской стороне — давать понять, что они видят, что им пускают пыль в глаза.
С помощью этого примера Шеллинг показывал, что осведомленность — важнейшая валюта в стратегических противостояниях.
Еще один военный пример — работа двойного агента. Работая на сторону А в стане стороны Б, агент может раскрыть себя. В этом случае для стороны Б лучший вариант — не расправляться с агентом, а позволить ему дальше работать на себя, чтобы поставлять стороне А ложные сведения. Агент же, если он не перевербован по-настоящему, сообщит стороне А, что раскрыт и его сведения ложные. И та, в свою очередь, сможет использовать это против стороны Б, притворяясь, что верит. Играть таким образом можно очень долго — на сколько хватит стратегического аппарата сторон. Широко распространена (но не доказана и опровергается документами) версия о том, что Уинстон Черчилль допустил бомбежку британского Ковентри. Это якобы было сделано, чтобы не дать немцам понять, что шифр машины «Энигма», передававшей сообщения о налетах, был взломан (это удалось математику Алану Тьюрингу). Так или иначе, в войнах не редки ситуации, когда приходится идти на жертвы, чтобы не раскрыть источник информации.
Влияние общего знания на принятие решений иллюстрирует понятие «кейнсианский конкурс красоты». Его разработал английский экономист Джон Кейнс. Рассуждая о том, как работают инвестиции на рынке, он приводит следующий пример. Газета (дело было в 1930-х годах) предлагает читателям оценить внешность девушек и угадать, какая победит в конкурсе красоты. Угадавший получит приз. Самым простым интуитивным решением было бы положиться на собственный вкус. Однако более искушенный читатель задумается о том, какие лица покажутся привлекательным большинству. Еще более искушенный — подключит следующий уровень метамышления, предположив, что большинство имеет некое мнение о том, что думает большинство. Возможны и другие этажи этой конструкции, на каждом из которых происходит попытка предсказать финальный результат.
Сходным образом устроен рынок ценных бумаг.
Работа пресловутой «невидимой руки рынка» основана на сложной конструкции из взаимных ожиданий и опасений конкурентов, каждый из которых делает прогнозы.
Задача игроков на бирже — не просто понять, куда перетекут деньги, а определить, что другие будут думать о направлении рынка. Технический анализ позволяет выявлять закономерности на основе предыдущих колебаний, однако любые новые вводные могут изменить направление движения цен. По степени непредсказуемости обвалы рынка сравнивают с землетрясениями: аналитики до сих пор не могут определить, что именно было причиной биржевого краха 1929 года.
Неудивительно, что общее знание стало темой множества логических задач и схоластических упражнений. В логике задачи, основанные на том, что кто-то что-то знает, называются эпистемическими. Также интерес представляет то, сколько метауровней общего знания вообще можно удерживать в голове. Большинству удается дойти примерно до четвертого, но в теории цепочка может уходить в бесконечность.
Этот сюжет обыгрывается в четвертом сезоне мультсериала «Рик и Морти»: ученый Рик спорит с роботом, которого создал для планирования ограблений, и каждый из них пытается убедить другого, что тот всё время находился внутри его плана.
В результате перебрасывание фразой «это я заставил тебя верить в это» длится два часа.
Опасности и бонусы «почти общего знания»
Общее знание нельзя назвать ни «плохим», ни «хорошим» явлением: этот феномен просто существует в социуме. Но обладая неполной информацией, можно стать заложником обстоятельств или пойти им наперекор, победить в игре или проиграть.
Пассивность коллектива
С точки зрения массовой психологии и общего знания любой устоявшийся порядок ассоциируется с молчаливой волей большинства. Даже если на деле «большинство» — это виртуальная категория и каждый индивид думает, что ситуация нравится всем, хотя фактически — почти никому. Неполнота общего знания создает парадоксальную ситуацию. Пока все участники игры притворяются, что видят «новое платье короля», полагая, что его видят другие, король будет вести себя так, словно он не голый.
Такое происходит, например, когда в помещении холодно, но каждый мерзнет и терпит, предполагая, что другим более комфортно, чем ему.
Кинокомпании знают, что сиквелы и ремейки классических франшиз хорошо продаются, и поэтому производят их по проверенным схемам. Многие ругают очередные слабые ребуты и расстраиваются из-за кризиса идей, но в то же время полагают, что «людям сейчас такое нравится». Американский экономист Мансур Олсон приводит пример, связанный с непопулярным политическим режимом: когда каждый думает, что сограждан всё устраивает, протестный потенциал общества очень низок.
Трагедия семи нянек и одноглазого дитя
В некоторых случаях неверно понятая групповая ответственность может приводить к трагедиям. Чем больше людей может прийти на помощь, тем меньше вероятность, что помощь действительно будет оказана. Поэтому если в толпе у вас случится приступ, шансы на поддержку меньше, чем если бы это произошло в компании всего пары людей. Этот психологический эффект называют «эффектом свидетеля», или «синдромом Дженовезе» — в честь одной из самых известных жертв равнодушия свидетелей.
Желание помочь зависит не только от того, сколько людей вокруг, но и от того, каким знанием о чужом знании они обладают. Считая, что только мы видим, что кому-то плохо, мы склонны прийти на помощь. Однако если рядом есть другие люди, насчет которых мы уверены, что они видят, что происходит (а значит, обязательно что-то предпримут), мы скорее будем полагаться на них и бездействовать. Но если нам известно об «эффекте свидетеля», у нас есть знание третьего порядка, и тогда мы поможем. Но что если другие люди тоже знают об «эффекте свидетеля» и тоже бросятся помогать — тогда, может быть, мы помогать не должны?.. Продолжать такие рассуждения можно очень долго, но когда кому-то нужна помощь, лучше всё-таки перебдеть, чем недобдеть.
Шантаж и блеф
Концепция шантажа знакома всем с раннего детства. Например, мама говорит ребенку, что если он не станет есть брокколи, то она не разрешит ему смотреть мультики. Недальновидный ребенок пойдет на сделку и будет давиться нелюбимыми овощами.
Однако на шантаж можно ответить тем же оружием, ведь другая сторона не уверена в реакции. Ребенок похитрее предположит, что мама всё равно не лишит его телевизора, иначе ей придется чем-то его занять на это время. А значит, можно наотрез отказаться от брокколи, делая вид, что последствия не важны, и всё равно посмотреть мультики. А чтобы получить еще и конфеты — шантажировать родителей слезами.
Разного рода блеф далеко не всегда негативное явление.
Интрига, стратегическое мышление, умение скрыть от соперника истинные намерения и держать «покерфейс» — на этом основан не только покер, но и все логические игры от шахмат до «Мафии». Умение переиграть соперника — важнейший стратегический талант и упражнение для ума.
Флирт
Суть флирта в намеках: обе стороны романтически и сексуально заинтересованы друг в друге, но не демонстрируют своих чувств откровенно. Такая куртуазная игра предполагает балансирование между двумя оппозициями: «мы оба этого хотим и знаем об этом» и «я ничего такого не имел(а) в виду». Если вдруг окажется, что один человек действительно не флиртовал, получится, что поведение второго изначально было навязчивым и неуместным. Впрочем, любую игру делает волнующей возможность проигрыша и неуверенность в результате.
Понятие общего знания приобретает большую значимость в контексте споров об этике отношений.
Есть вероятность, что многие истории о харассменте связаны как раз со сбоями в работе общего знания.
Например, парень приглашает девушку к себе послушать пластинки, имея в виду «заняться сексом». Он знает, что она тоже это знает, а также — что она знает, что он знает, что она знает. А вот если она думает, что речь действительно идет о пластинках, возможны дурные последствия — от неловкого момента до написания постов с хештегом #MeToo.
Такт
Еще один не формализуемый, но всё равно ощущаемый (или не ощущаемый) участниками коммуникации сюжет связан с тактом. В примере с чумазыми девушками слова проводника делают очевидным то, что все и так знают, то есть формируют общее знание. Ребенок, который кричит «а король-то голый» делает то же самое. Пока ничего не озвучено публично, участники могут делать вид, что они не замечают чужой чумазости или наготы.
В английском языке для обозначения очевидных, но замалчиваемых проблем используется идиома elephant in the room — своего рода аналог «веревки в доме повешенного», о которой, как известно, говорить не принято. Иногда мы сознательно не пропускаем в область общего знания информацию о чьих-то промахах или какие-то травмирующие детали.
Что будет более гуманным и честным, озвучить или молчать, в каждой ситуации нужно решать самостоятельно. Единственного верного ответа тут нет, как и всегда, когда речь идет об этикетных моментах.
Понимая принципы, по которым работает механизм коллективной осведомленности, из них можно извлечь пользу — или уберечься от ошибки.