Страх ковида идёт от незнания: о болезни надо больше открыто говорить
ПАНДЕМИЯ КОРОНАРИРУСА НАБИРАЕТ ОБОРОТЫ, И СИСТЕМА ЗДРАВООХРАНЕНИЯ ПРИМОРЬЯ ВНОВЬ РАБОТАЕТ С ЗАПРЕДЕЛЬНОЙ НАГРУЗКОЙ. ПАЦИЕНТАМ С COVID-19 ЧАСТО ОКАЗЫВАЕТСЯ НУЖНА НЕ ТОЛЬКО СПЕЦИФИЧЕСКАЯ ПРОТИВОВИРУСНАЯ ТЕРАПИЯ, НО И ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ПОМОЩЬ. В ИЗОЛЯЦИИ СТРАХИ наносят подчас больше вреда, чем сам вирус.
Страна вновь, как и год назад уходит в режим жёсткой самоизоляции. В прошлом году, создав систему обсерваторов, в которых помещали на карантин люди, имевших контакт с инфицированными или прилетевшие из неблагополучных по эпидемиологическим показателям стран россиян, мы столкнулись с неожиданной проблемой. Оказывается, у россиян всё не очень хорошо с самодисциплиной и сознательностью.
О том, как осознать проблему и сохранить здравый рассказывает заведующая Центром психотерапии и медико-социальной помощи Владивостокского клинико-диагностического центра, ныне Владивостокской поликлиники №3 Лариса ДРОБОТ, которая одной из первых начала работать психологом в коронавирусных обсерваторах.
- Лариса Александровна, коронавирусные ограничения никто не соблюдает, люди с подтверждённым ковидом подолжают, скрывая диагноз, ходить на работу, а в обсерваторах и вовсе устраивали бунты. Почему то происходит?
- Да, такое происходит по всей стране. Это связано с тем, что люди не совсем понимают, что происходит, в какой ситуации они находятся и не совсем адекватно себя ведут. Здесь речь как раз о внутренней дисциплине и понимании того, что от них зависит не только их собственная безопасность, но и безопасность общества.
- То есть это чистой воды эгоизм?
- Не совсем. Я бы сказала, что это комплекс причин, и одна из них – то, что мы столкнулись с ситуацией, которой раньше не было, поэтому не было алгоритма: как работать с коронавирусными больными, как организовать ковидные госпитал и обсерваторы, как работать с обсервантами, как правильно их информировать и т.д.
Психологи решают именно такие задачи, которые связаны с психоэмоциональным состоянием человека, работают, в том числе, с неврозами. Это состояние, когда человек испытывает состояние страха, подавленности, уязвимости. Да, психологи могут снизить высокую степень напряженности, но делать это надо корректной информацией, разговаривать с людями.
- С началом эпидемии Вам было страшно?
- Скорее нет, чем да. Дело в том, что медики знают, что такое эпидобстановка и меры безопасности. В то же время риски заразиться существуют везде: и в ковидном госпитале, и в обсерваторе, и в любом общественном месте. Более того, в ковидном госпитале риск заразиться существенно меньше, чем в общественных местах именно потому, что там приняты все меры безопасности. Мы также были полностью экипированы в костюмы химзащиты, как и работники ковидного госпиталя.
- Когда организовывали обсерваторы, туда помещали на карантин здоровых людей. Как вы им объясняли, что нужно терпеть все тяготы изоляции? Это сейчас, когда пожилых людей снова отправляют на жёсткую самоизоляцию, пусть и домашнюю, опять актуально.
- Давайте вспомним ситуацию полуторагодовой давности. Первыми обсервантами во Владивостоке стали пассажиры из Таиланда и Японии. Первые чувства у всех - растерянность, недовольство, возбуждение, сопротивление. Но когда человек получает конкретные ответы на свои вопросы: «Почему я здесь? Сколько времени это продлится? Зачем нужны эти анализы? Что со мной будет дальше?» и т.п., градус напряженности существенно снижается. В процессе этих разговоров большинство обсервантов приходило к мысли об ответственности по отношению к окружающим, к осознанию – зачем и почему они здесь. Негативные эмоции сменялись состоянием раздумья, готовностью к конструктивному разговору, что, собственно, и было необходимо для нормального существования в условиях обсервации.
- Как люди проявляли себя в ситуации принудительной изоляции?
- Ещё одна история из обсерватора. Понятное дело, что все себя по-разному, в зависимости от человека. Например, была дама из Подмосковья в возрасте 72 лет, причем она во Владивосток не прилетела, а ее сняли с поезда. Она категорически не давала измерить температуру, кричала, размахивала руками. Но, как известно, именно температура является одним из показателей заболевания, по которому принимается решение: отправлять человека в ковидный госпиталь или оставлять в обсерваторе до истечения двух недель. Когда я к ней подошла, она сначала стала со мной разговаривать, рассказала о происках дьявола, а потом стала открещиваться от меня с криками: «Анафема!». Мы оставили ее в покое, врачи потихоньку ухитрялись измерять температуру, а когда вышел срок, ее забрал батюшка нашей Епархии.
Были другие обсерванты – очень своеобразные, которые доставляли много хлопот персоналу и также врачам. Кто-то сбегал по простыням в поисках спиртного или, например, одна девушка постоянно на все жаловалась: то у нее болит живот, то она потеряла телефон, то что-то еще у нее со здоровьем. Мы стали с ней работать, как вдруг буквально на следующий день все ее проблемы решились. Мы не понимали в чем дело, пока врач не увидела ее с мужчиной. То есть девушка решила свою главную проблему – одиночество, и остальные все просто исчезли.
- Что Вы для себя почерпнули в этом опыте?
- Выработку дополнительного отстраненного наблюдения за другими людьми, за собой. Внутреннюю самоорганизацию, внутреннюю дисциплину, понимание того, что мир может измениться буквально завтра. Коронавирус практически в один момент изменил жизнь во всем мире. Мы реально живем в очень удивительное время! Наше состояние этой «раскайфованности», где человек – царь природы, теперь абсолютно изменилось, произошел такой глобальный слом и, к счастью, Россия сейчас мягко выходит из этого кризиса, а могло быть гораздо хуже. Поэтому, я считаю, нам повезло и у нас сейчас есть возможность оглядеться и пересмотреть свое восприятие мира и свою жизнь.