Радоница (рассказ)
На сельском кладбище по случаю Радоницы было людно. День выдался солнечный, ясный и по-весеннему свежий. По тропинкам меж могильных оград за отцом Анастасием, не торопясь, ходили местные прихожанки, ожидая своей очереди на литию.
Батюшка в сером подряснике со стороны напоминал большую величавую птицу, не иначе как мать-гусыню, проплывающую с выводком по узким прогалам тихой реки, плотно затянутой кувшинками.
За долгие годы службы старый священник многих знал из «зде лежащих» лично, он же большинство из них и отпевал. Поэтому маршрут его передвижения не всегда поддавался логике. Отец мог неожиданно вспомнить, что давно не навещал Клавдию Ивановну, просфорницу, почившую лет десять назад как раз на светлой седмице и ринуться через все кладбище наискосок, а мог степенно и поочередно обходить каждую могилку подряд, богато дымя кадилом.
Помимо приходских на кладбище в непривычном для здешних покойных мест темпе суетились прочие сельчане и даже часть приезжих из города. Роман Тимофеевич Гуткин, местный токарь, красил по случаю святого дня оградку у сдвоенной могилки своих родителей.
Работа его уже подходила к концу, он завершал прокрашивать последние витки калитки, предвкушая запланированный отдых. В сумке томилась припасенная чекушка водки, и на закуску соленый огурчик и пасхальное освященное крашеное луковой шелухой яйцо.
Завершив работы, Гуткин встал, распрямил спину, вытер руки и принялся сервировать маленький могильный столик. На газетке, играющей роль скатерти, появился граненый стакан, ноль двадцать пять водки и небогатое угощение. Почистив яйцо и развернув пакетик с огурчиком так, чтоб было удобнее закусить, Роман Тимофеевич, не торопясь открыл бутылку и медленно налил ее содержимое в граненую посуду. Получилось аккуратно под край стакана. После немного помолчал, для порядка, поднял стакан и… замер — напротив него через два могильных ряда стоял отец Анастасий и внимательно смотрел в его лицо.
Гуткину стало неловко, он откашлялся, поставил стакан обратно на газетку и легким поклоном головы поздоровался со стариком. Батюшка кивнул в ответ, а после, закинув в кадило порцию ладана, выдал протяжный возглас на начало литии.
Токарь стоял и неподвижно смотрел на происходящее, ветерок шевелил газету и легонько шуршал пакетиком, водка, яичко и огурчик бесшумно дожидались своей участи. Батюшка пел, высоко и стройно подпевали пришедшие за ним прихожанки, кадило фактурно лязгало и позвякивало цепью. Так продлилось до конца короткой заупокойной службы, но священник не уходил, он перешел на соседнюю могилу и снова произнес возглас «Благословен Бог наш...»
Тем временем чувство неловкости стало отпускать Гуткина, да и отец Анастасий, отвлеченный молитвой, на него уже и не смотрел. Решив завершить начатое, он, стараясь не привлекать внимание, медленно потянулся к стакану, поднял его и тут услышал имена, которые батюшка нарочито громче обычного произнес на ектенье «..приснопамятных Ти-и-мо-офе-ее-я и И-ирии-ны», это были имена его родителей, он снова посмотрел на старика, тот еле заметно отрицательно покачал головой. Роман Тимофеевич вернул стакан на место.
Священник закончил еще одну литию и оправился в сторону могилок со свежевыкрашенной оградкой.
— Ну что, Роман, давай помолимся и помянем как положено Тимофея Ивановича и Ирину Степановну — сказал батюшка, всыпав на угли в кадило очередную порцию ладана.
Роман Тимофеевич не возражал. Мама его была верующей, часто посещала храм, а когда Тимофей Иванович заболел, отец Анастасий причащал его не раз на дому и после по долгу с ним беседовал.
Закончив литию, священник пошарил в кармане подрясника и, выудив крашеное пасхальное яйцо, вручил его Роману.
— Христос Воскресе! — улыбаясь произнес батюшка.
— Воистину Воскресе! — отозвался Гуткин, после, указав на стол в качестве ответной любезности, добавил — а вы… вот угощайтесь!
— Эх, уже почищенное, руки то грязные, весь день по кладбищу бегаю, но хорошо, что ты все заранее предусмотрел — батюшка повесил кадило на завитушку у столика, взял стакан с водкой и вручил его Роману Тимофеевичу — ну-ка полей-ка мне на руки — сказал старик, подставив ладони. Роман послушно подчинился.
После батюшка с аппетитом съел предложенное угощение, поблагодарил за гостеприимство и, уходя, поклонившись в сторону могил, произнес:
— Христос Воскресе, Тимофей Иванович и Ирина Степановна!
— Христос Воскресе, папа и мама — повторил за ним Гуткин.
— Ну вот — Улыбаясь подытожил старик — Так-то оно правильно будет.
— Спасибо, батюшка, я все понял — Виновато отозвался токарь и тоже улыбнулся в ответ.
На том и распрощались, Роман Тимофеевич собрался и, не торопясь, отправился домой, а старый священник еще до глубокого вечера служил литии на могилках, разделяя радость о Воскресшем Господе с близкими и по-настоящему родными во Христе ему людьми.