Евгений Суровецкий: Обыкновенная жизнь в необыкновенном веке. Продолжение
Рубрика «Люди нашего города»
Старожил г. Якутска, ветеран физкультурного и профсоюзного движения Якутиии Е.К. Суровецкий
Музей истории города Якутска при поддержке Sakhalife.ru и любезном согласии Ульяны Аскольдовны Суровецкой продолжает публикацию рукописи уроженца г. Якутска Е.К. Суровецкого. Евгений Кузьмич жил в XX веке, необыкновенном, бурном, он стал свидетелем и участником эпохальных изменений в Якутске и в стране в целом: разрушался старый мир и строился новый. Суровецкий писал впоследствии, в глубоко почтенном возрасте: «Уж слишком необычны были эти события, как сказка, как фантастика в нынешнем видении». Е.К. Суровецкий (1913-2000) — почетный гражданин города Якутск, один из организаторов профсоюзного и физкультурного движения в Якутии, первый председатель Совета клуба старожилов г. Якутска, возглавлял Якутский республиканский совет ветеранов спорта, заслуженный работник народного хозяйства ЯАССР, кавалер ордена «Знак Почета». С этой публикации воспоминания Е.К. Суровецкого отражает тему Великой Отечественной войны, работая председателем Абыйского районного комитета физкультуры и спорта ведя работу с военнообязанными.
Предыдущую публикацию читайте: https://sakhalife.ru/evgenij-suroveczkij-obyknovennaya-zhizn-v-neobyknovennom-veke-prodolzhenie-20/
В середине 1942 года райком ВКП(б) решил взять меня в аппарат на должность заведующего военным делом райкома. Представили мою кандидатуру в обком ВКП(б), но там не утвердили, потому что я был еще лишь кандидатом в члены ВКП(б), а в аппарате райкома могли работать только члены партии. Первый секретарь райкома А. Румянцев пытался настаивать на утверждении, но это не прошло. Когда в сентябре 1942 года подошел годичный срок моего пребывания в Дружине, я стал членом ВКП(б) и райком вновь представил меня в обком партии. В этот раз меня утвердили без всяких замечаний с 1 января 1943 г. я из райкома физкультуры перешел на работу в райком ВКП(б) на должность заведующего военным делом. Мне выделили отдельный кабинет, вручили специальный радиоприемник военного образца, который находился у меня под замком. Дело в том, что с началом войны было запрещено иметь радиоприемники у населения и в учреждениях, предприятиях, поэтому у всех они были изъяты.
Члены пленума Абыйского райкома ВКП(б), избранного 15 июня 1944 г. Меня избрали членом пленума райкома и кандидатом в члены бюро райкома ВКП(б).
Я сижу слева с краю, в середине четвертый слева первый секретарь райкома Петров, крайний справа Колмогоров, начальник РО НКВД. Сзади высокий русский – Андриенко, начальник районного отделения связи. (аннотация Е.К. Суровецкого).
Во всем районе только я имел разрешение на пользование радиоприемником как заведующий военным отделом райкома. Он оказался очень полезным. Газеты из Якутска к нам доходили через, в лучшем случае, два-три месяца, радиопередачи из районного узла связи давали скудные сообщения, да и громкоговорители были только у немногих жителей. А я каждый день слушал передачи по радиоприемники даже записывал дословно сводки Совинформбюро о военных действиях, различные сообщения о международных и внутрисоюзных событиях. Ежедневно, в определенное время, Хабаровское радио четко и медленно диктовало эти сообщения для областных и районных газет окружающих территорий. И я систематически записывал эти сообщения, отбирая наиболее интересное. Поэтому у меня в руках постоянно были самые свежие информации и отсюда все мои лекции, беседы, выступления всегда вызывали большой интерес у населения, жадно следившего за событиями на фронтах Великой Отечественной войны, за международными событиями. Была у меня в кабинете и пишущая машинка и я иногда, в неделю раз, печатал одну заложку в 5-6 экземпляров наиболее интересных сообщений, записанных по радиоприемнику, и раздавал их первому секретарю райкома, в отдел пропаганды и некоторым другим лекторам. Лекторским языком я уже тогда овладел неплохо, мог выступить горячо и ярко и это тоже привлекало слушателей на мои лекции. Иногда, правда, бывали и промахи. Например, однажды, в 1943 году я выступал в клубе с лекцией о положении на фронтах, высказал свои соображения о перспективах развития военных действий, так сказать, попытался предсказать ход некоторых дальнейших событий. Зал был переполнен, лекция закончилась бурными аплодисментами. Но когда народ разошелся, ко мне подошла учительница русского языка и сказала: «Ваша лекция мне очень понравилась, выступили вы замечательно. Но все же не «мОлодежь», а «молодЁжь», то есть, ударение не на первом слоге, а на последнем. Это замечание я запомнил на всю жизнь и старался в дальнейшем не ошибаться в ударениях, так как действительно погрешности языка лектора очень легко замечаются слушателями и снижают качество лекции, неприятно режут ухо грамотного слушателя. Став заведующим военным отделом райкома ВКП(б) я, по существу, сосредоточил всю военную работу в своих руках. В районе не было военкомата, а все служащие, рабочие, колхозники, интеллигенция, работники аппарата районных партийных, советских и других учреждений были военнообязанными и входили в батальон Всевобуча. Поскольку я был командиром этого батальона все они оказались в моем подчинении и постепенно я стал фигурой, с которой приходилось считаться всем без исключения, стал авторитетом для всех в районе, тем более что и грамотностью я тоже отличался. Как член ВКП(б) я подчинялся партийной дисциплине, но вмешиваться в мои уставные функции никому не позволялось. И надо отметить, ни райком ВКП(б), ни райисполком, понимая все значение военной работы, не вмешивались в мои действия непосредственно военной работы, считая это моей компетенцией.
К тому же мой батальон оказывал району огромную помощь во многих делах. Батальон был дисциплинированной организованной силой и когда в районе возникали затруднения с какими-либо государственными или общественными делами, секретари райкома партии обращались ко мне с просьбой помочь. И бойцы, и командиры батальона по моему призыву, тут я не командовал, а призывал, всегда отзывались на эти просьбы и очень эффективно помогали. Так, в 1941 году секретарь Абыйского района ВКП(б) Румянцев попросил меня помочь в достройке здания райкома партии в пос. Дружина, чтобы ускорить переезд райкома из пос. Абый. Я выделил группу бойцов, строительство здания было быстро завершено, райком партии и райисполком переехали в Дружину и центр района был перенесен из Абыя в Дружину. В поселке Дружина не было районного клуба. У речников Дальстроя была установлена большая палатка, в которой на скамьях могло разместиться до 100-200 человек. Там и проводили основные мероприятия и речники, и районные организации. Например, вскоре после моего приезда в этой палатке проходило районное отчетно-выборное собрание. Коммунистов в районе было немного, поэтому проводили не конференцию, а собрание. Отчитывался райком ВКП(б). я уже встал на партучет и присутствовал на партсобрании с совещательным голосом, как кандидат в члены ВКП(б). Меня поразила организация этого собрания. Отчетный доклад первый секретарь райкома партии А. Румянцев делал шесть часов. Это было что-то ужасное, изнуряющее, ем более в таком помещении, как палатка. В углу стояла железная бочка, вертикально, превращенная в печь. На улице стоял мороз. Печь натопили докрасна, от нее несло жаром, в палатке было тепло, но около печи жарко, душно, а в конце палатки прохладно, даже несколько подмерзали. После отчетного доклада прения продолжались целых три дня и только после этого тайным голосованием состоялись выборы нового состава райкома партии. Летом 1942 года у кого-то из нас появилась мысль построить деревянный районный клуб. Собрал я свой батальон, выступил с речью, бойцы и командиры поддержали идею и за лето, к началу ноября 1942 г., клуб был построен. Решением исполкома Абыйского райсовета депутатов трудящихся от 5 ноября 1942 г. было отмечен, что это был лучший подарок к 25-й годовщине Октября, «когда ведется героическая борьба против фашистских захватчиков своим рудовым участием сэкономили большие государственные средства, проявили себя, тем самым, как подлинные патриоты своей Родины». В постановлении объявлялась благодарность мне, как руководителю подразделения Всевобуча, командиру роты И. С. Копылевичу, назначенному мной начальником стройки, бойцу Вербицкому П. А. – назначенному техноруком стройки и большой группе бойцов. Расположенный на узкой гряде сухого берега, окруженный болтами и озерами пос. Дружина испытывал недостаток пастбищ, угодий для заготовки сена. В 1943 году силами батальона прорыли канал из расположенного выше Дружины большого озера в реку Индигирку и спустили воду из озера. Тем самым поселок получил большой участок земли для использования под заготовку кормов. Часто мне приходилось оказывать помощь районной парторганизации и исполкому райсовета в выполнении важных общегосударственных заданий: по подписке на займы, на денежно-вещевые лотереи, помощь фронту вещами, в ряде других мероприятий.
Например, в конце января 1943 года по стране широко развернулась кампания по сбору средств на подарки бойцам фронта к дню Красной Армии. 1 февраля райком партии собрал митинг трудящихся поселка по этому вопросу. Собралось более 180 человек. На митинге я информировал о приветствии Сталина и наших задачах, призвал организовать сбор подарков. Митинг активно поддержал предложение и по району было собрано значительное количество средств на подарки фронтовикам к дню Красной Армии. В другой раз секретарь райкома ВКП(б) обратился ко мне с просьбой помочь через батальон в выполнении плана по подписке на военный заем. Подписка в районе шла трудно, задание срывалось. Я собрал свой батальон, выступил с горячей митинговой речью, призвал помочь фронту своим денежным вкладом через подписку на заем. Речь зажгла людей, после моего выступления образовалась очередь к подписному листу, некоторые подписывались даже на полтора-два оклада, а директор Индигирской конторы Колымторга, молодой, недавно прибывший в район по назначению, подписался даже на три оклада. Отойдя от стола, он почесал себе затылок и смущенно сказал: «А что же я теперь жене скажу?». Наш батальон своей подпиской сразу же обеспечил полное выполнение задания на подписку за весь район. Райком партии и райисполком, кроме того, давали мне и различные поручения. В августе 1943 года райОНО организовало первые курсы военруков школ. Я был, конечно, основным лектором курсов, а решением райисполкома меня утвердили и председателем аттестационной комиссии курсов. Осенью1943 года пришли баржи через морской путь к нам в Дружину с грузами Колымторга для Абыйского района и для Момского района. Надо было срочно выгрузить груз, предназначенный для нашего района, чтобы суда успели до ледостава пройти до Момы. Разгрузка шла плохо. Тогда райисполком принял решение о создании чрезвычайной тройки по разгрузке судов, меня назначили ее председателем. Мы мобилизовали все население поселка, бойцов и командиров батальона, грузы были выгружены досрочно. Сложная, трудная военная пора рождала разные события. Во время войны обнаружились люди, враждебно относившиеся к Советской власти. В республике появились дезертиры, даже бандиты и прямо пытавшиеся противодействовать Советской власти. Оказались они и у нас на Севере.
Так, в начале 1944 г. в Дружину прибыла выездная сессия Верховного Суда ЯАССР. Заседания суда проходили совершенно закрыто, допустили только первого секретаря райкома партии, председателя райисполкома и меня, как заведующего военным отделом райкома. К суду привлекалось восемь человек, доставленных из Алллаиховского района. На суде было оглашено, что в Аллаиховском районе организовалась группа врагов Советской власти под руководством директора совхоза Иванова, русского. Были среди них русские и якуты. Они планировали захватить в райцентре Чокурдахе здание районного отделения НКВД, забрать там оружие, уничтожить все районное руководство, оттуда передвинуться в наш район, уничтожить здешнее руководство, отсюда продвигаться дальше на юго-восток и перейти в Японию. Таково было обвинительное заключение. В Чокурдахе злоумышленников разоблачили и вот состоялся суд. Он приговорил трех из подсудимых к смертной казни, остальных к различным срокам заключения.
Я впервые, да и вообще единственный раз в жизни присутствовал на вынесении смертного приговора. Тяжкое было впечатление. Я видел, как по-разному реагировали осужденные к высшей мере наказание на решение суда. Один из них побледнел, опустил голову, другой махнул рукой и вымученно улыбнулся, до третьего видимо сразу не дошло, растерянно завращал головой. Дня через два после суда я шел по улице, навстречу мне, цепочкой по одному, вели этих осужденных. Среди них один оказался бывшим жителем п. Дружина, якут, совсем мальчишка лет 18-19, который до этого учился в нашей школе, где я преподавал. Он таким жалостным взглядом посмотрел мне в глаза, как своему бывшему учителю, что мне стало очень тяжко. А я не знал; как отвечать на его взгляд. С одной стороны, он мой бывший ученик и был неплохим парнем, культурным и мне было очень жаль его. С другой стороны, его признали врагом народа, осудили, и я, заведующий отделом партийного комитета, не имел права по тем временам протянуть к нему даже слабое сочувствие. Опустил я глаза, как будто бы не узнал его и с тяжким сердцем прошел мимо. Не знаю теперь, после всех разоблачений сталинских репрессий, действительно ли эти люди были врагам народа, а может это тоже было накручено органами НКВД, чтобы показать свою «бдительность». Фронт требовал все новых пополнений. До 1944 года на Крайнем Севере не было точного учета военнообязанных. Райкомом ВКП(Б) и райисполкомом была сформирована военно-учетная комиссия совместно с прибывшими представителями облвоенкомата. В комиссию вошел и я, а также представители от райкома партии и райисполкома, врач, всего нас оказалось десять человек. Комиссии выделили целый караван оленьих упряжек, снарядили всем необходимым, дали каюров. На каждых нартах сзади привязали дополнительный корм для оленей – мороженую рыбу, чиров, сложенных и замороженных в виде клетки в поленнице дров. Оказалось, олени с удовольствием едят такую рыбу. Даже на ходу они грызли рыбу, закрепленную веревками на нартах, идущих перед ними. Мне дали медвежий тулуп, надел валенки, и мы отправились. Путь наш был намечен так, чтобы кольцевым маршрутом объехать все наслега, взять на учет всех, годных к военной службе. Я сейчас не могу точно припомнить наш маршрут и все поселки, которые мы объехали, но помнятся поселки Абый, Олбут, Урасалах, Крест-Майор, колхоз им. Молотова, «Кысамнилах», по моим подсчетам мы проехали больше 500 километров.
Путь был нелегким, главным образом из-за мороза. Лежать на нартах в тулупе было приятно, олени мерно бежали, полозья нарт поскрипывали, убаюкивая. Но валенки для таких поездок сказались неподходящей обувью, ноги в них очень быстро замерзали. Проехав километра три-четыре, я вынужден был соскакивать с нарт и бежать чтобы отогреть ноги, не отморозить их. Пробежав с километра-полтора, я согревался, но в тяжелом тулупе очень уставал, начинал задыхаться, тем более что морозным воздухом дышать было трудно. Совсем запыхавшись, я бросался на нарты и постепенно успокаивался, начинала одолевать дрема. Но через некоторое время опять чувствовал, что ноги отмерзают и я снова вскакивал и бежал. Так я почти все 500 километров не столько ехал, сколько бежал. На Севере корм для скота был скуден витаминами, микроэлементами. И мы часто наблюдали как на фермах крупный рогатый скот грыз землю, кору деревьев. А на одной ферме у нас произошел забавный случай. Мы подъехали к ферме, решили погреться, передохнуть, покушать. Остановили оленей, стали собираться идти в юрту. И вдруг я вижу – по двору галопом бежит, высоко задрав хвост корова, в зубах держит за край холщовый мешок, из мешка летят вещи, разбрасываясь за ней, за коровой бежит в тулупе, размахивая руками с криком секретарь райкома комсомола Свешников, пытаясь пойти поймать корову и отобрать свой мешок. Картина была комичной, тем более что за этой коровой припустились галопом ещё несколько коров, за ними побежали с лаем несколько собак. Было много шуму, смеху. Кое-как отобрали у коровы мешок и с шутками пошли в юрту. Оказалось, что скот, испытывая недостаток витаминов, соли, сжевывает всякие тряпки и надо быть настороже, иначе поплатишься своими вещами. Когда мы на месте сбора военнообязанных данного наслега, об этом заранее известили всех, чтобы собрались в определенных пунктах, мы разворачивали работу комиссии. В служебном помещении нассовета или колхоза комиссия рассаживалась за столами. Военнообязанные раздевались до гола, одни члены комиссии опрашивали каждого, а врачи обследовали и определяли годность к военной службе. Надо было видеть, в каком состоянии были учитываемые, до чего ж они были грязны. В большинстве якутских поселков, а тем более на оленьих кочевках, не было бань, люди не привыкли к купанию. А те немногие бани, которые построили в наслежных или колхозных центрах, почти совершенно не использовались, затапливались только, когда кому-то пришла охота выкупаться, главным образом это были русские и якуты-служащие, уже познавшие необходимость и пользу банного купания. А большинство из тех, кто явился на комиссию из-за грязи были больные чесоткой, бедра исцарапаны часто до крови, покрыты коростами.
Военная комиссия вынуждена была пойти на то, что каждому военнообязанному, особенно больному чесоткой, выписывала обязательное военное предписание еженедельно мыться в бане, а врачи давали указание местным фельдшерам и руководителям колхозов, сельсоветов следить за выполнением этого предписания. В общем работа была проделана большая, четко и представители облвоенкомата выехали в Якутск довольные проделанной работой. Наше подразделение Всевобуча я не распускал почти до самого своего отъезда из Абыйского района в Якутск, то есть, до июля 1944 г. Готовя бойцов мы, правда, не надеялись, что нас отправят на фронт, с Севера тогда не мобилизовали, Север был малолюден, а стране нужны были мягкое золото, пушнина и другие богатства, которые добывались здесь, например, золото. К тому же нам была известна телеграмма, полученная группой жителей Среднеколымска от Сталина в ответ на их просьбу отправить их на фронт. Он поблагодарил их за проявленный патриотизм, но в то же время сообщил, что брать людей из Севера пока нет необходимости, если она появится, то они будут призываться в общем порядке.
Поселок Дружина, Абыйского района. Зима 1943-44 гг. Провожу занятия на реке Индигирке батальона Всеобуча по тактике. (аннотация Е.К. Суровецкого).
Однако, некоторые жители нашего района, выехавшие с Севера по какой-либо причине, были там мобилизованы и отправлены на фронт. Должен сказать, что обучение в нашем батальоне оказалось для них не без пользы. Я получил несколько писем, в которых бывшие наши бойцы сообщали о своем участии в боях и благодарили за военную учебу. Помню, например, письмо бойца по фамилии Кринь. Он писал, что служит в десантных войсках, очень благодарил за хорошую подготовку в батальоне, за ту закалку, которую получил он во время наших занятий и походов, за требовательность к соблюдению дисциплины, уставных обязанностей. Жаль, что я не подумал о том, чтобы сохранить эти письма. Теперь они прибрели бы исторический смысл.
Продолжение следует…
В тексте максимально сохранены стиль и пунктуация автора.
Сообщение Евгений Суровецкий: Обыкновенная жизнь в необыкновенном веке. Продолжение появились сначала на SAKHALIFE.
