В роскошных залах последнего саммита в Давосе можно было уловить странную ноту в разговорах. Не панику, а скорее глухое, сдерживаемое беспокойство. Оно звучало в ответах глав центральных банков на вопросы о будущем и в осторожных формулировках мрачных прогнозов от МВФ. Кажется, те самые люди, которые управляют финансовыми потоками планеты, смотрят на данные за четвертый квартал 2025 года и видят в них не цифры, а предзнаменование. 2026-й не обещает быть годом больших потрясений. Он грозит стать годом большой расплаты за смелые эксперименты прошлого. И банкиры, чья работа — предвидеть риски, явно не в восторге от этой перспективы.Корень их опасений лежит в странной, почти сюрреалистичной раздвоенности текущего момента. С одной стороны, основные экономики демонстрируют техническое избежание рецессии. С другой — их рост настолько вял и асимметричен, что напоминает движение на последних каплях топлива. Агрессивный цикл повышения процентных ставок, запущенный ФРС и ЕЦБ для борьбы с инфляцией, сделал свое дело, но оставил после себя тяжелое наследство. Государственные бюджеты десятков развитых стран, по данным Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), сейчас несут колоссальные расходы на обслуживание долга. Эти расходы съедают ресурсы, которые могли бы пойти на стимулирование. Получается порочный круг: ставки пытаются медленно снижать, чтобы не добить рост, но любое послабление тут же давит на валюту и может разжечь инфляцию снова.Экономист Нуриэль Рубини в своих последних комментариях для Project Syndicate называет эту ситуацию «стагфляционной ловушкой с высоким долгом» — худшим из возможных кошмаров для любого финансиста.Второй кошмар, о котором не говорят громко, но активно готовятся, — это хрупкость самих финансовых рынков. Долгие годы сверхнизких ставок приучили всех к дешевым деньгам. Корпорации набрали долгов, правительства тратили щедро. Теперь эта модель лопается. Банки, вынужденные держать больше ликвидных активов по ужесточенным после прошлых кризисов правилам (Базель III), становятся более осторожными в кредитовании. Это не кризис ликвидности, а кризис дорогих денег. Его последствия — замедление деловой активности и потенциальный рост проблемных долгов — могут проявиться не раньше середины 2026 года. Отчеты Банка международных расчетов (BIS) регулярно указывают на уязвимости на рынке коммерческой недвижимости и в сегменте низкокачественных корпоративных облигаций. Резкого разворота рынка ждут именно из-за этих накопленных дисбалансов, которые больше не могут маскироваться дешевым фондированием.Что же делают те, кто должен предотвратить катастрофу? Они готовятся к мягкой посадке, понимая, что она почти невозможна. Центробанки синхронизируют свои коммуникации, чтобы не вызвать лишней волатильности. Регуляторы усиливают стресс-тестирование банков на сценарии внезапного скачка безработицы или новой волны инфляции. В кулуарах все чаще звучат призывы, подобные тем, что делала бывший глава МВФ Кристин Лагард, к более тесной международной координации. Но в мире, расколотом геополитическими разломами, это становится самой сложной задачей.Страх банкиров перед 2026 годом — это не боязнь конкретного события. Это страх перед долгим, изматывающим периодом, когда любое неверное движение, любое неосторожное слово может стать спусковым крючком для цепной реакции в и без того перенапряженной системе. Они боятся не обвала, а немоты своих инструментов в условиях, когда старые лекарства перестают действовать, а новые еще не изобретены.
