Вадим Космачёв: «Мою скульптуру называли «музыкой в металле»
В Новой Третьяковке — «Дыхание скульптуры» — первый в России масштабный показ работ Вадима Космачёва. Скульптор, почти сорок лет назад эмигрировавший в Европу, давно стал «своим» за границей. Работы мэтра не создавались на злобу дня, творения Космачёва — размышления о будущем. В его объектах соединяются искусство, новейшие технологии и забота об экологии. Произведения «дышат», питаются энергией солнца, взаимодействуют с человеком и окружающей средой. Накануне вернисажа «Культура» встретилась с маэстро.
культура: Как возник интерес к нефигуративной скульптуре?
Космачёв: Увлекся еще в старших классах МСХШ. В эпоху оттепели открылись запасники Третьяковской галереи, где хранились творения художников русского авангарда. Эти авторы учили особому способу мышления: не иллюстрировать, а заниматься пластическим выражением, метафорой.
культура: Ваше знаковое произведение — абстрактная «Конструкта», которая до сих пор стоит в центре Ашхабада. Как ее встретило руководство?
Космачёв: Главный архитектор города Абдулла Ахмедов был хорошо знаком с творчеством Ле Корбюзье, Кензо Танге. Он задумал доминанту — «ключ» между человеком и комплексом зданий Государственной библиотеки. Специально искал скульптора с неиллюстративным мышлением. Выбрал меня, 34-летнего. По тогдашним меркам — мальчишку.
Комбинат оказался плотно занят более именитыми коллегами. Казалось, придется ждать очереди десять лет. Однако Восток — дело тонкое. Абдулла Рамазанович, используя связи, договорился: проект 20-метровой скульптуры утвердили, мне предоставили самое простое оборудование. Однако рабочей силы не дали. Сказали, единственная возможность — привлечь заключенных. Пришлось работать на зоне строгого режима. Мне помогали несколько человек: Коля отбывал 12 лет, Сашка — семь. Прекрасные мастера. Подобных сварщиков не встречал даже в Германии, где впоследствии работал на лучших заводах. Эти ребята не были бандитами, они приехали трудиться на газовых станциях в Каракумах, где песок летом раскаляется до невероятной температуры. Вкалывали по три недели, потом на вертолете отправлялись на недельный отдых — с большими деньгами. А там — надо выпить, разрядиться… Так и попадали за решетку. Им обещали скостить срок за работу над «Конструктой», я хлопотал в Москве, но все напрасно.
Готовая скульптура оказалась встречена в штыки. Группу из Союза архитекторов вызвали в Ашхабад на ковер. Среди них — Феликса Новикова, одного из создателей Дворца пионеров на Ленинских горах, опубликовавшего, кстати, в «Литературной газете» статью в мою защиту. Поставили вопрос — что это за творение. И Феликс Аронович ответил: древо жизни. Потом уже мою работу стали называть «музыкой в металле».
культура: Вы эмигрировали в 1979-м. Насколько трудным оказался этот опыт?
Космачёв: После «Конструкты» задал себе вопрос, смогу ли я дальше делать подобные вещи. В каких условиях придется трудиться? Все-таки работать среди заключенных психологически тяжело. За спиной в пяти метрах висело предупреждение: при пересечении границы охрана открывает огонь без предупреждения. Периодически забывался, меня одергивали за рукав. Когда вернулся в Москву, все покатилось по наклонной, востребованности не было. Пришлось искать выход. Понимал, что эмиграция — огромный риск. Мало шансов добиться успеха — мне 40 лет, придется начинать с чистого листа. Уехали с 400 долларами в кармане. Я, 15-летняя дочка, жена и ее умирающая мама.
В Вене нас приютил Куно Кнобель — продюсер, журналист, интеллектуал, переплывший океан в простой джонке вместе с Тедом Тёрнером, основателем CNN. Кнобель выделил помещение под мастерскую на бывшей текстильной фабрике. Организовал выставку «Энди Уорхол и русские художники», в которой также участвовали моя жена, Елена Конева, и друг юности Миша Рогинский. Уорхол показывал знаменитые «Цветы», я же представил серию «Выездные документы», где отразились тяжелые воспоминания об оформлении виз. Одна газета писала, что рядом с моими вещами творения звезды поп-арта выглядят слишком сладкими.
После этого получил приглашение участвовать в ежегодном фестивале культуры в австрийском Граце. Подготовил восьмиметровую работу — «дерево» с двумя ветровыми турбинами. Постепенно дела стали налаживаться.
Вообще эмиграцию теперь воспринимаю как смену документов. Ведь поле искусства не имеет границ. Уехав из страны, я не покинул русскую культуру, включающую в себя многих оставивших Россию — Набокова, Шагала, Лифаря, Баланчина. Границы, паспортный контроль — однажды все это исчезнет. Люди культуры понимают друг друга с полуслова — я сразу находил общий язык с Куно Кнобелем или Абдуллой Ахмедовым.
культура: Как удалось вписать творчество в заграничный контекст? Одной из успешных стратегий для некоторых стал, например, соц-арт.
Космачёв: В западном искусстве свои направления. Если хотите участвовать, придется конкурировать с местными художниками. Соц-арт — отдельная ниша, не имеющая отношения к западным практикам. Скрытые в нем контексты почти никогда не «считываются» за границей. На мой взгляд, это политическое, а не художественное явление.
Я был неплохо знаком с творчеством западных авторов, знал Александра Колдера, Жана Тэнгли. Поэтому не пришлось чему-то учиться, приспосабливаться. Просто продолжил развивать свои идеи. Конечно, встречал художников, приезжавших в Европу и не понимавших контекста. Время — относительная вещь, западное и русское искусство той поры были словно из разных эпох.
культура: Есть ли у Вас какие-то проекты, связанные с Россией?
Космачёв: В 2007 году мой «Квадрат движения» — динамическую скульптурную композицию — хотели установить в пешеходной зоне на оси Нескучный сад — Москва-Сити — «Красный павильон» Константина Мельникова, который собирались реконструировать. Я мечтал посвятить свое произведение всем представителям русского авангарда, участникам великого ренессанса. К сожалению, проект не был воплощен в жизнь.
Еще одна нереализованная задумка — «Сердце города». Оно должно пульсировать под солнечными лучами, а ночью светиться фиолетовым, зеленым, золотым. Не просто отражать архитектуру и природу, но вступать в контакт со зрителем и окружающей средой. «Просыпаться» от солнца, вести себя словно живой организм.
культура: Как возникла идея подобных скульптур?
Космачёв: Придумал почти случайно, в 1986 году. К тому времени выиграл в Германии три конкурса и знал: чтобы победить, нужно выделиться. Например, изобразить неизображаемое. У меня была идея поставить над небольшими озерами три «облака». При свете солнца из них капала бы вода — с помощью солярных элементов помпа тянула бы влагу из озер. Получил в итоге вторую премию. Испугались, что слишком инновационно, не будет работать. Но все равно продолжил развивать эту тему.
культура: Над инженерными решениями сами работаете?
Космачёв: Консультировался со знающими людьми, потом познакомился с профессором Владимиром Дьяконовым из университета города Вюрцбурга, бывшим ленинградцем. Он вместе со студентами занимается фотовольтаикой: разрабатывает нанотехнологии — особые эластичные пленки, функционирующие как батарейки. Их можно наносить, например, на одежду или на дом, и он будет сам вырабатывать электричество. Подобными пленками планировал обклеить «Квадрат». Проблема в том, что коэффициент абсорбции солнечного света у них примерно в два раза меньше, чем у классических панелей, сделанных на основе кремния. Обычные солнечные батареи поглощают 16 процентов энергии. Пленки — только семь-восемь, но с каждым годом этот показатель улучшается. Со временем промышленность ими заинтересуется, начнется производство. Пока слишком дорого. Я как художник смотрю в будущее, стараюсь подстегнуть людей: вкладывайте деньги, может, не послезавтра, а уже завтра такие вещи станут реальностью и помогут бороться с загрязнением окружающей среды.
культура: Задаете тренд?
Космачёв: Искусство может преследовать множество целей, это лишь одна из них. В любом случае задачи, стоящие перед нынешними художниками, отличаются от того, с чем сталкивались мастера XX века. На первое место вышли инновации. Повторять чужие открытия, ходы, смотреть только в прошлое — непродуктивно. Важно направить мышление зрителей в будущее. Необходимо также найти ключ к современной архитектуре, сделать так, чтобы она не давила на человека, примирить с ней. Кстати, многие постройки сегодня тяготеют к природным формам.
культура: На московской выставке увидим и работы Вашей жены?
Космачёв: Да, Алена показывает большой черный объект: макраме, посаженное на текстильный фон и покрытое лаком. Она создает гобелены; параллельно всю жизнь делает акварели, вдохновленные авангардом: художниками, работавшими в Камерном театре Таирова — Александром Весниным, Георгием Якуловым, братьями Стенбергами… Мы с женой одноклассники, вместе учились в МСХШ. Поначалу даже враждовали. Поженились в 1960-м. До сих пор общаемся так, будто мы школьники. Помните «Сказку о потерянном времени» Евгения Шварца? Порой чувствуем себя ее героями.
[gallery-1]