Как старинная усадьба Демидовых в Петербурге связана с Ревдой
Хотя фамилия Демидовы во всей России ассоциируется исключительно с Уралом и именно Уралу тульский кузнец Никита Антуфьев обязан своим возвышением, было бы нелепо считать, что на Урале и жили представители этого рода, хозяева местных заводов. Нет, конечно, кое-кто из потомков Никиты Демидовича имел ПМЖ в своих уральских владениях, например, его сын Акинфий, прославившийся своей падающей башней в Невьянске, или прапраправнук Алексей, увезший свою жену в Ревду от распутства света, но большинство предпочитали все-таки столицу, коей в то время был Санкт-Петербург, или вообще заграницы. Ну, в самом деле, зачем тогда богатство, ежели его не тратить?
В Санкт-Петербурге Демидовым принадлежал даже не просто особняк, а целый, по-современному, жилой комплекс в самом козырном районе — на набережной реки Мойки, в непосредственной близости от императорской резиденции. Останки демидовской усадьбы сохранились до сих пор. Но, находясь на видном месте, она так хорошо спрятана, что мало кто о ней знает. Да и, зная, еще надо проникнуть туда.
Мне авторская экскурсия «Тайны закрытого особняка Демидовых» попалась в интернете, среди массы других предложений обычных и необычных экскурсий в Питере. Стоимость в августе была 1600 рублей с человека (для сравнения, часовая прогулка на кораблике по «парадному Питеру» в высокий сезон — в среднем 1200), а если идти одному, то платить все равно придется за двоих: 3200, соответственно, за троих 4800. Цена, как я понимаю, в данном случае объясняется в первую очередь как раз труднодоступностью, закрытостью локации. Потраченных — не без сомнений, признаюсь — денег в итоге оказалось не жалко: оно того стоило.
Можно каждый день проходить по Гривцову переулку, соединяющему набережную Мойки с улицей Садовой, и не догадываться, что неприметная стена с зарешеченными окнами на уровне земли принадлежит одному из самых богатых дворцов Петербурга XVIII века. Все потому, что граф Григорий Демидов — средний из трех сыновей Акинфия-Невьянская-башня, соответственно, внук Демидова-первого — решив построиться в столице и купив в 1751 году большой участок на Мойке, не хотел особо демонстрировать свое богатство и приказал архитектору — очень популярному в то время Савве Чевакинскому — главный, собственно господский, дом отодвинуть вглубь двора.
Архитектура демидовской усадьбы, как отметила наш гид Алена, совершенно не похожа на фирменный стиль Чевакинского, автора, к примеру, Никольского морского собора, с его позолотой, колоннами и обилием прочего декора: явно сказался вкус заказчика.
На набережную выходили ворота между двумя двухэтажными флигелями, служившими оградой. В XIX веке флигель со стороны Мойки снесли и построили на углу так называемый доходный дом, с квартирами, сдаваемыми внаем, в советское время они стали коммуналками, ныне это обычный многоквартирник (очевидно по расположению, что не из дешевых). Здания, по-питерски, вплотную примыкают друг к другу, вход во двор — через арку, тоже закрытую решеткой, — на решетке замок.
Григорий Демидов (1715 — 1761) имеет самое непосредственное отношение к Ревде: как раз ему после раздела отцовского наследства с двумя братьями достался в том числе Ревдинский завод. Правда, бывал он на нем наездами, тем не менее, согласно документам, сумел расширить производство, увеличив объем производимого металла и запустив несколько новых фабрик — молотовую, пильную, якорную.
В юности Григория, видя, что отрока мало интересует железное дело, отец отправил в Соликамск заниматься соляным промыслом. Там этот отрок (в 16 лет) женился на «кроткой и нравом тихой сиротке» Настеньке Суровцевой, дочери богатого местного соледобытчика, вырастил с женой семерых детей и сад, ананасы и виноград из которого поставлял к столу матушки-государыни Елизаветы Петровны.
В Ревде Григорию история тоже приписывает постройку, или, как минимум достройку усадьбы: по одним данным, особняк рядом с заводом заложил его отец Акинфий, по другим — Григорий, но все сходятся в том, что при Григории ревдинская резиденция обрела солидный размах, что говорит о том, что «ботаник» вовсе не чах над денежками, а тратил их со вкусом и толком. Оба сына Григория, кстати, в этом плане пошли в отца… Но это другая история.
Так вот, скромные украшения на окнах сохранившегося флигеля в Гривцовом переулке (который, кстати, до XX века назывался Демидовским, так же, как мост через канал Грибоедова по линии переулка) и других зданиях усадьбы выполнены из чугуна. И в этом был особый шик — чугун стоил безумно дорого, ведь из него лили ядра и пушки. Логично предположить, что делали чугунные детали для столичного жилища Григория на его же заводе. То есть — в Ревде.
… Алена открывает решетку, и мы входим в типичный «колодец невского двора». Гид рассказывает: в двадцатом веке в бывшей демидовской усадьбе долго квартировала военная часть, и уход за зданиями был армейский: покрасили зеленой краской, забили досками, закрыли плакатом, бедненько, но чистенько. Зато это спасло помещения от разделения на неизбежное коммунальное жилье. Здания — почти — не перестраивались. Только в 2001 году усадьбе дали охранный статус. К сожалению, пока этот охранный статус больше ни в чем не выразился. А может, и к счастью — здесь чувствуется дух старины, который часто убивает реставрация.
Даже облупленный, главный фасад господского дома «пера» Чевакинского впечатляет элегантной красотой: французские окна, фризы (конечно же, чугунные), пилястры.
Очередная дверь с замком, широкие сводчатые коридоры — бывшего каретного проезда, снова дворик, обсыпавшаяся штукатурка обнажила кирпичную кладку («Обратите внимание, оригинальные кирпичи, на каждом печать мастера…»).
Огибаем еще одно одноэтажное здание — между прочим, первый в России кегельбан, построенный во второй половине XIX веке, когда бывший демидовский дом занял Немецкий клуб, поясняет Алена, и — внезапно — оказываемся в яблоневом саду. Разбитом самим Григорием взамен своего соликамского с ананасами. Тем августовским вечером сад был дивно красив: солнце просвечивает в густой листве, блики лежат на каменных плитах дорожки, в траве яблоки россыпью.
Огромные яблони — им больше 120 лет, их даже в блокаду не сожгли — тоже считаются охраняемым объектом. Кстати, взамен старого или больного дерева было принято садить тот же сорт яблони, так что, видимо, сорта подобрал основатель.
А за деревьями взгляду открывается задний фасад господского дома с прекрасной двухмаршевой лестницей. Лестница — тоже из чугуна. Она изящными полукружьями спускается с террасы второго этажа, поддерживаемой колоннами, прямо в сад.
Белая краска на лестнице и ажурных перилах облупилась, металл поржавел, фасад покрыт трещинами. Разрушение придает всему такое печальное очарование умирания, что дыхание перехватывает. Пахнет землей, старым деревом и яблоками. И тишина, нарушаемая лишь шелестом деревьев. Как будто нет за стеной шумного переулка с потоком людей и машин.
Кажется, вот сейчас на террасу выйдут дамы в парчовых платьях с напудренными высокими прическами в сопровождении кавалеров в чулках и париках. Или по лестнице стремительно сбежит Германн из «Пиковой дамы» — в отчаянии после своего рокового проигрыша: после Демидовых, но до Немецкого клуба, здание занимал Английский клуб, в котором состоял Александр Пушкин. В клубе шла большая игра, Александр Сергеевич частенько садился за карточный стол и «Пиковую даму» написал в 1833 году, опираясь в том числе на собственный опыт. Тройка, семерка, туз…
При этом усадьба обитаема — в господском доме офисы, в бывшем кегельбане, насколько видно из окон, — швейный цех. В саду — клумбы с цветами (скорее, грядки). Однако доминирует в этом заповедном уголке старина. Даже у яблок совершенно особый вкус.
Организатор экскурсии не обманул: здесь время остановилось… И всё здесь — тайна.