Кирилл Воробьёв: «Больше половины контракта ушло на компенсацию ЦСКА»

Капитан «Нефтехимика» Кирилл Воробьёв в интервью KHL.ru рассказал о рекорде по количеству заблокированных бросков, выкупе контракта у ЦСКА и горькой правде от Игоря Никитина.

Кирилл Воробьёв установил рекорд КХЛ по количеству заблокированных бросков за один регулярный чемпионат, превзойдя достижение Вилле Покки, у которого в сезоне 2019/2020 таковых было 161. Воробьёв рассказал как о своём рекорде, так и долгом пути к нему.

«У меня с детства будто зашит магнит»

— Вы знали, что идёте на рекорд Лиги?
— Пристально не следил. Примерно раз в месяц у нас в команде вывешивали статистику, где были лучшие в чемпионате по разным показателям. А когда уже приблизился к рекорду — мне папа написал, что осталось три блока. Я просто делаю всё, чтобы моя команда побеждала. Делаю то, что у меня неплохо получается. Может быть, в детстве надо было вратарём становиться?

— А была такая вероятность?
— В детской школе, не всерьёз, бывало менялись полевые и вратари. А в молодёжке, когда я попросился в ворота, тренер не разрешил. Всё-таки это другой уровень, у всех уже контракты, можно получить травму на ровном месте. А так у меня с детства будто зашит магнит. По крайней мере, если шайба летит — я от неё не уворачиваюсь. Я всегда старался находиться на линии броска. Но столько, как в этом году, никогда ещё не блокировал. Повлияло во многом то, что есть доверие от тренерского штаба и, как следствие, больше игрового времени.

— Если посмотреть на вашу статистику, то можно заметить, что специалистом по блокам вы стали только с переходом в «Нефтехимик».
— У меня и в одном из сезонов за «Сибирь» было немало блоков. Не столько, как у Феди Белякова, конечно, но всё же. А что касается этого сезона, то всё сложилось воедино. И тренер мне доверяет, и я созрел. У всех бывает по-разному, но я чувствую, что сейчас, незадолго до 28-летия, начинаю раскрывать свой потенциал. Речь не только о блокированных бросках, но и в целом о качестве игры.

— Вы вспомнили о том, что играли в одной команде с Беляковым, которому тоже какое-то время принадлежал этот рекорд. Как со стороны воспринимали те моменты, когда Фёдор бросался под шайбу?
— Федя, прежде всего, прекрасный человек и одноклубник! Не знаю как другим, а когда я вижу такие подвиги одноклубника, мне его хочется всячески поддержать: например, самому заблокировать бросок или провести силовой приём. На мой взгляд, это всегда даёт определённый заряд команде. Я считаю, что Беляков и другие парни, которые ловят шайбы на себя, очень крутые. Кто-то увернётся, потому что ему больно, а эти ребята воспринимают блоки как свою работу.

— Как считаете, когда в нашем хоккее начали ценить блокированные броски?
— Я не думаю, что что-то кардинально изменилось. Даже если не сравнивать с голами и передачами, а просто обратиться к тактике. Некоторые тренеры предпочитают, чтобы игроки не бросались грудью под шайбу, а не пускали соперника на пятак, открывая для шайбы «коридор», чтобы у вратаря был наилучший обзор. У меня тоже такое бывает, что нужно не пустить игрока, а вместо этого машинально бросаюсь под шайбу. Это не очень хорошо. Нужно соблюдать баланс и искать золотую середину. Когда бросают по пустым воротам, поймал на себя — герой! Иногда же лучше сыграть строго по системе. Кто-то из тренеров вообще запрещает блокировать броски, а кто-то считает это важным аспектом игры. Как по мне, если блок сделан в нужное время, он ценен и полезен.

— «Авангард» Боба Хартли разве не устроил революцию?
— В чемпионский сезон Шарипзянов, Емелин, Покка и другие сделали космическую работу! Сколько Шарипзянов поймал бросков от Шалунова? А ведь Макс так шмаляет, ужас! Причём Дамир это делал в меньшинстве, когда блокировать сложнее. Тогда стало очевидно, что без этого стать чемпионом в КХЛ трудно.

«Когда сел под бросок Пулккинена — щиток, закрывающий колено, вмяло внутрь»

— У кого в КХЛ самый сильный бросок?
— Можно составить целый список. В «Нефтехимике» железный номер один — Миша Сидоров. Я был в одной команде и с Шалуновым, и с Бурдасовым, могу отметить их обоих — прочувствовал на себе. Как-то попал на линию броска Бурдасова — ногу чуть не отрубило. Миша Григоренко в этом списке, безусловно, тоже. У него ещё и точность ого-го. Пулккинен тоже сильно бросает. В прошлом году в Челябинске я сел под его бросок, так мне щиток, который закрывает колено, вмяло внутрь! Думал: что это колено болит? Приехал на лавку, посмотрел, ахнул. Но в этом сезоне Тему, мне кажется, не так сильно выделяется.

— Какое самое незащищённое, опасное для попадания шайбы место?
— Прежде всего щель между щитком и коньком, туда часто попадает, очень болезненно. Кроме того — руки, точнее — пальцы. Руки часто находятся на линии броска, а защищены не так хорошо. А если делаешь дополнительную защиту, то рука становится не так подвижна. Ляжки, конечно, страдают. Никому спиной к броску не советую разворачиваться.

— Есть ли у вас специальная защита?
— Да, дополнительная защита есть на коньках. В прошлом сезоне надевал пластиковые «калоши», сейчас использую специальные листы из двух видов материала, склеенные между собой.

— Один болельщик, комментируя вашу фотографию с разбитым лбом, написал: визор с такой манерой игры надо правильно надевать, да и выбирать другую модель, более защищенную.
— У меня визор и так довольно широкий. Точно не самый маленький. Многие ребята считают, что чем визор меньше — тем лучше. И я согласен, что своими глазами площадку лучше видно. Но я понимаю, что хоккеист играет столько, сколько ему позволяет здоровье. Так что выбираю визор так, чтобы было безопасно. Я никогда визор не поднимаю, с «Торпедо» был несчастный случай, шайба попала в лицо от клюшки нашего игрока.

— А ведь ещё не так давно визорами пользовались далеко не все. Понимаете, как и ради чего рисковали хоккеисты предыдущих поколений?
— Это что-то невообразимое! Хотя раньше, наверное, это воспринималось как само собой разумеющееся. Сейчас это в диковинку: просто так рисковать своим здоровьем? Это безрассудно.

— После таких случаев как с Тимуром Файзутдиновым, когда шайба даже после не самого сильного броска привела к смерти, не появляется осознанное или подсознательное желание изменить стиль игры?
— Не скажу, что хочется именно что-то поменять. Но когда такие ситуации происходят, разные мысли лезут в голову. Конечно, это страшно. В любом виде спорта возможны травмы, а в хоккее и летальные исходы. Не обязательно даже бросать шайбу со скоростью 100 км/ч. Иногда достаточно «удачно» попасть. Когда с таким сталкиваешься, хочешь себя больше защитить, надеть капу, не снимать уши для шлема. Хотя я «уши» не ножу — мой косяк.

«Квартальнов с Никитиным сначала обучили, потом вовремя спустили с небес на землю»

— Есть распространённое мнение, что любому хоккеисту, да и спортсмену вообще, важнее всего найти свою роль. Иногда с ней смириться. Вы свою искали долго?
— Какое-то время я искал себя. Все сезоны получались разными, неоднозначными. Могу рассказать про каждый.

— Тогда начать стоит с самого начала. С попадания в основной состав ЦСКА.
— Я был «лимитчиком». Сыграл под 30 матчей, набрал 0+3. Поначалу выглядел неплохо, но потом подумал «ну раз я сейчас здесь, то это навсегда». Не скрою, дал себе слабинку. Со мной разговаривали и Дмитрий Квартальнов, и Игорь Никитин. Отрезвление пришло к плей-офф. Тогда я понял, что свою состоятельность нужно доказывать каждый сезон, с нуля. Особенно в такой команде как ЦСКА.

— Не считаете, что правило «лимитчика» может играть с молодыми ребятами злую шутку — место в составе обуславливается только возрастом?
— И да, и нет. Молодым пацанам непросто попасть в команду. Особенно в сильную, где играют звёзды. Как пробиться, если в соперниках Окулов и Григоренко? Хотя бы на одного молодого, но лимит нужен. Но ребята должны понимать, что так будет не всегда. Мне повезло, что моими первыми тренерами в КХЛ были такие профессионалы как Квартальнов и Никитин. Они очень требовательные специалисты: сначала обучили, потом вовремя спустили с небес на землю. Я вырос в игрока под их началом. Потом были другие тренеры — Петерис Скудра, Андрей Скабелка. Но азам, хоккейным тонкостям, меня обучили в ЦСКА.

— Что было после дебютного сезона?
— Сначала я был в ЦСКА, а потом поехал в Нижний Новгород. Я уже понял, что больше не «лимитчик», и нужно из себя вытаскивать всё. В «Торпедо» тренером был Скудра, коллектив у нас шикарный сложился. Там я раскрылся. У Скудры и Квартальнова немного разный подход, но результат один. Оба выжимают из игроков максимум. Не выжимают как лимон — нет, а заставляют играть на пределе возможностей.

— Вас удивляет, что Скудра сейчас не востребован в КХЛ?
— Я видел, что Петерис выиграл с «Сарыаркой» чемпионат Казахстана, да и сейчас они очень хорошо идут. Если честно, я был удивлён, что у Скудры не получилось в Челябинске. По мне, тренер он очень сильный, у него рабочая система игры. Если он давал какое-то задание — выбора не было, нужно делать, в том числе драться. Тогда, когда я был молодой, мне казалось, что это жесть. Боялся, что меня выгонят или в ВХЛ отправят, если что-то сделаю не так. Но сейчас я понимаю, что как тренер Скудра — в порядке. Зона обороны у него была такая, что можно с закрытыми глазами играть, настолько всё было отлажено.

— Как вы оказались в «Сибири»?
— Там у меня поначалу тоже неплохо получалось. Однако следующий сезон, который я полностью провёл в «Сибири», занести себе в актив не могу. Его я провёл не так уверенно. По сути, играл до первой-второй ошибки. Возможно, Павел Зубов, который был главным тренером, ждал от меня большего. Но я после лета приехал такой же, каким был до этого. А он, наверное, ждал прогресса, шага вперёд. Как бы то ни было, мне на этом фоне было непросто. Не хватало раскованности. Да и вся команда выступала не лучшим образом. Потом травма, смена тренера, мой переход в «Сочи», к Сергею Зубову. Он — классный специалист! Мне очень понравилось играть под его руководством. К тому же с командой вышли в плей-офф, побились с «Локомотивом». А вот на второй год всё пошло наперекосяк: Зубова уволили, Берестенева уволили, пришёл Андриевский, но уже было поздно.
 В «Нефтехимике» я получил полное доверие. Не сразу, может быть, это доверие пришлось заслужить работой. Мне было уже 25 лет, считаю, что я вырос ментально: и как человек и как игрок. Стал более устойчив. Понятно, что все ошибаются, и я не исключение. Но после ошибок игра больше не идёт кувырком, я не чувствую давление как раньше. Я в том возрасте, когда нужно показывать лучший хоккей. Спасибо нижнекамцам, что в меня поверили. Надеюсь, я это доверие оправдал.

— Как Олег Леонтьев — который не похож по типажу ни на Скудру, ни на Квартальнова — добивается от команды заряженности?
— Да, он на Скудру вообще не похож. Олег Юрьевич — тренер другого плана. Он сразу подкупил коллектив тем, что для него нет авторитетов. Неважно, кто играет против нас: «Пацаны, выходим и играем в свой хоккей, мы можем!». Это вселяло в нас уверенность. Мы верили, что можем обыграть любую команду. Леонтьев может, конечно, прикрикнуть, но в основном всё строится на диалоге. Второе, тоже немаловажное, это наш коллектив. Играет роль, что команда молодая, очень много амбициозных парней, которые хотят доказать себе и другим, улучшить своё качество жизни. Я — не исключение. У меня семья, двое детей, родители. Хочу, чтобы все они жили хорошо. Ради этого я отдам всего себя. И мне кажется, что в «Нефтехимике» почти все такие, все хотят большего.

«Псовещались с агентом и решили, пусть «Нефтехимик» заплатит ЦСКА из моего контракта»

— Вы несколько раз уезжали из ЦСКА и возвращались обратно. Когда поняли, что пересидели, и на вас по-настоящему не рассчитывают?
— Если честно, я надеялся пробиться каждый раз, когда возвращался. Я же почти каждый сезон приезжал в ЦСКА. Рассчитывал, что смогу стать хотя бы игроком ротации. Считаю, что если б не перешёл в «Нефтехимик», мне было бы по силам помогать команде. Может быть, не в большинстве, но в игре «пять на пять». Когда я вернулся из «Сочи», мне сначала сказали, что буду проходить сборы с главной командой, а за неделю до сборов позвонили и объявили, что начинаю со «Звездой». Был разговор по душам с Никитиным. Он объяснил, что я не вписываюсь в концепцию его команды. Я очень благодарен Игорю Валерьевичу за честность. Он сказал, что я хороший игрок, могу играть в КХЛ, просто в другой команде. Тогда я осознал, что это конец истории с ЦСКА.

— Каково в 25 лет оказаться в ВХЛ?
— Очень тяжело. Я не просто оказался в ВХЛ, меня вывели и из состава «Звезды», тем самым дав понять, что нужно искать новую команду. Этот процесс продолжался довольно долго. Месяца полтора мне нельзя было тренироваться с командой. Занимался с тренером по катанию, ещё несколькими ребятами, и даже не всегда на этих тренировках присутствовали вратари. Было непросто, прежде всего психологически.

— Говорят, у вас не сложились отношения с тренером по защитникам Дмитрием Юшкевичем. Это правда?
— В первый раз слышу. У меня был разговор с Юшкевичем, он сказал, что я ему нравлюсь, что он не прочь видеть меня в команде. В большей степени то решение принял не он, а Никитин. По крайней мере, я это вижу так. У меня нет никакой обиды ни на Никитина, ни на Юшкевича. Я всегда за горькую правду, а не за сладкую ложь.

— Рассказывают, чтобы уйти из ЦСКА в «Нефтехимик» вы многим пожертвовали.
— Мне давали неплохой контракт. Проблема заключалась в том, что денег на выкуп у нижнекамцев не было. Мы посовещались с агентом и решили, что пусть они заплатит ЦСКА из моего контракта. Я играл, конечно, не «за спасибо», но весомая часть контракта ушла на компенсацию. Цифры не скажу, но больше половины. Я в целом был к этому готов. Понимал, что жертвую деньгами ради своего же будущего.

— Вы отец двоих детей, и с этого сезона — капитан «Нефтехимика». Чувство ответственности наступило по всем фронтам?
— Насчёт семьи я бы так не сказал. Очень много помогает жена, разгружает меня. Здесь скорее не чувство ответственности, а желание дать детям лучшую жизнь, чем была у меня. Хотя у меня было довольно хорошее детство, спасибо родителям. Но всегда хочется большего. А капитанство — да, повысило чувство ответственности. Был тяжёлый период, когда «Нефтехимик» проиграл десять матчей подряд. Были мысли, что я что-то не так делаю. Допускал ситуацию, что попрошу тренера снять с меня эти обязанности, что-то поменять ради общего успеха. Но ребята в команде дали понять, что проблема не во мне. Потом всё выровнялось и стало полегче.

— Жена или родители, наверное, больше переживают все эти многочисленные попадания шайбы, чем вы сами?
— Мне кажется, жена до сих пор не привыкла, что мне может прилететь. Бывает, может сказать «зачем тебе надо подставляться?». Родители тоже переживают. Папа, пожалуй, относится с пониманием. Осознаёт, что это моя работа и другого выхода нет. Нужно отдаваться полностью любому делу, за которое берёшься. Так меня воспитали родители.

«В Нью-Мехико я не играл 18 матчей подряд»

— Считается, что на вашего одноклубникам Максима Гончарова негативно подействовала поездка в Америку в раннем возрасте. До этого, как говорят, он был более креативным защитником. Как на вас повлияли два сезона в США?
— Эти два года заставили меня повзрослеть. Пришлось понять, что детство и детский хоккей закончились. Я жил один, в командах не было русских партнёров. Приехал в Америку без знания английского языка. В первый год я показывал пальцем, а мне говорили как это пишется и произносится. Ходил с блокнотом, всё записывал, и уже через год заговорил на ломаном английском. Так язык и выучил, сейчас благодаря этому общаюсь с иностранцами. Я рад и тому, что съездил, и тому, что вернулся обратно.

—  Нью-Мехико — необычное место для игры в хоккей?
— Это самое невероятное место, где я оказался! Мне сложно это описать. Я ведь туда довольно случайно приехал. Просил обмена из «Су-Сити», но не знал, что обменять можно только в лигу ниже. А когда обменяли, то узнал, что моя команда идёт на последнем месте. Так себе перспектива. В NAHL уровень просто ужасный! В конце сезона, когда тренер решил сделать ставку на более старших ребят, я не играл 18 матчей подряд. Думал, что закончу с хоккеем: «Ну кому я нужен, если не играю даже здесь?».

— В «Портленде» вы играли с Сетом Джонсом, которого позже выбрали на драфте под общим четвёртым номером. Он сильно выделялся?
— Джонс выделялся, но вообще — простой смертный, с бешеным потенциалом — таким я его запомнил. В «Портленде» он не играл как-то невероятно. Деррик Пулье, которого «Питтсбург» выбрал в первом раунде драфта, выглядел не хуже. А кто были инопланетянами, так это звено Лайпсик — Петан — Рэтти! Тот Рэтти, что играл в «Локомотиве» и «Торпедо». Петан играет за «Миннесоту», а Лайпсика вы и так прекрасно знаете. Так они тогда набрали по 110-120 очков каждый!

— Лайпсик сейчас в «Магнитке»и тогда  — разные игроки?
— Нет, тот же самый. В мастерстве, конечно, прибавил. А стиль тот же. Когда мы встретились в КХЛ, были рады видеть друг друга. Перед игрой поздоровались, после — обнялись, обменялись шутками. Он очень весёлый парень, всегда даёт положительные эмоции.

— 30 апреля у вас заканчивается контракт с «Нефтехимиком». Вы впервые станете неограниченно свободным агентом. Учитывая сколько вы не принадлежали себе, предвкушаете этот глоток свободы?
— Для меня это в любом случае в новинку. Когда я уходил из ЦСКА, понимал, что могу перейти в любую команду, но за меня придётся платить. Так что никакого ажиотажа тогда не было. Сейчас все мои мысли связаны с «Нефтехимиком» и борьбой за плей-офф, которая далека до развязки. А уже после окончания сезона будет видно.

Досье

Кирилл Витальевич Воробьёв
Родился 11 февраля 1995 года в Демихово
Карьера: 2011/2012 — «Су-Сити» (USHL), «Нью-Мехико» (NAHL), 2012/2013 — «Портленд» (WHL), 2013-16 — «Красная Армия» (МХЛ), 2014-16 — ЦСКА, 2015-17, 2020-21 — «Звезда» (ВХЛ), 2016/2017 — «Торпедо», 2016-18 — «Сибирь», 2018-20 — «Сочи», 2018/2019 — «Рязань» (ВХЛ), 2019/2020 — «Тамбов» (ВХЛ), с 2020 — «Нефтехимик».