Ева нового мира: интервью с Серафимой Окуневой — первой леди ритуального черношума и зиноделицей
Русский нойз, как правило, щедр на патетику. В его пресс-релизах что ни девочка, то смерть, а каждый мальчик кровав и скалится по меньшей мере Пи-Орриджем. Однако Серафима Окунева из Санкт-Петербурга — артистка и впрямь не из простых. Ее шумовой проект Saraf — настоящий ведьмин котел, в котором блэковое мешается с нойзовым, фолковым и еще черт знает чем. Словом, Окуневу надо видеть и слышать (если не боитесь навлечь на себя какое-нибудь проклятие). Мы в «Ноже» побаиваемся, и потому отправили на встречу с Серафимой нашего нойз-архивариуса Кирилла Бондарева — поговорить о созидательной сублимации, зиноделии и аналоговых фетишах.
— Коля Бусов с лейбла AGFA Archive метко окрестил тебя Печорской ведьмой. А ты сама себя чувствуешь таковой? И вообще, насколько вся хтонь, о которой ты рычишь, реальна для тебя?
— Николай, дорогой, салют, если читаешь этот текст! Совсем не против такого определения, хотя прежде всего я — пересечение множеств: исследователь, призма и просто беспокойная душа (смеется). И, если говорить о хтоническом в моих музыкальных практиках, то, очевидно, мне это близко. Иначе зачем делать то, что не нравится?
В моей жизни много любви и интереса к памяти и традиции, к наследию времени, к природе. Любовь в данном случае совершенна: она практична (так как реализовывается за счет действий, опыта, активной отдачи), и в то же время в ней немало романтики и мистики. Здесь лично я вижу и чувствую колоссальные возможности для взаимодействия с миром снаружи и внутри, а также помощь и вдохновение на пути к себе.
— Публицист Генис как-то озвучил любопытную теорию «гения места» — о неизбежном влиянии родной географии на творчество. Твоя история?
— В какой-то степени да. Думаю, это четко прослеживается во многих моих музыкальных работах. Особенное значение здесь имеет родина моего отца, мои марийские корни из Кировской области.
История нашей семьи и эти глухие земли, память о них, о глубоко укоренившихся традициях региона вдохновляют, заставляя генерировать Красоту, ибо ее в этом всем я вижу и слышу сполна. Также место, где я родилась и выросла, Республика Коми, с ее фрактальными сосновыми лесами, бесконечной тайгой, суровыми и сказочными зимами — это все никогда не утратит для меня своего очарования и магнетизма.
Однако родная земля — лишь один из миров, что меня вдохновляет и, как следствие, заставляет творить. Я же не создаю исключительно ритуальную музыку, если вы вдруг так подумали. (Смеется) Индустриализация вносит коррективы в наше восприятие, и мое нутро может также рефлексировать на железо, бетон, глобализацию и другие явления современного мира. Яркий пример — серия лайв-шоу Eternal winter pt I и pt II. Она была вдохновлена зыбкостью мира последних лет, трилогией Лопушанского и войной как особенным, сакральным опытом для невообразимо сложной и уникальной природы человека.
— В твоем сетапе много традиционных инструментов вроде бренчалок, дуделок и гремелок. Они из детства, или ты нашла их в «чорношуме»?
— Очень не люблю, когда музыкальные инструменты называют бренчалками, дуделками и пр. Какое неуважение! (Смеется) Самодельные духовые вошли в мою жизнь с одним очень важным для меня человеком, который открыл мне мир экспериментальной музыки. И здесь я говорю не только о каких-то технических моментах, речь идет и о чувствовании, проживании звука снаружи и внутри. Это человек, ныне представляющий проект Das letzte gold verfallener sterne. Настоятельно рекомендую обратить внимание на то, что делает этот волшебник. У него нарочито аналоговое звучание с тонким и нетривиальным ощущением композиции. Смертельно красивая колесная лира, отрешенные саундскейпы и голоса, что говорят о недоступном, далеком и в то же время таком знакомом. Его музыка рождает во мне противоречивые чувства тревожности и безмятежности, в ней есть простота, изящество и глубина. Вдобавок он еще и основатель лейбла «Орден Бледной Луны», который я рекомендую всем, кто любит шумовое, блэковое, фолковое, эмбиентное. Словом, спасибо ему за открытое сердце, полное добра и желания делиться своей Красотой.
— В андере тебя узнали благодаря дум-проекту Sheva, где ты играла на басу. Расскажешь о том времени? И почему ты покинула проект?
— Если в двух словах — было сложно, весело и интересно. Мои первые концерты в Петербурге, дикие репетиции до утра, море шуток вперемешку со ссорами… А почему я ушла — это уже наша внутренняя кухня. Каждый из нас делает то, что хочет, мы продолжаем любить-уважать друг друга, и это главное.
Кстати, был еще один проект, где мы с парнями делали блэк. Группа называлась «Дурѣ», и это был далекий 2017 год. Репетиции проходили просто безумно! Все звучало очень искренне, мрачно, энергично и нестандартно для жанра. Запись далась нам непросто, но мы выпустили-таки self-titled демо на кассетах, а дорогой сердцу художник Катя Берестова помогла с оформлением. Здорово, что удалось зафиксировать тот яркий и непростой период жизни и творчества.
— Увы, при всем своем родстве шум и метал в РФ даже сегодня дистанцируются друг от друга. Что ты думаешь об этом и чья сцена тебе роднее?
— Думаю, очевидно, что такое положение дел встречается не только в России. Привычная ситуация: эти жанры редко делят одну сцену.
Не знаю, что мне роднее. Моя пещера мне роднее, она же моя студия. (Смеется) А так я всегда радуюсь напарникам в творчестве, которые любят ломать привычные схемы. Здесь мне важно рассказать про работу с парнями из Gosudar и поблагодарить их за музыку и крутой опыт. Рада, что мы и сыграли вместе дважды, и записали сплит-релиз на кассетах. Вышел откровенный analog fetish: каждый из нас писался в студии лайвом на кассетную портастудию, а потом материал тиражировался с «мастеров» на пленки для продажи. Меня всегда вдохновляет стремление людей делать что-то новое, без теневых схем. Побольше бы подобных активистов!Именно такая Катя Альтова. Она моя муза, моя путеводная звезда. Катя занимается перфомансами, создавая невероятной красоты явления, в которых мне всегда радостно участвовать. Она устраивает сновидческие путешествия, генерируя символические образы Пути и Преображения в необычных пространствах вроде полузаброшенных особняков или диких островов близ Кронштадта. Так исполняются мои мечты, и я двигаюсь туда, куда зовет сердце, делая что-то непохожее на привычные мне опыты выступлений и других взаимодействий в мире искусства. Я безусловно верю в Катю и убеждена, что вы еще не раз услышите ее имя. К слову, этим летом мы готовим очередное интересное мероприятие: будет красиво до неприличия, символично и глубоко, обещаю! В общем, Петербург, жди новостей.
— Зин INDUSTRИA — одно из важнейших твоих детищ. Можно о нем «постранично»?
— Я и не вспомню сейчас, когда конкретно у меня появилась мысль о создании своего зина. Я долго шла к этой затее. Думаю, одним из определяющих факторов стали знакомства и встречи с творчеством музыкантов, которые зачастую писали в стол, а также разных авторов, писателей с просторов сети. Через слова, иллюстрации, бумагу мне хотелось как бы «подсветить» ценность их работ и поделиться этой Красотой с другими. Если говорить о структуре и концепте, то я брала некий конкретный вопрос, идею, конфликт, философию творящего и строила вокруг этого смысловые галлюцинации из интервью, статей, малой прозы, иллюстраций и коллажей. Например, первый номер был посвящен Лавкрафту и его Циклу снов. Отсюда вытекали идеи номера — мифический символизм, искусство как желание сбежать из реальности (эдакая терапия от внешнего мира). Последний номер — это ода творчеству гения-модерниста и злодея Пшибышевского. Здесь лейтмотивом стала роль сатанизма в творчестве, символический путь к глубинам самости, гностические путешествия, провокативность в искусстве. Интервью у музыкальных проектов я принципиально брала только внутри России и в странах СНГ. Вероятно, потому, что меня раздражал стереотип о том, что на Западе хорошей музыки много, а в России все как всегда плохо.
Реализовывала я зины только в бумаге. Периодически ко мне обращаются с просьбой поделиться тем или иным номером в формате того же pdf, но для меня этот момент принципиален, я всегда отказываю. Есть в этом некий ритуал для меня: взаимодействие с читателем через бумагу кажется более живым, более тесным нежели цифровая среда. Проще говоря, очередная форма analog fetish’а.
— Интересно. Но есть ли в таких изданиях смысл сегодня, когда бумажный формат стал реликтом?
— Мне кажется, тенденция умирания этой культуры не отменяет того, что заниматься зиноделием стоит, если видишь смысл в том, что делаешь. Плевать на тренды, просто делай и получай удовольствие.
— Как, из чего и зачем вырос Saraf?
— Ха, вот так вопрос! Слушай, я слабо сама для себя осознаю как, что и зачем. Прежде всего, это часть меня, данность, и я люблю ее воплощать, даруя ей свободу, реализуя некий Опыт (как для себя, так и для слушателей). К слову, работать, чувствовать интуитивно — полезная практика; думаю, всем нам важно уметь отпускать контроль, его и так слишком много в нашей жизни. Я вообще люблю работать именно с тем, что лежит за рамками сознания. И кстати, здесь хочу сделать акцент на слове «работать». Я — за усилие и дисциплину. Как говорил великий Суворов, «Дисциплина — первый признак победы». Только через долгий упорный труд отшлифовывается лишнее, только так ты открываешь в себе новые возможности, удивляя самого себя. Последнее — очень важный момент в моей, так скажем, философии.
— Твои сеты — это всегда что-то особенное, живое, мистическое. Ты заранее продумываешь каждый жест, звук и слово или отдаешься потоку импровизации?
— Это комплексная история. Я импровизирую на, так скажем, костяке сета. Беру базу и начинаю играться с ней, где-то сохраняя осознанность, а где-то ей пренебрегая. Такие практики меня лечат, испытывают и захватывают, буквально.
— Есть ли в твоих шоу какой-то конкретный посыл для публики? Видел, ты любишь с ней тесно взаимодействовать во время выступлений. Ради чего это все?
— Мне нравится выводить людей на эмоции, иногда создавая некий дискомфорт в моменте. Приятно давать гостю шоу возможность фантазировать, додумывать мою музыку и принимать новый опыт, рефлексируя и находя что-то свое в том, что я транслирую. В наше кали-южное время человек часто отрезан от активного опыта проживания жизни как таковой, со всеми ее сюрпризами, сложностями и яркими красками. Современный мир чересчур комфортен, отсюда эта лень и поверхностность. Люди забывают, что такое принципиальность, упорство, и меня это раздражает. Нет веры ни в божественное, ни в себя. Иногда испытываю потребность напомнить людям о том, что они могут быть сильнее, лучше. Поэтому у меня можно встретить тексты про духовную смерть, трансформацию, преображение, которые часто дорогого стоят. Мне нравится цитата Юнгера из работы «Уход в лес», она звучит так: «Положение домашнего животного влечет за собой положение убойного скота». Нужно задумываться о подобных вещах и просыпаться, вспоминая силу внутри; быть упрямее и напористее на пути к своим желаниям.
А вообще я обожаю публику, которая посещает мои шоу. Они разные, часто внимательные, чуткие, честные и открытые новому опыту, что особенно важно. Далеко не всех можно раскачать в процессе, но я не вижу в этом проблемы, все происходит так, как должно происходить. Я люблю наблюдать за ними во время сета: кто-то улыбается и смотрит мне в глаза, кто-то плачет, кто-то смеется, а кто-то в ужасе уходит, не выдержав (смеется) — и это тоже нормально! Особенно, когда выступаю для тех, кто ранее обо мне не слышал.
— Расскажи о первом концерте Saraf.
— Дело было в питерском клубе «Лес» (ныне мертвом), где мы с парнями из Sheva решили устроить локальный шабаш. Помню, организация далась нам непросто, но в итоге концерт был удачным, все остались довольны.
Хотя противоречивых пере- и проживаний в тот вечер было много.
Знаешь, порой эмоции захлестывают настолько, что появляются провалы в памяти. Вот и у меня тогда случился первый такой коллапс; я словила амнезию во время лайва. И это было прекрасно! Я с нетерпением ждала видео с концерта, потому что не помнила и половины из того, что делала. Подобное во время выступлений происходит и сейчас, но первый раз — он всегда особенный.
Есть один приятель, его зовут Антон, он после того концерта написал мне такие строки: «Как будто вся история первобытного хтонического женского страдания от осознания первородного греха воплотилась в одном импульсе созидательной сублимации и рождении апофеоза отрешения и отречения от Бога-отца… Принятие невозможности спасения души как основы сущего… Сима, ты — Ева нового мира». Сказать, что эти слова меня задели — значит не сказать ничего. Антон, спасибо тебе! Запомню их надолго. (Улыбается)
— Вживую ты нередко выступаешь босиком. Что это: часть образа, веление земли-матери или просто фут-фетиш?
— Несомненно, легкий флер фетиша в этом присутствует, но дело совсем не в нем. Часто это просто удачное подыгрывание образу и состоянию внутри меня. Обнаженные голени и пальцы ног — это прежде всего личное самоощущение комфорта в контексте конкретного шоу, эстетика.
— В эпоху «Рабицы» тебе довелось поучаствовать в легендарных «найтерах» Temple of Joy. Расскажи как все срослось и чем запомнилось?
— На Temple of Joy я играла всего раз. Меня позвал тот самый артист Das letzte gold verfallener sterne (в то время — Hroshvalur), и это был один из первых концертов Saraf. Hroshvalur был прекрасным напарником и учителем. Помню, с каким вдохновением мы готовились к «лайву»; как ехали с килограммами своего аналогового аппарата в смертельно холодной машине до Москвы и как тепло нас встречали… А какой потрясающий был звук в подземелье «Мутабора», просто безумие! К тому же на главной сцене фестиваля играли Animistic Beliefs, это безумный голландский дуэт, делают крышесносные electro и rave-сеты. Тогда ребята еще не превратились во фриков, повернутых на современных повестках, у них было больше сдержанного стиля и нереальной музыки. На их лайве я особенно ярко ощутила свой голод по качественной и честной живой музыке. Кстати, в новых реалиях этот голод не ушел — скорее обострился.
— Ты сотрудничала с лейблом «Акоазм» и даже выступала на ивентах Erotika. Насколько адекватно было в их компании? Все-таки Харитонова и Ко больше про эстетику, а ты — про спирит.
— Все достаточно прозаично: когда есть интерес, точки соприкосновения обязательно найдутся. Так вышло и с «Акоазмом». В частности, благодаря Стасу Андрееву (проекты Andreevka и .nyctalops.). Именно он позвал меня в Москву с первым столичным концертом Saraf, после которого мы выпустили сплит TRAUMA с лайвами того самого вечера.
— Особняком в твоей дискографии стоит Marla Murash. Можно его историю?
— Marla Murash — важное звено в серии ритуальных альбомов Saraf. Однако истории не будет: я просто импровизировала, вдохновившись очередными находками записей марийских песен и молитв. Как и в случае с Azyren, хотелось выпустить EP в день летнего солнцестояния. Так вот все и получилось.
— А почему ты доверила его мастеринг Андрееву? Все-таки ритуальщина — не совсем привычная для него область…
— Стас хороший музыкант и добрый друг. Мне нравится его чувствование звука, и было интересно, что выйдет в итоге. Результатом я более чем довольна.
— Обложку вашего совместного с Andreevka сингла украшает фото твоих ступней. Не удивилась, когда Стас озвучил эту идею?
— А чему удивляться? Это красивый снимок, он неплохо подыгрывает музыке по характеру, как ты сам заметил. Вообще забавный вопрос, конечно. Такое ощущение, что все нойз-артисты непременно должны быть первертами-фетишистами.
— У Saraf много коллабораций, но почти нет сольников. Ты еще не созрела до полноценного релиза под собственным именем или «вместе веселее»?
— Ну слушай, у меня вообще не так много релизов. И что значит «полноценные»? Свои EP я считаю вполне себе таковыми. Но, если ты о формате long play, то да, в этом году у Saraf сместится точка сборки в плане активности. Меньше лайвов — больше записей. Так что будет релиз и LP, а также одна коллаборация (это как минимум).
— Работа с легендарным Хортом из Stavropol Necrodivision — большая удача для молодой артистки. Как вы спелись и все ли вышло так, как задумывалось? Помнится, Митя-Деконструктор был в восторге от релиза…
— Черт, начало вопроса ну очень патетичное! (Смеется) С Хортом мы сдружились, когда я брала у него интервью, работая над последним номером INDUSTRИA. Я плохо помню, как мы пришли к идее совместного релиза, но могу ясно ощутить вновь тот азарт, что испытала в процессе работы над материалом, в команде с таким талантливым музыкантом, как Хорт. Я, кстати, сама не ожидала того, насколько диким, радикальным, красивым получится релиз. Приятных отзывов тогда немало прилетело. И мне жутко приятно, что тебе откликнулось, Митя!
— Как в пантеоне Saraf оказалась Гоголевская панночка (см. Ovda)?
— Овда — мой dungeon проект, а сказочный релиз, о котором ты говоришь — это дань уважения и акт глубокой любви к «Вию» Николая Гоголя. Одноименный фильм 1964 года я по сей день считаю одной из лучших киноработ в жанре мистического ужаса. Шедевр и легенда — что повесть, что фильм. Надеюсь, что вернусь еще когда-нибудь к dungeon-практикам.
— Ты говорила, что «Виталий Малыгин и вью с ним — это отдельная любовь». Почему именно он, а не Ваня Rex, который, кстати, всегда уважительно отзывается о любых твоих начинаниях?
— С проектами Вани я знакома не первый год. Мне импонируют его звучание, идеи, эксперименты со звуком; нравится его чувствование мира, провокативность образов и, конечно же, поведение на лайвах. Rex — определенно свой человек и артист.
А DOR — относительно новое для меня открытие, оттого особенно приятное. В целом я не слежу за шумовой сценой, поэтому не знакомилась с работами Виталия раньше (хотя о нем я, конечно, слышала). Но тут в марте 2023 года случился Only Fetish Fest, где мы оказались на одной сцене. Я играла перед DOR, заявленным последним в лайн-апе, и это было суперлогично с точки зрения общей динамики, пульса феста. Парень спокойно сидел в гримерке, после чего вышел на сцену, потом с микрофоном в толпу и буквально уничтожил всех своим бескомпромиссным шоу! Я четко помню, как смаковала щедро проявленную природу DOR в моменте, свой детский восторг и восхищение звуком, словом и смелостью этого артиста.
И вот, спустя какое-то время Сережа из Gosudar делится со мной ссылкой на интервью DOR для «Ножа». Естественно, прочитала с упоением — у нас оказалось откровенно много общих мыслей, выводов, принципов… Также порадовало и то, что симпатия эта взаимна и ему по нраву мои эксперименты. В такие моменты особенно люблю эту жизнь. (Смеется)
— Ого, даже так? Судя по твоим словам, недалеко до коллаборации…
— Не скажу наверняка, но очень надеюсь это как-нибудь провернуть. Думаю, может получиться сильный материал.
— Увы, и поныне адекватные девушки в шуме — явление «слишком редкое, чтобы жить». Почему, как считаешь? И кто из «женской дивизии» особенно хорош, на твой слух?
— А вот тут ты совсем не по адресу. Что за предрассудки? Мне кажется до неприличия очевидным факт того, что адекватность не только в шуме и не только у девушек — явление редкое, так что оставь эти сексистские философствования при себе. Тем более, что в искусстве я не ищу адекватности. Я ищу гениальность, столкновение с чем-то бОльшим и родным. Поэтому в мире экспериментального звука номером один для меня стоит Диаманда Галас — авангардная певица, великая артистка перфоманса и просто богиня. В батарее звуков электроники и фортепиано самый мощный инструмент — это ее голос. Ты в курсе, что он охватывает диапазон в 3,5 октавы? Диаманда шепчет, визжит, поет и ваяет песенный материал, который варьируется от модернистских пьес для пиано до абстрактных звуковых сцен ужаса. Абсолютный гений. Еще хочу отметить проект Pharmakon. Ее музыка — продукт во многом именно лайв-экспириенса, нацеленный на разрушение границ между лаконичным и радикальным. Мечтаю однажды побывать на ее лайве.
— Что ты думаешь о традиционализме? Есть мнение, что после ковида и СВО «уходить в лес» по Юнгеру и «восставать» по Эволе — это толкинизм для взрослых.
— Твоя риторика отдает снисходительностью и пренебрежением — надеюсь, я ошибаюсь. (Улыбается) На мой взгляд, сегодняшняя популярность работ Юнгера, Эволы и других представителей Традиции логична и легко объяснима. Смотри: в начале ХХ века всеобщий оптимизм с его одами прогрессу пошатнулся после кровопролитий Первой мировой. Так и сегодня: благодаря кризисам, военным конфликтам и другим прелестям капитализма в псевдолиберальном мире люди теряют веру в навязанные им представления о реальности. Нравственное и социальное, научное и экономическое — все это сегодня вызывает сомнение и толкает на поиск новых смыслов. В Традиции же много откровенной правды, открытой посредством конкретного опыта, сакрального, она полна романтизма. Вера в мистическое становится своего рода копинговой стратегией, и довольно эффективной. Она позволяет снизить тревожность, избавиться от страха, почувствовать контроль над своей жизнью. Чем не лекарство от бренности бытия?
— Сегодня на слуху саунд-арт (в РФ его наиболее эффективно двигает профессор Е. Вороновский). Интересно ли тебе это явление? Некоторые считают, что именно за ним будущее, а не за шумом, который, по сути, себя изжил.
— Саунд-арт… Слишком абстрактно звучит. Почему его сравнивают с шумом как таковым? Шум может быть саунд-артом, в каком-то смысле. И что значит «шум изжил себя»? В чем это выражается? И о каком конкретно шуме здесь речь? Похоже, у меня к тебе больше вопросов, чем у тебя ко мне. (Смеется)
— Важный муз-журналист А. Абрамов писал, что его раздражает трендовый дрон-эмбиент — своим беззубием и нью-эйджевой блажью. Поставишь плюс?
— А зачем всегда показывать клыки? Это скучно. Пусть будет что-то еще, меня это не раздражает, хотя я могу иронизировать насчет того или иного явления в музыке и искусстве. В артистах любого жанра, скорее, огорчает слепое следование трендам, повесткам. Очень не люблю конъюнктурщиков. Можно услышать комментарии важного журналиста А. Абрамова на этот счет? (Улыбается)
— Думаю, он сам отпишет, прочитав наше вью. Кстати, когда мы определялись с его датами, ты говорила, что 25 декабря у тебя озвучка некоего фильма. Что это за проект?
— Иногда меня приглашают поучаствовать в разного рода событиях петербургского Дома Радио. На этот раз с их подачи (Катя, привет! Обожаю тебя!) мне посчастливилось посетить Пермь в качестве участника Дягилевского фестиваля. Это такое мультижанровое событие, объединяющее разные формы искусства — своего рода дань великому импресарио Сергею Дягилеву под руководством Теодора Курентзиса, гениального дирижера и композитора. В рамках события я озвучивала авангардную сатирическую комедию с элементами драмы под названием «Моя бабушка», которую снял в 1929 году Котэ Микаберидзе; по мне, это был смелый и в то же время трогательный поэтический порыв режиссера-дебютанта. Его визуальный язык меня зацепил: нарочитый гротеск, безумные фантасмагории, ирония — все это воплотилось в красивой и честной истории. А еще у фильма непростое прошлое: объявленный антисоветским, он пролежал на полке десятки лет. Озвучивала я его второй раз (впервые это было как раз в Доме Радио). Тяжелые синтезаторы, множество магнитной пленки, сэмплы с работами грузинских композиторов, самодельные духовые — насыщенное вышло звуковое полотно. Было и весело, и грустно, и, кажется, порой очень трогательно.
— Да, это явно твоя история. Но давай закругляться. Последний вопрос: с кем в бункере не страшно — Артюром Рембо, Говардом Лавкрафтом или Стальным Петром из Morbital?
— Рембо, конечно, прекрасен, но думаю, он бы быстро вывел меня из себя, хотя пообщаться с ним было бы любопытно — только не в бункере. (Улыбается) То же и с Лавкрафтом, моим безусловным кумиром. С ним хорошо бы на прогулку по английским улицам XVIII века. Говорить о запредельном и неописуемом (смеется), слушать его страшные истории, сидя на кладбище, или вдыхать вместе запах древних изданий в какой-нибудь феерично старой библиотеке… Так что если в бункер, то исключительно с Петей! Там мы бы помогали друг другу, говорили обо всем, превозмогали вместе. А потом вышли бы наружу и организовали свое общество близких по духу людей. Общество, несущее миссию побуждать к единению и гармонизации интересов по принципу справедливости. Наша коалиция была бы про победы и стремления мысли и дела в области знаний, искусства, гуманной солидарности. Да будет преображение нашей природы из элементарного и примитивного к высотам человеческой мощи. (Смеется)