2026 год — год Красной Огненной Лошади Ржевский поэт Любовь Колесник рассказывает о животных, которые изменили ее жизнь, о том, как пешеход становится всадником, о спасении лошадей и о спасении в лошадях Начало В мае 2017 года я приехала на загородную базу на выпускной к дочке, тогда она закончила 4 класс. В поле за базой стояла на цепи одинокая белая лошадь. Когда-то у нее был свой человек, ее седлали, запрягали, но уже несколько лет к тому времени она выполняла функцию биологического аксессуара, по причине независимого нрава наводя страх на окружающих. Ее звали Люся. И я стала к ней приезжать. К тому времени я немного ездила в прокате, с горем пополам умела седлаться. Ну и диплом о высшем биологическом образовании все же имеется… Я понимала, что если я не приеду к этой лошади, она так и будет ходить кругами на цепи. Так что мой путь к лошадям начался с ответственности. Огромную помощь мне оказала мой соавтор Наталия Нестерова. Она с детства занималась в Школе верховой езды на Центральном московском ипподроме, и впитала огромный опыт еще от того поколения людей, для кого лошадь была настоящим боевым партнером. Классические советские тренеры, старые кавалеристы делились бесценным багажом знаний, которым сейчас владеем и мы — в сочетании с самыми новыми тенденциями. Большой кобылы белая спина, сутулая парабола сугроба. Весна еще почти что не видна: летает снег, подвешенный на стропах. Покойная чугунная земля, и в ней вода, как замершее зелье. Под стенами елового кремля озимые припрятывают зелень. Но небеса становятся синей, надколотые стрелами сосулек. Берется настом серый след саней, и белый свет становится сказуем. День короток, и снег еще не сник, и неподвижны каменные зерна. Синица, залетевшая в денник, звенит весной из горлышка, из горна. Клуб Так начался наш конный клуб. Сейчас в нем — шесть лошадей: четверым более 20 лет, одному 12 и малышу — 3,5 годика. Рыжий англо-карачаевский скулмастер Джанган, черный кусавчик Дастин, на котором учились работать с ламинитом поколения отечественных ковалей, грациозная ганноверская Фавна, угрюмая Кроша, которую мы выхватили прямо из-под вилок у тульских цыган, интеллектуал Кеша, которого можно завернуть в баннер с ног до головы и проехать на нем маршрут с развевающимся флагом, сына-корзина Батлер… Каждый из них по-своему прекрасен. Наша идеология — холистическое видотипичное содержание, когда у лошади есть круглосуточный доступ к выгулу, пище и общению, а также местам укрытий. Посреди чистого поля на цепи в одиночестве и тоске никто не стоит. Лошадь социальное животное, все эти условия ей нужны для комфорта. И очень приятно, когда счастливая, набегавшаяся, сытая лошадка сама приходит сотрудничать с человеком. Конечно, не у всех есть ресурс, чтобы позволять лошади гулять по большой территории — в крупных городах это затруднительно, земля дорогая. Но и не у всех есть понимание этой надобности: многие «олдскульные» конники считают, что ультрафиолет вреден лошади, от дождя она растает, а дорогим спортивным коням просто необходимо постоянно стоять в закрытом деннике, а то как побежит, да как сломается пополам! Отрадно, что с течением времени больше людей задумываются о потребностях лошади и о гармоничном с ней сосуществовании. Появилось очень много информации, которая позволяет обучаться — было бы желание. Если конь ослепнет, он всё равно сможет работать — в поводу с человеком, в смене за другой лошадью. Он будет ориентироваться по слуху, касаться других коней и почти не заметит своей слепоты. Если слепой конь оглохнет, он растеряется — потеряется в пространстве. Но когда рядом будут другие лошади или люди, он сможет чувствовать их и еще поживёт. Если слепоглухого человека посадить в седло, сначала станет страшно, Потому что из-под ног уйдёт привычная опора. А потом — восторг: словно живое тёплое облако несёт вперёд и вверх, двигаясь и дыша, быстрее и быстрее. Восторг! Крик — горлом, без слов !!! Коновод не слышит. Он ведёт слепого коня. Люди Я очень благодарна людям, которые сопровождают меня в этом длительном конном походе. Нас в клубе роднит именно осознанность и желание развиваться рядом с лошадью. Наталия Петровна, Олег Владимирович, Кристина Геннадьевна — это те, на кого можно положиться. Конник — это состояние души. Конник — это человек, которому ты звонишь в ноябре в 2 часа ночи: «У лошади колики!», — и он без вопросов и комментариев едет помогать ставить капельницу. Запомнился случай, когда коллеге в Осташковском районе подарили жеребенка, и через сутки он начал умирать: оказалось, подарили его вместе с анаэробной инфекцией в ране в спине. Температура в момент поднялась за 40. «Звонок другу» — и мы летим с полным набором капельниц и препаратов за 100 км, на связи с курирующим ветеринаром из Москвы. Телемедицина великая вещь! Кристина, по образованию человеческий фельдшер, вскрывает рану под руководством ветврача Яны Баваровой, обрабатываем рану, ставим дренажи… И Громушка сейчас жив-здоров. В Храме Лошади есть прихожане и захожане. Прихожане уважают лошадь, постоянно обучаются, совершенствуются как всадники и специалисты. Захожане иногда приходят погладить диковинку копытную, покататься, провести время. Это тоже по-своему неплохо. Для меня важно поддерживать этичное отношение к лошади. В прокате грязная, изможденная лошадь с погасшими глазами и сбитой спиной? Не садись, не плати. Это будет первый шаг на пути к конной осознанности. Сельский час, да телик занавешен покрывалкой бабушкиной белой. График автолавки, синий стержень. Воздух с медом донниковым смешан. Гуси-гуси, мальчик загорелый ходит, месит ил в стоячей прудке, за гусями проплывают утки, с бережка за ними смотрят кошки... Камыши растут и незабудки. Мальчик, мальчик, ты намочишь ножки. Двор да кол, гектары бездорожья, в огороде ржавый «Запорожец», дальний дол, звонок велосипеда. Я кручу, я падаю, я еду, я успею, может быть, за прошлым. Капает вода из дырки в крыше, облако карабкается в небо. Бурый коршун забирает влево. Человек лежит в траве, как вышит, лошадь ходит по полю и дышит. Деньги Многие спрашивают — а где деньги? Когда монетизация? Как заработать на лошадях? Зачем это все? У вас что, огорода нет, некуда силы приложить? Тут хочется вспомнить поговорку конников «Мы работаем, как лошади, чтобы наши лошади жили, как люди». У наших лошадей лучшее сено, постоянный ветеринарный мониторинг, подпилка зубов, обработка копыт, отменное снаряжение и нет даже мысли, что они нам что-то за это должны. Кто-то экономит на базовых потребностях коней, покупает гнилое сено и неподходящее снаряжение, каждый год кроет кобыл и продает жеребят на мясо, чтобы быть с прибылью. Их лошади работают на полную, чтобы хозяин жил, как человек. Наверное, в их глазах мы непрактичные «городские» чудаки — держим старых лошадей и нацеловываем их. Но как приятно, когда приезжает титулованный московский ветврач и спрашивает: так, а этому сколько, девять? А ему девятнадцать… Тверская американская конная коллега Мария Тараненко как-то сказала, что у лошадей именно после 15 лет формируется выезженность и мудрость. Она живет за рубежом, занимается вестерн ездой, вовлеченный и опытный всадник, с ней приятно общаться. Это наблюдение очень верное. Жаль, что в условиях потокового проката, оголтелой эксплуатации к 15 годам многие лошади превращаются в живые руины. Спасение Сейчас существует модная индустрия спасения с бойни. Вместо того чтобы закрывать нелегальные бойни на законодательном уровне, группы «волонтеров» помогают продавать животных оттуда — со своими финансовыми бонусами, конечно. Лошади с бойни уезжают к новым хозяевам без ветеринарных документов, нередко с инфекциями. Часто начинающих владельцев убеждают взять опасное или больное животное под предлогом, что «любовь побеждает все». Вместе с тем, по деревням полно лошадей, хозяева у которых умирают, слабеют. Этих коней не надо везти за тридевять земель — пожалуйста, съездите посмотреть с берейтором, с ветврачом, понравится — берите. Очень скептически отношусь к безоглядному спасению, особенно когда спасенная лошадь попадает к некомпетентным людям или в потоковый прокат и вынуждена вечно зарабатывать себе на клок сена, а владелец бравирует тем, что «иначе бы ее съели». У нас тоже живут спасенные с бойни лошади и лошади, которые бы туда непременно попали ввиду особенностей здоровья. За них несем ответственность с первого и до последнего момента, они получают надлежащий уход. Стали бы еще спасать с бойни? Вряд ли. Если подходить к вопросу ответственно, это тяжело и дорого, а безответственно — ни зачем не надо. Нужно поддерживать не тех, кто плодит коней и сдает на мясо, а заводчиков отечественных пород, ответственно продвигающих племенную работу. Депутат Федерального Собрания Российской Федерации в деревню сбагрил чистокровного коня. Дочке надоело им заниматься, а платить за постой в московской конюшне не хотелось ни дня. Конь стоял на цепи, стреноженный — чёрный красавчик, ехавший большой приз. — А ещё с ним седло отдали хорошее, — сказал дядя Коля, пьяница, гармонист, и вытащил «Kieffer», каталожный, тыщ за двести, поеденный мышами, обсиженный кошками, весь в пыли. — Бесхозяйный ты дед, догадался б седло повесить! Ты ж его испортил! — Ой, никак! Ой, рука болит! — Так продай! — Не могу, ведь оно чужое — боязно, шкуру спустит же депутат! — Депутат в Москве за родину болеет душою, последний раз был в деревне пять лет назад. Конь кивал головой, над глазами роились слепни. Лохматая кошка свернулась клубком на седле. Нет ничего отчаяннее и великолепнее, чем жить на земле: Я это седло, я эта Россия, я гремящий колхозной цепью чистокровный конь. Я дяди колина трехрядная сиплая «Прощание славянки» играющая гармонь. В России конная культура богатейшая, нужно ее чтить и восстанавливать, сохранять. История Когда я начинала ездить по лесам, у меня было одно ближнее поле. Потом стала расширять ареал, и теперь знаю местные леса не хуже охотоведа. Именно здесь шли бои за Ржев. Бельковское поле, например, было «полем смерти» — после войны его сплошь покрывали тела павших, и потом там много лет не сеяли хлеб. Сейчас в этом поле каждый год работают поисковики, поднимают солдат. Едешь — раскоп, каска лежит… Это все до глубины души трогает. Глебово — вотчина князей Гагариных, связанных с Вязьмой и Смоленщиной, а еще на соседнем погосте Козмы и Дамиана похоронен герой войны 1812 года генерал-майор Иван Юрьевич Николев. В войну эту церковь разбомбили, была огневая точка. А исторически места наши назывались Монастырщина и относились к Иосифо-Волоцкому монастырю. Вот такая получается верховая езда со смыслом. Деревню Немцово — Шиморовым назвали. Немцев, которые в буклях и париках ставили церковь по чертежам на сваи кто теперь помнит? — Было при стариках. Здесь обрусели Сергеевы-де-Роберти, пыльный парик завалялся на чердаке. В сорок втором, заслышав раскаты смерти, вместе с Петровыми выбежали к реке. Церковь горела, плавилось паникадило, фрески со стен сходили в разверзстый ад. Gott ist tot! — не по-русски пушка твердила, и за ней повторял автомат. Церковь горела, небо дымило паклей, снег с пеплом и кровью себя спекал. Снаряды рвались, люди падали, падали, падали: Ивановы, Петровы, Сергеевы — Франц и Карл. И когда это место заселяли снова, пробивая лопатами вспухшие кровью рвы, председатель сказал: никакого Немцова и новое название выдумал из головы. Безопасность Наши лошади выучены как полевые партнеры и полностью безопасны. Да, никто не застрахован от случайностей, но когда ездишь по лесу, полному диких зверей, безопасность — это не просто слова. На первый план встает выезженность, адаптивность к стрессам. Лошадь-танк, железобетонная психика — тут мой идеал вестерн-кони или боевые кавалерийские лошади, о подготовке которых так обстоятельно писал Краснов, суммируя опыты лучших берейторов своей современности. Не боятся вышедшего навстречу лося, спокойно посмотрят на взлетающую птицу, не разнесут в поле, спокойно выполняют манежные фигуры по первому требованию всадника, не тащат к дому. Лошадь — животное ритуала: постоянно работая с одинаковыми системными требованиями, ты постепенно формируешь выученность — и у коня, и у себя. Езда — это состояние аватара. В один прекрасный момент забываешь, что сидишь на лошади, у тебя просто есть еще четыре великолепные ноги. Любую нашу лошадь могу взять в поле для укола, в том числе внутривенного, или прийти со стойкой для расчистки копыт и выполнить все манипуляции. Эта бытовая безопасность — очень важное качество для комфортного взаимодействия и коня с человеком, и человека с конем. Я лиса по полю гнала, он в поле мышковал. За мной октябрь сгорал дотла и землю целовал. Земля, переменясь с лица, металась, как во сне. Косматый гребень жеребца служил опорой мне. Лес не служил. Лис не служил — струился, как вода. Смерть изо всех вороньих жил летела в никогда. Наши лошади выучены как полевые партнеры и полностью безопасны. Дети Почему-то считается, что лошадки для деток. Нередко приходят люди, приводят детей покататься. Смотришь и понимаешь: детям не надо это, боязно, непривычно, лучше дайте телефончик. А у мамы или папы горит глаз: «вот бы шашку да коня, да на линию огня». Сажаешь в седло, берешь на корду и понимаешь: это прирожденный всадник, сел органично, несколько занятий — и поедет. Не поедет. «Что я как маленький», «Несерьезно это — скакать…» В то же время в конных странах загнивающего Запада — в Британии, в Испании, ездят взрослые, ездят династии, люди чтят свою конную культуру. И в России конная культура богатейшая, нужно ее чтить и восстанавливать, сохранять. Мы с удовольствием работаем с теми, кто позволяет своему «внутреннему ребенку» свободу. Ты состоялся в жизни, есть деньги, есть должность, дом полная чаша… а чего-то не хватает. О лошадях мечтал в детстве? Ну и смелее, позволь себе делать, что хочешь! Среди наших знакомых множество тех, кто стал ездить после 30, после 40 — и сейчас даже выступает на соревнованиях. Люди, разрешайте себе радоваться! Рядом с лошадью можно делать столько всего классного. Можем нарядиться в стилизованные костюмы XIX века и скакать в юбках. А какие есть дворянские конные игры с эклерами и шампанским! Можем сделать для желающих интересный корпоративный пикник посреди табуна, классную фотосессию, квест или игру. Общение с лошадьми может быть очень увлекательным, поверьте! Ретрит? Пожалуйста. Пленэр по рисованию живой конемодели с участием московских мастеров кисти? Умеем, практикуем. Одна дама — профессиональный инженер, которой доверили раскрючковать копыто, буквально «залипла» над его устройством. Интересно? Пишите, мы рады всем осмысленным людям. Езда — это состояние аватара. В один прекрасный момент забываешь, что сидишь на лошади, у тебя просто есть еще четыре великолепные ноги. Малыш Люси не стало в этом году. Она ушла на радугу в почтенном возрасте, ей было 25 лет. Я знала, что рано или поздно это случится, и годом ранее купила у соседей жеребенка-двухлетку. Присматривалась к нему все эти два года. Всех цветных раскупили, из ставки остался этот последний — гнедой, невзрачный. Однажды соседка позвонила: хочешь бесплатную лошадь? Хозяйка не может содержать, отдает в хорошие руки. Это был полубрат по отцу нашего гнедого. Поехали смотреть. Яркий, рыжий, подвижный и балбесный малыш. Фыркал, прыгал, в руки не давался. А тот, гнедой, просто подошел и стал наслаждаться контактом с человеком. Это была судьба. И я его купила. И не пожалела ни разу. В коневоз табунный жеребенок зашел за 23 секунды. Сейчас ему 3,5 года, вымахал под 170. Добрый, умный, рассудительный. Понемногу работаем с ним, осваивает манежную грамоту, как большой ходит под всадником на прогулки в лес. Это первая лошадь, которую заездили с жеребенка. Считаю, что можем этим гордиться. А еще недавно начали осваивать драйвинг — упряжную езду (сани, коляска). Это еще одна грань взаимодействия с лошадью. Я съездила на семинар по расчистке копыт к идеологу «босых» лошадей Полине Воробьевой, освоила навыки, понемногу практикую. Развиваемся и пашем! В моём районе (называется – Захолынка), в зелёном домике на горе, жила старуха, чёрная, как ордынка, в золе, словно в серебре. У соседей никогда ничего не клянчила, хотя и сама нищая, и хозяйство вкось – эта бабка, дьяволов одуванчик, на шести сотках разводила коз. Каждое утро шли на выпас рогатым маршем, в череде мохнатых спин терялась её спина. Рядом с ней козел вышагивал страшный, тряся бородой колдуна. Козы паслись, бабка сидела, кемарила, чёрные тряпки грел невеликий свет. Она вела стадо, она с ним разговаривала, с козами разговаривала, а с людьми – нет. Стадо пускала в дом, вместе вповалку спали, принимала роды, пестовала козлят. Соседи молоко у неё не брали, только шептали, не отрываясь от гряд: « – Говорят, у неё два высших образования, Москва, консерватория, все дела. Играла на этой, не помню названия, а потом и с ума сошла». Старухи давно уже нет на свете, на месте халупы – три этажа и пруд. Козы с козлом пали, и козьи дети. А соседи – ну, разве соседи, они кого хочешь переживут. Каждый раз, проходя мимо этого места, я думаю, что хотела бы точно так: дом на отшибе, выпас, кривое кресло и лошадей косяк. Смотреть сквозь сельчан и не говорить ни слова, в тяжелую брезентуху кутаться от всего. Для молока, пожалуй, будет одна корова, да и то много, я не люблю его. Кормить жеребят морковью у кромки леса и не слушать шёпот: «– Гляди, пошла… Говорят, это известная поэтесса, член союза писателей – ну, была». Наблюдать за жизнью лошадей и людей — героев этого большого рассказа можно в соцсетях https://vk.com/club192771539 и https://t.me/Makarovo_Rzhev 2026 год — год Красной Огненной Лошади
