Пристегнулись простынями... От винта!

Командир воздушного корабля спросил по громкой связи: «Есть на борту врачи?». Оказалось, что одному из пассажиров в последнем салоне самолета стало плохо. Откликнулись не менее трех человек, примечательно, что все поднявшиеся со своих мест эскулапы оказались мужчинами. Но, видимо, помочь человеку им было не под силу. Потому что уже над Уралом лайнер резко свернул с московского курса и полетел на юг: пилоты приняли решение произвести экстренную посадку в ближайшем аэропорту. Долетели до Перми, но из-за плохой погоды наш борт там не приняли. Пришлось лететь еще южнее вдоль Уральских гор.В аэропорту Кольцово сели без происшествий, самолет отогнали на дальнюю стоянку. Там нас поджидали сразу две реанимационные машины. Местные врачи поднялись на борт. Поколдовали над потерпевшим и сняли его с самолета. А мы отправились в Москву. В Шереметьево приземлились с опозданием на три с лишним часа. Пассажиры – особенно дети и пожилые – устали от затянувшегося путешествия (вместо 8,5 получилось 12 часов). Большинство людей куда-то опоздало. Но никто не ругался. Все понимали, что человеческая жизнь гораздо важнее появившихся временных неприятностей. В шереметьевском аэропорту более 30 транзитных пассажиров собрались возле одной стойки. Их, прилетевших из Владивостока и опоздавших на свои следующие рейсы, оформляли на ближайшие самолеты к месту назначения. Без всякого возмущения люди, объединенные общей проблемой, обменивались мнениями. Кто-то безнадежно опаздывал на важное совещание, у кого-то «горела» путевка на отдых в тропической стране, кому-то теперь предстояло сутки дожидаться следующего вылета. Советовали друг другу различные варианты с устройством на ночлег. И еще говорили о снятом в столице Урала пассажире. Ему явно сочувствовали. Предполагали, что же именно с ним приключилось. Инсульт? Инфаркт? Почечная недостаточность? Обострение диабета? – Алкогольная интоксикация, – раздался спокойный голос молодого мужчины. – Я сидел рядом и услышал, что говорили тамошние реаниматоры. После этих слов возле транзитной стойки наступило гоголевское молчание, которое классик описал в финальной сцене своей бессмертной комедии «Ревизор».А дальше произошел взрыв эмоций. Посланные в тот момент пожелания в адрес «недужного» нельзя привести на газетной полосе.