Чего хотят от родителей современные дети
Катерина Мурашова продолжает исследовать развитие эмоциональной привязанности в современных семьях. Психолог рассматривает ситуации, когда «разговоров по душам» с детьми становится слишком много и родитель от них просто устает.
Дорогие читатели, ваши отклики на мои тексты я традиционно публикую в своем блоге, в рубрике «Люди пишут письма». Спасибо за ваши реакции по поводу двух предыдущих историй на тему эмоциональной привязанности родителей и детей: о встраивании подростка в новую семью и развитии ипохондрии у мальчика. Сегодня хочу привести выдержку из удивительного по своей искренности письма Надежды из Йошкар-Олы.
«… в обоих героях-родителях я узнала себя, и сейчас я думаю, что это все о нелюбви. Все просто: в основе лежит то, что обе матери из ваших историй не любят и никогда не любили своих детей. Вторая женщина вообще любила только покойного мужа — она и о взрослых дочерях своих рассказывает совершенно отстраненно, но их она никогда к себе и не приближала, они с детства держались друг друга, а потом быстренько разбежались — замуж во Францию и в конюшню, а потом в Москву — и тем от всех потрясений родительской нелюбви благополучно убереглись. А первая героиня удачно нашла свое счастье во второй семье, где у нее умный и сильный мужчина и сын, к которому она относится с ровной спокойной привязанностью. А что же подростки, девочка и мальчик, герои ваших материалов? А их, на мой взгляд, обе женщины просто расчетливо использовали. Первая — изживала за счет дочери свои собственные обиды на мать и дружила с ней против нелюбимого мужа. Вторая — пыталась компенсировать случайным ребенком невосполнимую эмоциональную утрату после смерти супруга и заодно прожить некое “непрожитое” (с дочерьми) материнство, которое к тому же усиленно рекламирует сегодняшнее общество. Дети здесь с самого начала были ни при чем. Сами по себе, вне своей функции, они безлики и для своих матерей не важны. И вовсе не случайно в обоих ваших материалах нет совсем никаких имен, только абстрактное “наш мальчик“ для второго героя. Однако в реальности эти подростки существуют и пытаются как могут — разумеется, получается у них это коряво и неумело — отстоять, доказать матерям свое существование. Отсюда, на мой взгляд, и все симптомы.
Ваши истории важны, потому что они позволяют взглянуть на себя со стороны, и одновременно не дидактичны. Я прочитала одну, потом вторую и аж прямо задохнулась — боже, это же про меня!
Я рожала ребенка, можно сказать, “для социального престижа” — все же отношение у нас в обществе к бездетной женщине не совсем положительное. А потом, родив и не имея никаких собственных по этому поводу устремлений, решила сделать все “как положено”. Узнавала, как именно положено, из интернета. Все выполняла. Одно время даже родительский блог вела — теперь думаю, что для обратной связи: все ли правильно я делаю? Отклики были положительные, меня одобряли, мне это нравилось.
Ребенок, конечно, всю эту картонность чувствовал и раз по 20 за день спрашивал: ты меня любишь? Я прилежно, как в интернете велели, ему отвечала: конечно, люблю, дорогой, как ты можешь сомневаться? Раннее развитие и все такое подразумевалось, “разговоры по душам” перед сном — тоже. Только иногда я мимолетно удивлялась: вроде все хорошо, а почему ж я в этом ”хорошо“ ничего не чувствую? Включалась реально, только когда он болел. Вот тогда по-настоящему волновалась, лечила. Понимаете уже, что у нас сейчас? Сыну 21 год, формально учится в институте, но в реальности в основном лежит дома и страдает. Три хронических заболевания, армия не грозит. Обвиняет меня во всем, я огрызаюсь. Потом просит прощения, рассказывает, как ему плохо, я прощаю и выслушиваю. В другом вашем материале прочитала по какому-то поводу — “территория нелюбви”. Так вот — это она с самого начала, теперь я вижу отчетливо. На панацею, разумеется, не надеюсь, слишком в нашем случае поздно, но все же жду с интересом окончания вашего очередного мини-цикла. Что вы им посоветовали?...»
***
Вот такое письмо. И взгляд с неожиданной для меня стороны, который высветил то, о чем я, пожалуй что, и не задумывалась, изначально готовясь писать не только две истории семей, но и окончание-рассуждение по их поводу. Теперь, благодаря Надежде, мое понимание причин и следствий происходящего однозначно расширилось.
Давайте посмотрим на само явление. Оно сформировалось на наших глазах буквально за последние 10–15 лет. На какой же почве это произошло:
- Приблизительно лет 20–25 назад родителям среднего класса нашей страны впервые от имени общества официально сообщили, что дети — это не просто «цветы жизни», которых надо кормить, одевать, учить всяким полезным навыкам и отдавать в школу и детский сад, а личности, к которым надо прислушиваться и приглядываться.
- Приблизительно в это же время стали очень существенно расширяться возможности того же среднего класса в плане «около детского» потребления не только товаров, но и услуг: всякие обучалки, развивалки, развлекалки и прочее.
- В это же время в общественном измерении окончательно отмерли любые «высшие смыслы» предыдущих исторических периодов типа «построения светлого будущего» или «общественного служения» или «служения Господу».
- Дети на этом этапе показались вполне адекватной смысловой заменой, но их мало было просто кормить, поить и как-то, походя, воспитывать. Чтобы они стали полноценным смыслом, в них надо было «вкладываться» изо всех сил — материальных, психических и (у кого были) духовных. В результате в общественном пространстве довольно быстро появились неизвестные прежде термины «родительское выгорание», «мама на нуле» и прочее. Родители стали уставать и даже изнемогать от воспитания и развлечения своих детей, которые внезапно оказались личностями.
- Мои коллеги, разумеется, не могли остаться в стороне от этого внезапно разразившегося детско-родительского «пира духа». Психологи стали помогать родителям «справляться с нагрузкой» и «предупреждать выгорание», одновременно во всю свою мощь объясняя, как тонко устроена психика ребенка и как легко нанести ему психологическую травму. Все писали и читали книги и публиковали в интернете тысячи статей.
- В этом ширящемся «психологическом» поле родители пересмотрели свое собственное детство и взросление и поняли, как много им «недодали» их собственные родители и как много травм им было нанесено. Разразившись стенаниями — беззвучными; выплеснутыми собственным, ошеломленным услышанным, престарелым матерям, или озвученными в кабинете у множащихся психотерапевтов, — они поклялись себе: у меня с моими крошками все будет иначе! Я буду с ними разговаривать! Я буду стараться их понять! Я буду учитывать их чувства!
- В этом, совершенно неплохом по сути, плане, однако, часто отсутствовали важные пункты: я научу их слушать других. Я научу их понимать других людей. Я научу их учитывать чужие чувства.
- Крошки этого поколения рано — несравнимо раньше поколений предыдущих — научились внятно говорить о себе, о своих чувствах и потребностях. Их просто научили согласно родительскому плану, и в этом, безусловно, были свои плюсы.
- Подросшие крошки были далеко не всегда готовы слушать о чувствах и потребностях других людей (особенно родителей), но не без оснований решили, что выслушивать их самих — непременная родительская, и даже иногда всеобщая, обязанность.
- В норме любой «рассказ о себе» у подростков перекочевывает от родителей в группу сверстников. Или — если группы не случилось — подросток замыкается в себе и с нетерпением ждет окончания метаморфоза и наступления полноценной взрослости. Но у этого поколения так происходило и происходит не всегда: они с трудом взрослеют и одновременно с этим просто уверены, что их ДОЛЖЕН кто-то выслушать! Причем без адекватных эмоциональных затрат с их собственной стороны. Но сверстники-то выслушивают только «на обмен». Вывод очевиден…
Вот приблизительно так, на мой взгляд, все и устроено. Профилактика явления из вышеизложенного вроде бы ясна. Но что же делать, если все уже произошло?
***
Родитель в паре «родитель — подросток» все еще остается ведущим. Поэтому именно им — родителям — и следует что-то предпринимать, если сложившаяся ситуация их не устраивает.
С женщиной из первой истории мы совместно выработали план:
- Она сообщает дочери, что текущее положение вещей ее не устраивает и она решила своей волей его изменить.
- Далее она тщательно продумывает свои границы и уровень комфорта и информирует дочь о том, какой и когда ежедневный промежуток для «разговоров по душам» она готова ей выделить.
- В указанный промежуток она всегда к услугам своей дочери. Если девочке в этот момент недосуг или просто ничего от матери не надо, это нормально и никак не обсуждается.
О реализации плана. Дочери было выделено 40 минут непоздним вечером. Сын тут же запросил себе тоже 40 минут и получил их. Правда, пока не знает, как их использовать, и обычно показывает матери смешное видео или предлагает посмотреть, как он играет в какую-нибудь компьютерную игру. Девочка приблизительно недели две демонстративно указанные промежутки игнорировала, демонстративно же страдала и даже поцарапала себе руку гвоздем, продемонстрировав это брату. Как она и рассчитывала, он обалдел от самой возможности контакта с сестрой и немедленно побежал доложиться матери. Мать ежедневно в указанное время оповещала дочь о своей готовности поговорить и сидела на кухне в ожидании — читала книгу. Через две недели девочка пришла ругаться и обвинять мать в «нелюбви». Мать ругаться отказалась, но согласилась выслушать все претензии в пределах отведенного времени. Еще недели через три все приблизительно наладилось ко взаимному удовольствию. Девочка стала приходить, когда надо, и уже практически не жаловалась — в основном рассказывала о школьных делах и информировала о своих материальных потребностях.
Героине второй истории я предложила другую тактику, потому что у мальчика практически не было социальной жизни и мать была фактически единственным его близким окружением. Матери было назначено «самопроявиться» — в надежде, что сын откалибрует об нее экспрессию своих чувств. Чтобы ему легче было калиброваться, мы с ней сразу договорились ввести стандартный обескураживающий «запев»:
— А теперь, сынок, послушай-ка ты меня…
Для начала матери было вменено жаловаться на жизнь по всем возможным поводам: смерть любимого супруга, «предательство» биологического отца «нашего мальчика», дочери далеко, проблемы на работе, со здоровьем уже полный швах…
«Наш мальчик» дико испугался практически сразу. Ведь мать — единственная устойчивая фигура, все ему обеспечивает. Как же так? Сначала он пытался матери возражать: да ладно, не все так у тебя и плохо.
На это я рекомендовала сказать: может, все будет и не так плохо, если ты обо мне позаботишься — кофе в постель, на стол накрыть, цветы полить. Мальчик сразу понял, что так можно уменьшить раздражающие его сигналы, и стал все делать. Но сам продолжал ныть и страдать. Сообразительная мать начала говорить, что жизнь ее стала немного краше благодаря усилиям сына, но ей все равно нестерпимо больно слышать, как он страдает, — и поэтому все, получается, напрасно, все впустую и голова раскалывается… Парень опять же все понял и уменьшил давление. Мать в ответ увеличила положительное подкрепление: «Ой какой у меня сегодня хороший вечер, ни одной жалобы! Может, в кино сходим?»
Когда условный рефлекс закрепился, и они постепенно перестали друг другу жаловаться, «наш мальчик» понял, что его жизнь выглядит какой-то пустоватой, записался на курсы по созданию сайтов и упросил мать завести попугая, которого он, оказывается, «давно хотел». Теперь учит птицу разговаривать, а мать приглядывается к этому с некоторой тревогой, потому что «а о чем, собственно, они с ним будут говорить?»