Асбест. Жизнь и судьба. Похороны почетного старожила
Предыдущие главы
Похороны почетного старожила
За ночь землю покрыло толстым слоем инея. Погода хмурилась, с утра черная туча заволокла все небо. С соседних улиц к дому номер пять подходили люди, двор Маненковых был заполнен народом. Фаина Игнатьевна спешила, (сегодня ей пришлось задержаться в школе) и, подойдя к дому, увидела на крыльце Наталью Прокопьевну, подруги обнялись.
«Идите, я подожду вас здесь» — сказала Шабурова.
Фаина Игнатьевна остановилась у раскрытой двери. В доме яблоку негде было упасть. Стоявшие люди расступились, давая возможность Аввакумовой пройти в дом. Старушки читали молитвы. Под образами горели свечи. Фаина Игнатьевна выразила свои соболезнования снохе Анне Константиновне, дочерям Александре и Ольге, сидящим в черных платках у гроба отца. Постояв немного, она прошла с Ольгой в соседнюю комнату. В этом доме она бывала часто, учила всех детей Маненковых. Она обратила внимание на картины, висевшие в рамках. Это память о старшем сыне Максима Федоровича, Кузьме, он был одним из первых ее учеников. Мог стать неплохим художником, но погиб в двадцать втором году. Фаина Игнатьевна остановила взгляд на одной из фотографий.
«Здесь мы после спектакля «На дне», — заметила Ольга, — помните, Фаина Игнатьевна, это был 1927 год, собрались все участники драматического кружка. Вот Анна Гущина, а это я рядом с вами».
«Как ваши успехи?». «Все хорошо, Фаина Игнатьевна, осуществилась моя мечта, я учусь в музыкальном училище имени Чайковского в Свердловске, жаль только, что мама не узнает об этом». С фотографии на них смотрели добрые глаза Александры Дмитриевны. Они еще какое-то время поговорили, и Фаина Игнатьевна вышла во двор. Из дома на длинных белых полотенцах вынесли гроб с телом покойного и установили на улице. Похороны почетного старожила и строителя улицы Калинина Максима Федоровича Маненкова собрали всех жителей от малого до старого. Люди плакали. К полудню туча разразилась снегом, который огромными хлопьями падал на обнаженные головы Петра и Виктора, сыновей покойного, понуро стоявших в окружении родственников и братьев Дубленных. Улица прощалась с уважаемым человеком. Траурный митинг открыл А.П. Ярцев, в его глазах была искренняя и глубокая скорбь.
«Максим Федорович Маненков, — сказал Александр Петрович, — долгие годы был опорой для нас, для молодежи был учителем и наставником». После него выступил Петр Филиппович Сиялов. В заключении он сказал: «Ты много сделал для родного поселка, для нас жителей был верным товарищем, честным другом. Мы скорбно склоняем перед тобой свои головы».
Все говорили о Маненкове добрые слова. Он родился и вырос на Волге. В 1904 году женился на Александре Дмитриевне и в тот же год увез ее из Саратовской губернии на Асбестовые прииски, чтобы начать здесь самостоятельную жизнь. Было ему в ту пору тридцать лет. Маненковы вырастили пятерых детей: трех сыновей и двух дочерей. Максим Федорович работал десятником на прииске Корево. Здесь и познакомился с М.М. Аввакумовым. После семнадцатого года заведовал строительным цехом Ильинского рудника, был грамотным специалистом, окончил двухгодичные строительные курсы, без труда составлял сметы, делал чертежи для строительного кооператива «1 Мая», лично спроектировал улицу Калинина, построил себе дом. Люди шли к нему с разными житейскими вопросами, он никому не отказывал, всем помогал: одним — советом, другим — делом; сделать крышу, карниз, наличники на окна ему ничего не стоило, работал легко и красиво. Максим Федорович всегда по первому зову приходил на помощь, за что его все уважали. Молодежь учил трудиться, владеть строительным инструментом, учил неназойливо, по-доброму, со свойственной ему неторопливостью. Люди с почтением называли его «хозяином улицы».
Фаина Игнатьевна хорошо помнила то время, когда после основной работы весной двадцать восьмого года, мужчины, не обращая внимания на усталость, шли на строительную площадку, выделенную под застройку, валили лес, корчевали пни, ставили срубы. Учились друг у друга. Мужьям помогали жены. Рядом с родителями играли дети, старшие убирали мусор, готовили и разносили обед. Первый дом выстроил А.П. Ярцев, прораб стройки, специалист-краснодеревщик; в конце улицы строил свой дом член исполкома Николай Иванович Дубленных, рядом прокурор города Павел Степанович Юдин. Особенно весело здесь было по воскресеньям, когда наработавшись, устраивали пикники, пели песни, играла гармошка, разухабистая частушка далеко разносилась над лесом. Все жили дружно, как одна семья.
Она вспомнила, как на президиуме поселкового совета принимали решение о передаче церкви под школу, об изъятии церковных ценностей и снятии колоколов. Как тяжело переживал те дни Максим Федорович. Будучи членом церковной общины, он много раз обращался в исполком, с просьбами отменить арендную плату, писал в Екатеринбургскую уездную комиссию, просил возвратить изъятые из церкви, необходимые для богослужения предметы: дарохранительницу, потир, дискос, звездицу, которые согласно Декрету Совнаркома, изъятию не подлежали. Чего-то добивался, но время диктовало свои порядки.
Дочери тихо плакали. Набожные старушки в черных платках стояли с зажженными свечами и с иконами у изголовья покойного. Встретившись взглядом с Андреем Евдокимовичем Абаскаловым, Фаина Игнатьевна заметила, как по впалым бороздкам на его щеках текли слезы. Гроб установили на бортовую машину. Жители соседних улиц Уральской, Ильина, Пионерской, Дзержинского живым коридором стояли вдоль дороги, провожая в последний путь М.Ф. Маненкова, старушки крестились, вытирали слезы краешками платков. Гудки электростанции, провожающие покойного в последний путь, щемили душу.
Ф.И. Аввакумова прожила в Асбесте тридцать три года. Помнила, с какой болью провожали в последний путь тех, кто обживал этот таежный край, отрезанный от мира тайгой и болотом. С момента похорон доктора П.П. Ноздри, убитого во время охоты в 1923 году, не видела она такого внимания, какое оказывал народ Маненкову. Фаина Игнатьевна, почувствовав, как кто-то взял ее под руку, очнулась от глубокой задумчивости, подняла голову. Рядом стояла ее бывшая ученица Анита Сведберг с Н.Г. Маликовой — новым главврачом тубдиспансера с улицы Первомайской.
«Рада Вас видеть, Фаина Игнатьевна, —Анита смахнула непрошеную слезу, — вам привет от мамы».
«Спасибо, Анита Эдвиговна, я наслышана про ваше горе, крепитесь, расслабляться нельзя, берегите маму».
Они остановились у магазина, к ним подошла Александра Николаевна, дочь Зеленова. Она недавно приехала к родителям с маленьким ребенком. Женщины обнялись. Они долго говорили приглушенными голосами, объединенные таинством скорби.
Мимо проходили Бармины, Егоровы, Вольхины, Сиповичи, Сияловы, Соловьевы, молча следом за ними шли Золотавины, Бодовские, Заложневы. Наклоном головы Фаина Игнатьевна приветствовала Антоновых, Казанцевых. Всех она знала еще учениками по начальной школе, в которой проработала без малого тридцать лет. Многие из ее учеников давно уже сами стали родителями, своих детей привели к ней в школу.
Толпа медленно шла за машиной, растянувшись по всей улице Ленина; идущие впереди, устилали дорогу хвойными ветками. Кладбище лежало в нескольких километрах за городом. Сюда стали хоронить еще в 1912 году. Увидев Агнию Григорьевну с племянницей Галей Поповой, Фаина Игнатьевна присоединилась к им. "Что же это происходит вокруг нас? — в отчаянии думала она вспоминая о только что услышанном. — Бесследно исчезают люди- За ними приходят ночью, забирают, родственники ничего не знают об их судьбе. В прошлом году сослали в Сибирь Григория Ефимовича Бакуева. Во многих семьях забрали мужчин. Мария Лонер, Зося Савчиц, Валя Мосевич, Майя Орлова, сестры Петровы, Рылеевы лишились отцов. Просвети нас, Господи! Помоги нам пережить это смутное время». Каждый день она видит заплаканное лицо своей подруги Евдокии Николаевны Петровой.
Еще свежи в памяти события, связанные с арестом и расстрелом первых секретарей Обкома партии И.Д. Кабакова и А.Я. Столяра. Она помнила, как забрали К.А. Тарасевича и заведующего учебной частью горного техникума И.С. Межиборского, семью которого из трехкомнатной благоустроенной квартиры выселили в однокомнатную.
«За что? — спрашивала она себя — Исаак Самуилович умнейший человек. Неужели только за то, что высшее образование он получил в Германии?! Разве это справедливо?».
Погруженная в свои мысли, она молча шла в толпе за гробом М.Ф. Маненкова. Подавленная, вместе со всеми, оплакивала прекрасного человека, с которым ей довелось жить и работать долгие годы. Порой к ней подходил кто-нибудь из знакомых, молча, приветствовал учительницу.
Над городом опять зависла черная туча. Люди шли молча. Никто ни с кем не разговаривал. Каждый был наедине со своими мыслями. Даже дети спокойно шли рядом с родителями, держась за руку. Они быстро взрослели, окруженные вниманием и заботой соседей, своих учителей и одноклассников.
Была общая скорбь, общее горе. Оно сближало людей в это не-простое время
Продолжение следует.
Л. Амосова. Асбест. Жизнь и судьба. 2005 г.