Как наше слово отзовётся?
Давным-давно, в прошлом веке я старательно училась в английской спецшколе. Школа была старого образца (при царе Горохе - гимназия), с традициями, и с нас там драли семь шкур не только за английский, но и за все остальные предметы. Многие наши выпускники легко поступали в физтех и прочие элитные учебные заведения. Родители посообразительней после восьмого класса переводили своих не дотягивающих чад в обычные школы, и те из троечников мгновенно становились отличниками и получали соответствующие аттестаты.
Почему-то из нашего класса только я одна настолько обожала английский, что решила сделать его своей профессией, причём исключительно из чистой и бескорыстной любви.
Если помните, страна в те годы куковала за железным занавесом, и ничего, кроме преподавания в школе мне не светило.
В школу мне не хотелось, но такая перспектива меня всё же не пугала: главное – ввязаться. При этом я была наивная идиотка и решила поступать в МГИМО – это при наличии отсутствия связей и денег, да ещё в год московской Олимпиады!
Мои родители, видя боевой настрой дочери, решили взять мне репетитора по английскому. Почему-то подрядили преподавателя из моей же школы, о которой шла слава интеллигентнейшего человека и прекрасного специалиста (у меня она не вела). Звали её Жанна Иванна, и причёска у неё была а-ля Жанна д’Арк. Лет сорока, высокая, худая, одинокая, жила с мамой и котом. Кот, конечно, к делу не относится.
Однако ничего у нас не получилось. После «прослушивания» вашей покорной слуги Жанна Иванна вздохнула и сообщила, что про МГИМО мне лучше забыть, да и в университет я, скорее всего, с моими данными тоже не поступлю. Заниматься она со мной не будет, потому что ничего из меня всё равно не выйдет – ну очень сырой материал, да и способностей особенных она не видит. Мне на тот момент было лет шестнадцать, и такой приговор, да ещё из уст высочайшего авторитета (как мне казалось), меня сильно подкосил. Ладно, думаю, в МГИМО не пойду, но в университет всё равно ткнусь – куда же мне ещё деваться?
Параллельным курсом развивалась драма с русским языком и литературой. С грамотностью у меня всё было хорошо, но за содержание сочинений моя учительница никогда не ставила мне пятёрки. Я её спросила, почему, а она в ответ: «Ну ты как-то очень легко, без усилия пишешь». Однако...В общем, как хочешь, так и понимай.
Министерство образования в год моего выпуска проводило так называемый «эксперимент»: при хорошем аттестате вместо четырёх вступительных экзаменов можно было сдавать два: английский и сочинение. В результате общих усилий моих наставников я поплелась на экзамены в полном осознании своих несовершенств в обеих необходимых для успешного поступления категориях.
К моему вящему удивлению английский я сдала буквально левой ногой на пятёрку, что меня несколько приободрило. Если за сочинения поставят «четыре», то я поступаю, а если тройку – то придётся сдавать историю и литературу. И вот, граждане дорогие, из ста пятидесяти абитуриентов моего потока я единственная написала сочинение на отлично. Отпрыгавшись, я помчалась в школу и мстительно сунула в нос Жанне Иванне и «русичке» свои пятёрки. Первая только хмыкнула, а вторая изрекла: «Вот видишь, как хорошо я тебя натренировала. Специально ставила четвёрки, чтобы ты крылышки не складывала!». Она, кстати, тоже была одинокая, и, по-моему, даже без кота. Конечно, пара учителей - не очень репрезентативная выборка, но какая-то зависимость всё же просматривается.
Потом я много раз наблюдала этот процесс насильного рассправления крылышек в своей второй профессиональной ипостаси – реанимационной медсестры - и даже диссертацию собиралась писать на тему внутрипрофессионального абьюза (не собралась). Опытные медсёстры прямо поедом едят начинающих, и видно, что наслаждаются процессом. Но это уже другая история.
Ну вот, спросите вы, а в чём же мораль сей басни?
Морали нет, а есть вопрос: может, это только мне так не повезло с наставниками, а сейчас и время другое, и учителя иные?
И почему людям даже с небольшой толикой власти так часто хочется упиваться ею и унижать тех, кто от них зависит?