Карел Чапек. Война с саламандрами
PODIVÍNSTVÍ KAPITÁNA VAN TOCHA
(СТРАННОСТИ КАПИТАНА ВАН ТОХА)
Kdybyste hledali ostrůvek Tana Masa na mapě (Если бы вы искали островок Тана Маса на карте), našli byste jej právě na rovníku (вы нашли бы его как раз на экваторе) kousek na západ od Sumatry (чуть западнее Суматры: кусочек на запад); ale kdybyste se zeptali na palubě lodi Kandong Bandoeng kapitána J. van Tocha (но если бы вы спросили на палубе корабля Кандонг-Бандоэнг капитана Й. ван Тоха), co to je tahle Tana Masa (что это такое Тана Маса), před kterou právě zakotvil (у которой он как раз стал на якорь: zakotvit – бросить якорь), nadával by chvíli a pak by vám řekl (он бы сначала выругался, а потом бы сказал вам), že to je ta nejšpinavější díra (что это – самая грязная дыра) v celých Sundských ostrovech (среди всех Зондских остров), ještě mizernější než Tana Bala (еще хуже, чем Тана Бала) a přinejmenším tak zatracená jako Pini nebo Banjak (и как минимум столь же проклятая, как Пини или Баньяк); že jediný s odpuštěním člověk (что единственный, так сказать, человек: s odpuštěním – с извинениями), který tam žije (который там живет) – nepočítáme-li ovšem tyhle všivé Bataky (не считая, конечно, этих вшивых батайцев) –, je opilý obchodní agent (это пьяный коммивояжер: je – есть), kříženec mezi Kubu a Portugalcem (метис/помесь кубу и португальца) a ještě větší zloděj, pohan a prase (и еще больший вор, язычник и свинья) než celý Kubu a celý běloch dohromady (чем целый=чистокровный кубу и целый белый вместе взятые); a že je-li na světě něco zatraceného (и если есть в мире что-то более проклятое), pak je to zatracený život na téhle zatracené Tana Masa (то это – проклятая жизнь на этой проклятой Тана Маса), pane (сударь). Načež byste se ho patrně zeptali (Если бы вы его аккуратно спросили), proč tu tedy spustil ty zatracené kotvy (почему же он бросил здесь эти проклятые якоря), jako by tu chtěl zůstat zatracené tři dny (будто бы хотел остаться здесь на проклятых три дня); i zafuněl by podrážděně (и он засопел бы раздраженно) a bručel by něco v tom smyslu (и проворчал бы что-то в том смысле), že Kandong Bandoeng by sem neplula (что Кандонг-Бандоэнг бы не плыла сюда) jenom pro tu zatracenou kopru nebo palmový olej (только ради этой проклятой копры или пальмового масла), to dá rozum (вот в чем дело: это даст разум/разумно), a ostatně po tom vám nic není, pane (а впрочем это не ваше дело, сударь: po tom vám nic není – в этом ничего для вас нет), já mám své zatracené rozkazy, pane (у меня есть мои проклятые приказы, сударь), a vy buďte tak laskav, pane (а вы будьте так любезны, сударь), a hleďte si svého (займитесь своими делами: hleďte si svého – ищите себе свое). A nadával by tak rozsáhle a hojně (И бранился бы так обширно и богато), jak se sluší na staršího (как и надлежит видавшему виды: starší – пожилой), ale na svůj věk stále ještě svěžího lodního kapitána (но для своего возраста еще свежего капитана корабля).
Kdybyste hledali ostrůvek Tana Masa na mapě, našli byste jej právě na rovníku kousek na západ od Sumatry; ale kdybyste se zeptali na palubě lodi Kandong Bandoeng kapitána J. van Tocha, co to je tahle Tana Masa, před kterou právě zakotvil, nadával by chvíli a pak by vám řekl, že to je ta nejšpinavější díra v celých Sundských ostrovech, ještě mizernější než Tana Bala a přinejmenším tak zatracená jako Pini nebo Banjak; že jediný s odpuštěním člověk, který tam žije – nepočítáme-li ovšem tyhle všivé Bataky –, je opilý obchodní agent, kříženec mezi Kubu a Portugalcem a ještě větší zloděj, pohan a prase než celý Kubu a celý běloch dohromady; a že je-li na světě něco zatraceného, pak je to zatracený život na téhle zatracené Tana Masa, pane. Načež byste se ho patrně zeptali, proč tu tedy spustil ty zatracené kotvy, jako by tu chtěl zůstat zatracené tři dny; i zafuněl by podrážděně a bručel by něco v tom smyslu, že Kandong Bandoeng by sem neplula jenom pro tu zatracenou kopru nebo palmový olej, to dá rozum, a ostatně po tom vám nic není, pane, já mám své zatracené rozkazy, pane, a vy buďte tak laskav, pane, a hleďte si svého. A nadával by tak rozsáhle a hojně, jak se sluší na staršího, ale na svůj věk stále ještě svěžího lodního kapitána.