Про сибирского зверя. А. Березин
У нас в Сибири раньше зверь был не чета нынешнему. Бобер был такой — мог елку в два укуса перегрызть. Лось только по просекам ходил, и то голову вбок повертывал, чтобы рогами за верхушки дерев не цеплять. Большие вырастали звери. Сейчас-то поизмельчали, конечно. Нынче охотники ни белку, ни бурундука не боятся — так, мелочь смешная. А раньше услышишь, где валежник под лапами трещит — беги!.. Крупный был бурундук, добывали его ради шкуры — обласки обтягивать, чтобы воду не пропускали.
А еще в прежние времена жил у нас в Сибири зверь мамонт, слон в шубе. Я сам живьем не видал, а дед сказывал: по весне, едва снег сойдет, ходили мужики мамонта ловить. Мамонт — зверь большой, да мирный, гуляет себе, травку щиплет, что твоя корова. Корешки разные из земли дергает, там кустик слопает, тут деревце обгложет. А весной травы мало, вот мамонт и бродит, глаза голодные, на любую травинку готов наброситься. Мужики-то поставят ловушку, внутрь приманку — сена стог. Ловушка вся из древесных стволов, каждое бревнышко — в два обхвата. Специально такие дерева по всему лесу отыскивали, потому как мамонт зверь сильный — рассердится, все кругом бивнями в щепки разнесет. А большие бревна не по плечу ему, побьется-побьется о стены, устанет, да и успокоится. Так и сидит в ловушке, сено трескает.
Ну, потом мужики придут, кто с ножом, кто с ножницами, кто вовсе с косой — мамонта стричь. Всю шерсть с него снимут, только на вершок длины оставят — чтоб не простыл, да выпускают на волю. Дадут ему картошки мешок, чтоб обиду не держал, морковки там, свеклы. Мамонт, впрочем, зверь умный — сам понимает, что дело полезное, зимнюю шубу к лету скинуть.
А шерсть мужики соберут да домой несут. Как летнее солнце проглянет, ту шерсть раскидывают по крышам — сушиться, тепло вбирать. Сетью рыбацкой только прикроют, чтоб ветром не унесло. А по осени ее с крыш поснимут, да дома ею утепляют. Укутают в нее дом, словно в шубу, она и греет — солнечное тепло отдает! А женщины — те за красоту радеют, выйдут с ножницами, с бигудями, да своему дому модную прическу делают.
У моей прабабки, дед говорил, самый первый дом во всей деревне был. Прабабка вокруг всей крыши кудри завьет, над окнами челку пострижет, над дверьми два пучка волос — на манер усов гусарских. Да потом еще выкрасит пряди — одну стену в рыжий цвет, другую в пегой, третью в каурый. Получается не дом, а конфета. Большая мастерица была. А уж тепло внутри!.. Дед однажды, когда маленьким был, яичко куриное на пол уронил, только отвернулся за тряпкой — глядит, а оно уже в глазунью запеклось, и кошка рядышком сидит — обедает, значит.
Кошек заводили у нас не ради развлечения, а чтоб мышей промышляли. Мышь-то бывала ростом до колена, поди, излови ее!.. А ловить надо. Одна матерая мышь, ежели под дом зароется, нор накопает — весь дом провалиться может по самую челку. Вот и кошки были им под стать, размером с хорошего льва. На колени запрыгнет — и будешь сидеть, пока сама не уйдет. Этакую кису с колен запросто не стряхнешь.
Да у нас не только кошки да мамонты вырастали большие. Раньше воробьи-то в Сибири, и те были размером с кур. У бабки моей, помню, на дворе завсегда стая воробьев паслась, она им перья подрежет, чтоб не улетали, да пшеном кормит, хлебца покрошит — жуйте! Воробьихи в сарайке гнезда совьют, яйца несут, каждое — с кулак! Кто и синиц держал, и снегирей даже.
Дед как-то гуся хотел завести. К новому году откормить да и запечь в печи с яблоками. Даже сарай бревенчатый выстроил, чтобы было, где гуся держать. Гусь тогда был не чета нынешнему — птица большая, сильная. Да отговорила его бабка. Куда, дескать, нам гуся?.. Неровен час, цапнет кого зубами, и поминай, как звали. Да и потом, семья-то мала, двенадцать человек всего, разве нам целого гуся съесть?..
Главная беда на подворье, если в воробьятник лиса заберется. Лисы-то вырастали тоже покрупнее нынешних. Вот она крышу разворошит, или подкоп под сруб сделает, да внутрь, и ну воробьев гонять. Воробьи, конечно, и сами не промах — отобьются. А вот яйца лиса попортит да надкусает, а иной раз и воробьёнка слопает. Был у нас случай в деревне — мужик один пошел ночью по своим делам за огород. Взял с собой лопату, от комаров отбиваться. Слышит, а в сарае какой-то шум. Приоткрыл дверь, глядь — лиса! Он, конечно, заскочил в сарай, закричал, вытянул ее лопатой по спине. Лисе-то это пустяк, как ладошкой погладить, да только перепугалась — бросилась в сторону да стукнулась головой о стену, тут у нее и душа вон.
Мужик наутро позвал соседей, кое-как ее вытащили из воробьятника. Шкуру сняли — шестнадцать шуб сделали, не считая полушубка, да еще из обрезков сорок воротников. Вот какая большая лиса была!
Ну, про медведя и говорить не буду. Не медведь был — великан! Нынешний-то медведь прежнему и до пояса не достанет, даже если на цыпочки поднимется и лапы вытянет.
А умный какой был! Охотники, когда забредали в чащу, избы находили из кедровых стволов — медведь себе на зиму строил, чтобы в комфорте зимовать. Делал себе топчан, еловыми лапами выстилал для мягкости. Стол у него там, лавка, а иные даже комоды делали. Только печи не умели класть — кирпича-то в лесу нет. Так которые медведи похитрее, те в деревню приходили, притаскивали с собой воз кедрового ореха, грибов, ягод — меняли на печку-буржуйку. Дед-то кузнецом был, так всегда был рад помочь. Наделает этих буржуек из старых железных бочек, трубы прикуёт, дверцы, да медведям раздает. Переплачивать не позволял — очень строгих принципов был. Возьмет сколько надо, и добро на том. С медведем-то лучше держаться на дружеской ноге, да и негоже на соседях по тайге наживаться.
А нынче зверь совсем мелкий повёлся. В медведе ни росту не стало, ни ума домишко срубить. Даже кошки с мышами усохли. Дед говаривал — естественный отбор, вот как. Крупных-то мышей кошки отловили, осталась мелочевка. А мелких ловить — крупной кошке несподручно, вот и стали тоже уменьшаться. Ну, да беды в том немного. Дед, бывало, сядет на завалинку, гладит кошку по голове, да приговаривает:
— Это ничего, что мала, зато на колени сядет — не отдавит. Главное-то, чтоб человек не мельчал.
Так-то вот.