Немецкие звери... часть 2...
Из воспоминаний Емельяновой Веры:
Начались тяжелые дни рабства. Первые дни я боялась выходить на улицу, но потом увидела, что мимо нашего дома немцы проводят военнопленных. Первой моей задачей было помочь военнопленным. Я с сестрой брала хлеб, соль, махорку у папы и относила им. Но проклятые фашисты заметили нас и начали за нами следить. Что делать?
Но бросать это дело не хотелось, надо идти на хитрость. Военнопленные уже хорошо нас знали и ждали нашего прихода. Мы брали лыжи (хотя и не хотелось кататься) и проезжали мимо техникума, где работали военнопленные. Один раз я проезжала на лыжах мимо техникума, оголодавший пленный бросился ко мне, не обращая внимания на часового. Я достала хлеб и дала его пленному, фашист бросился к нему и ударил его толстой палкой по голове, ужас охватил меня. Озверелый гитлеровец кинулся ко мне, но меня было поймать нелегко — я быстро уехала на лыжах.
Из воспоминаний ученицы 10 класса средней школы № 6 г. Калуга Залетаевой Маргариты:
Ужасная ночь. Снаряды рвутся где-то около дома. С крыльца видно огромное зарево. Это горит Калуга. Каждую минуту раздаются оглушительные взрывы. Что я тогда пережила — неописуемо. Где мама, где папа, что с ними, что с нашим домом — я ничего не знала. Сильно было мое раскаяние в том, что я покинула их. Тетя собралась ехать дальше, а я решила твердо идти утром в Калугу. Попутчиком моим была девочка лет двенадцати.
Наступило долгожданное утро, и мы отправились в путь. Мокрый снег падал на мерзлую землю. Дорога шла лесом. Деревья были окутаны предрассветной мглой. В пяти шагах ничего не было видно. Пройдя таким образом половину пути, мы почувствовали усталость. Ноши были веские, дорога плохая. Постепенно небо прояснялось. В стороне Калуги мы увидели клубы черного дыма. На каждом шагу встречались наши воины: они нам советовали повременить два дня с возвращением в Калугу. Но нас уговорить было трудно. Наконец — родная Калуга. Я опускаюсь на чемодан. Сил больше нет. Из глаз текут слезы по холодным щекам.
Продолжаем путь по улице Революции. 12 октября два часа дня. Откуда-то слышны выстрелы. «Бежим к реке»,— говорю я. Спускаемся по Воробьевке. Около столба стоят два кавалериста. «Надо взорвать мост!» — восклицает один из них. Около ОСВОДа25 стоит пулемет. Над рекой летят снаряды. Пули свистят над головой. Теперь мне все стало понятно. Увидела свой дом и, пренебрегая усталостью, поспешила к нему. Бой продолжался до семи часов вечера.
Из воспоминаний Кузьминой Лидии:
Немцы вошли в город Калугу 12 октября вечером. Я с мамой и сестрой сидели в бомбоубежище, мы взяли с собой немного продуктов и одеяла и подушки. Я сидела в одних туфельках, ноги замерзли, и боялась, когда зайдут немцы. Двери были закрыты и вдруг открываются, и входят два немца с винтовкой наготове. Мы испугались, сидели — не двигались. Один немец взял лампу (у нас была зажжена лампа) и пошел дальше смотреть, все перевернул, что было, ничего не нашел и начал проверять наши корзинки и чемоданы.
Был у нас хлеб и лепешки — и все забрал, и даже понравилась кастрюлька, и то взял. Была у нас крупа манная и соль. Ему говорят, что соль, крупа оставлены детям, а он не верит, пробует на язык, думает — сахар. У мамы была бутылка с водой в корзине, а он кричит: «Водка!» Даже глаза разгорелись, как у кошки на мясо. Забрали спички, новую простыню, нож, топор. На другой день вышли из бомбоубежища, пошли мы в дом.
Из воспоминаний Андриановой Нины:
Когда в Калугу взошли немцы, мы уехали в деревню. Мы там видели пятерых немцев верхом на лошадях. Мы жили в деревне с месяц, а потом приехали в Калугу. Мы жили на ул. Салтыкова- Щедрина. Потом нас выгнали на улицу и даже и хлеба не дали взять, он у нас был в мешке под кроватью. Мы дошли до одного угла, и две сестры пошли домой за хлебом.
Мы пришли к знакомой тете, были мы там у них один день. Потом и мама, и сестра тоже ушли от нас, и остались мы шестеро. Потом мы ушли к сестре, и мы у сестры пообедали и легли спать. Потом начали стрелять, и к нам попал большой осколок. И мы проснулись и пошли в убежище.
В убежище мы сидели до десяти часов. Через неделю мы видим, идут мама и сестра, идут они и плачут. Мы у них спросили. А они нам сказали, что наш сгорел дом. И сгорели наши ботинки, только что остались в валенках. И мы жили у сестры четырнадцать человек: нас двенадцать и их два человека. И жили там, пока не пришли красноармейцы.
Из воспоминаний Юрковой Раисы:
Дату 12 октября 1941 г. в восемь часов пятнадцать минут я никогда не забуду. Наши войска под непрерывным огнем уходили дальше, но я слышала их слова, полные ненависти к врагу: «Мы еще вернемся!» И мы остались в руках фашистских мародеров.
Какие горести и трудности я переживала! Рука дрожит, но есть желание рассказывать все, что немцы сделали с нашей любимой школой. Они сожгли библиотеку, поломали парты, уничтожили все школьное имущество. Изредка я подходила и смотрела на любимое здание, где я провела свое детство и учебу. Я видела, как немцы вводили туда лошадей, и слеза сама собой выступала у меня на глазах и тихо застывала на щеке. В четыре часа я закрывала ставни дома и сидела, вспоминая школу, друзей, учителей. Часто я восклицала: «Где вы, отзовитесь!» Но никого не было слышно, лишь мерно стучали часы. В каждом немецком приказе повторялись два слова: «расстрелять» и «телесные наказания». Ходить можно было до шести часов, но я боялась выходить, боялась немецкого окрика, который приводил меня в ужас.
Из воспоминаний Печатниковой Екатерины:
Как неприятный сон вспоминаешь время, когда в Калуге были немцы. При входе немцев я была в деревне. Там мы видели большие зарева пожара. Через несколько дней я вернулась в город. Придя домой, я увидела немцев в квартире.
Они каждый день заставляли жарить им картошку, краденную в деревне. Было очень страшно ходить по улицам города, боясь, как бы не сделали с тобой чего-нибудь. В эти дни очень хотелось учиться, но школу заняли немцы и пьянствовали в здании. От взрослых я слышала о том, как фашисты вешали и сжигали партизан.
Два с половиной месяца находились мы под игом этих извергов. В это время мы переносили голод и холод. Помню, что давали овес, который парили и ели. При уходе немцы почти все большие здания подожгли и взорвали.
Я живу около театра, который немцы сожгли. Ужасно было смотреть на эту картину!
Горящие доски отваливались, патроны, находящиеся в здании, взрывались, окна от взрывов бились, рамы падали в комнату. Несколько дней подряд на улицах палили пушки, от грома которых вся съежишься. Много жертв причинили эти варвары. Но под напором доблестной Красной Армии они постыдным образом оставили наш город
Из воспоминаний Костина Павла:
Уже четыре месяца длились жестокие бои между грабьармией Гитлера и доблестной Красной Армией. Красная Армия, обороняясь, отходила на новые позиции, сберегая основную силу.
Это было 12 октября. Когда я вышел на улицу, мне показалось все странным: ни одного человека на улице, страшная тишина. А когда я вышел на окраину города, у меня мороз пробежал по всему телу: вооруженная армия Германии вереницей подходила к городу; ехала конница, автомашины, обозы. Через несколько минут в небе появился неуклюжий самолет неизвестной мне формы. Мне так стало страшно (но больше странно), что я, к своему стыду, вернулся домой и с трепетом в груди сидел, не показываясь проходящим людям в темно-зеленых мундирах.Овладев собой (уже на другой день), я случайно встретил немца, который вел несколько гражданских человек под конвоем. Сначала я думал, что он обратит на меня внимание, т. к. на улице я был один, или возьмет вместе с другими калужанами и поведет по Калуге. Но, к великому моему изумлению, он даже не взглянул на меня и, не посмотрев на меня, отвернулся в другую сторону. В этот день я еще встретил одного фашиста. Тот сурово взглянул на меня и моментально перевел взгляд на разбитый миной забор. И сейчас я не могу забыть этих суровых, серых, как неживых выражений.Первые дни тянулись, как года. Было очень скучно, и скука не покидала меня весь период оккупации.
Я не могу забыть издевательств над русскими пленными. Их запрягали в сани, заставляли рыть замерзшую землю для убитых солдат, делать военные укрепления и т. п. Не зная русского языка, они немцы объясняли им пленным кнутом. Если надо идти на работу, они гнали без слов кнутом; с работы — то же самое. По нескольку дней не давали пленникам есть. А если давали иногда, то только очисток от картох и сырой мороженой капусты. Теплые вещи отбирали и снимали валенки. Человек пятнадцать-десять умирало в каждом военном лагере пленных.
Когда я осмелился пройти по городу, ужас еще более овладел мною. Четыре человека были повешены на центр альной площади. Я после этого не мог больше ни на что смотреть. Вдруг я услышал залпы из винтовок в районе базара. Я не мог подумать, что это стреляют по невинным советским гражданам. Я не могу передать словами тех зверств, насилий, грабежа и разбоя оккупантов в моем родном городе.
Каждый день — новые приказы, которые кончались словами «телесные наказания» и «расстрел». Я не думал остаться живым, когда с каждым днем вешался приказ о расстреле.
В эти дни у меня выковалась ненависть к разбойникам, ко всему немецкому. Я чувствую, что за все причиненное гор. Калуге, не пройдет немцам даром.
Из воспоминаний Дрожжиновой Галины:
9 октября моя семья ушла в деревню. 12 октября в Калугу вошли немцы. На другой день мы пошли домой. Пришли в Калугу. В доме была полная разруха. В буфет немцы бросили гранату. Вся посуда была побита. Мы стали жить в другой половине дома. После этого к нам в дом пришел немец и стал спрашивать, есть ли у вас «курки или хрю-хрю». Дядя сказал, что нет. Тогда он немец открыл шкаф, взял хлеб и пошел к соседям. В другой раз к нам пришел финн. Он взял у моего дяди танковый нож, а ему дал перочинный нож. Потом подошел к корзине с морквой , взял одну, очистил и стал есть. Потом залез в чемодан, взял пачку чая и все, сколько было, мыло, стянул только что выстиранное полотенце и сунул его в карман, еще взял бабушкины рукавички. Так он ушел, а у него из кармана торчал клок полотенца.
На другой день был налет советских самолетов. В этот день я болела. Разбомбили казармы через три дома от нашего. У нас под окном и в саду бомбы не разорвались. Они до сих пор лежат на этих местах. Мы вышли посмотреть, а этот самый финн идет как ни в чем не бывало и несет под мышкой большую буханку хлеба и целую корзину помидоров.
Выздоровела я и пошла к подруге. Она позвала меня с собой посмотреть, что творится в городе, и мы пошли. Дошли до больницы (ул. М. Горького, № 85), смотрим: немцы хоронят офицера. Положили в яму, которую вырыли два незнакомых дяди, и их потом отпустили, а других взяли и заставили зарыть. Мы испугались и пошли домой.
Пришла я домой, а у нас дома три немца. Я спросила у мамы: «Зачем они пришли?» Она мне ответила, что они хотят у нас жить, и выгнали нас в первую половину дома. Одного из них звали Рудольф. Он изо всех был попроще, и он всегда ходил в нашу половину за водой. После он нам сказал, что он из города Ганновера. К ним приходили товарищи, и они пили вино.
Из воспоминаний Честнова Евгения:
В ночь с 12 на 13 октября немецкие войска заняли наш город Калугу. Солдаты ехали на велосипедах и мотоциклах. Офицеры — на машинах, исподлобья смотря по сторонам. Солдаты везли на машинах водку. Народ боялся выходить на улицу. Через две недели немцы выбрали городского голову, который начал издавать законы, чтобы население сдавало молоко. Ходили по домам, собирали налог. За все время немцы дали по 10 кг горелой пшеницы.
Из воспоминаний Куприяновой Нины:
Когда немцы входили в город, мы были в вагонах. Нам сказали: «Спасайся, кто куда может». В это время, когда мы бежали из вагонов, многие родители теряли детей. Мы сидели в овраге. В это время зажгли спичечную фабрику «Гигант», взорвали ЦЭС. Ночью взорвали склад со снарядами, осколки падали около нас, но никого не убило. Глубокой ночью загорелся склад № 66. На рассвете мы перебрались в город. Когда мы пришли домой, у нас в квартире немцы все поломали. Когда немцы стали у нас брать картошку, мама пожаловалась офицеру, но тот ударил ее прикладом. Когда немцы отступали, мы были дома.
Один немец пришел к нам с гранатой в руке и сказал на ломаном русском языке: «Уходите из дому.» Мы спросили, куда идти. Он сказал, чтобы шли на улицу. Но потом он ушел, мы пошли в подвал. Немцы подожгли около нас целые кварталы, и многие наши знакомые сгорели. Я слышала от нашей знакомой, что они сидели в убежище, когда отступали немцы. К убежищу подошли немцы и стали бросать гранаты. Тогда они вышли из убежища. Немцы расстреляли ее мужа и всех мужчин. Я еще слышала от одной знакомой, как немцы во время оккупации убили ее ребенка, который плакал.
Вечером вошли красные части.
Из воспоминаний Клятышева Юрия:
Немцы пришли к нам 12 октября. Рано утром мы увидели немецких солдат, которые стояли на нашем перекрестке. Им было очень холодно, и они поминутно плясали и подпрыгивали. Один немецкий солдат подошел к нам и спросил молока, которого у нас не было. Потом он словами «руль, кальт» отнял у меня новые перчатки. По городу нельзя было ходить, т. к. немцы забирали работать. Один раз я шел с товарищем по городу, немец нас заставил таскать ящики с углем. Когда мы кончили, он стал нам давать немецкую марку, но мы попросили хлеба, он схватил палку и прогнал нас.
Хлеба у нас не было, и мы ходили побирались.
За несколько дней до отступления немцев я потерял мать. Это случилось, когда наши советские войска подошли к Калуге. В одно утро пришел немец и приказал, чтобы я шел с ним. Он привел меня во двор нашей школы и заставил таскать воду для машин, которых был полон двор. Я провозился до обеда и вдруг увидел дым в нашей стороне. Я бросил ведро и убежал. Я добежал до седьмой школы, дальше не пускали. С нашей стороны бежали жители, выгнанные из своих домов. Я простоял до вечера и пошел искать, где бы переночевать. Несколько дней я спал в подвалах и ел то, что приходилось. Последний день перед красными немцы подожгли дом, где я находился.
В полночь вошла первая разведка. Командир попросил меня принести ему какой-нибудь трофей, я принес ему немецкий автомат. Скоро я нашел свою мать.
На третий день мы пошли в город домой. Идя, мы города не узнавали: кругом пожары.
Один раз я пошел под Каменный мост за водой. Немцы тоже брали там воду. Они выбирали всех мужчин и заставляли их носить в гору воду. Заставляли они нести воду припадочного старика Он им объясняет, что «я не могу». Изверг выхватил из кармана наган, но тут к нему подбежал ученик и объяснил ему, что он старик — больной.
Перед самым отступлением у нас на квартире стояли оккупанты. Один раз, когда мамы не было дома, они начали меня расспрашивать: «Ты пионер?» «Нет,» — ответил я. Но тут к нам пришел один офицер, и они стали собираться. Я убежал к соседям. Они немцы уехали. И вот 29 декабря Красная Армия освободила наш город от фашистов и дала нам возможность учиться.
Из воспоминаний Богомоловой Зои:
Во время боя я вместе со своей семьей сидела в погребе. Мы страшно переживали, сидя в погребе. Поминутно жужжали пули и снаряды. Снаряды рвались один за другим, выскакивали стекла. Изредка слышалась пулеметная очередь.
Когда стрельба немного утихла, мы вылезли из погреба и увидели, что уже по улице ехали немецкие войска. Я ушла домой, и мы заперли двери. Наступил вечер. На улице слышались крики солдат. Вдруг раздался сильный стук в дверь, но мы все так боялись, что даже не вышли открыть дверь. Стук раздался еще сильнее, казалось, что вот-вот вылетит дверь. Мы поняли, что это были немцы. Они сломали забор и колотили в дверь сапогами. Тогда мать, набрав смелости, вышла открывать. Они что-то кричали, потом вошли и осмотрели весь дом, осветили спящих, и эти немецкие обжоры нашли хлеб и картошку и начали есть. Я очень боялась их, лежа на полу. Поев, они улеглись спать.
Я не спала почти всю ночь. Наутро немцы собрались и поехали дальше. Они взяли у нас и растащили все сено. К вечеру приехали новые палачи, они весь поломали забор киркою, вошли и обшарили весь дом. Потом они пошли в погреб, в котором находились все вещи. Эти рыжие фрицы полезли в погреб и достали хорошее одеяло, белье, спички, мыло и сахар. Бабушка подошла к ним и хотела взять одеяло, но они наставили на нее кинжал, и она ушла. Потом они пришли домой, сося сахар, и велели варить мясо. Вечером они выгнали нас, а сами ходили по комнате голыми и били вшей. Мы ушли к тетке, а эти рыжие фрицы разлеглись на наших кроватях. На другой день они уехали, мы были очень рады. За этот день мы все многое пережили.
Однажды в нашем доме произошел ужасный случай: немцы застрелили нашу квартирантку. Это был такой ужас, что мы всю ночь сидели около убитой с чувством тяжелой скорби.
Во время пребывания немцев в Калуге я не училась: все школы были закрыты и заняты немцами. Очень много горя и лишений пришлось перенести за время пребывания немцев. Это самое тяжелое время в моей жизни. Но вот настал тот день, когда кончились все лишения и Красная Армия освободила нас от немецких оккупантов.
Из воспоминаний Краснощекова Всеволода:
Мы решили переехать обратно в Калугу. Когда привезли только половину вещей (нас было две семьи) в Калугу, немцы избили моего дядю и отобрали лошадь. Замок с нашей квартиры был сбит, в сарае стояли лошади. Половины вещей из тех, что мы оставили, уже не было. Немцы утащили даже елочные игрушки.
Только я показался в доме, немцы сразу нашли мне работу. Они заставили меня носить воду, колоть дрова, топить печки. На следующий день я решил пройтись по городу, но только подошел к Каменному мосту, как меня опять забрали колоть дрова.
Как только я вернулся домой, меня опять заставили таскать сено лошадям. Поздно вечером мы сидели у себя в комнате около лампы и ели картошку. Вдруг пришел немец и забрал у нас лампу. Мы остались в темноте.
Спали, не раздеваясь. Умыться было некогда, немцы не давали ни минуты отдыха. Днем я узнал, что на площади повесили двух красных партизан, к вечеру повесили еще двух.
Потом немцы расстреляли нашего соседа Кулешова, избили прикладами и сняли валенки с другого. У моего отца отобрали портсигар с махоркой и сняли перчатки. Продуктов у нас не было, и мы решили пойти в деревню за ними.
На дороге нам встретились пленные. Они шли, спотыкаясь. Около лужи все остановились и начали пить прямо из нее, потом пошли дальше. Я видел, как некоторые из них ели сырую картошку.
Один пленный (по-моему, больной или раненый) не мог дальше идти. Тогда немец подвел его к камням лежавшим около дороги, и застрелил. Побудь немцы у нас подольше, я думаю, что половина населения сошла бы с ума от этих ужасов.
А как они издевались над евреями, страшно вспоминать. Все евреи были собраны в одно место и сообщение с ними прекратилось, не знаю, чем они только питались в это время. О, как мы были рады, когда увидели наших доблестных красноармейцев, которые выбили немцев из нашего родного города.
Когда немцев прогнали, мы узнали, что многих наших родственников и знакомых немцы расстреляли. Да разве можно описать все это на бумаге? По-моему, нет! Таких зверей, как немцы, я видел впервые.
Из воспоминаний Ефимовой Тамары:
Во время оккупации Калуги немцами жителям города пришлось повидать чудовищные злодеяния. Одних таких издевательств я была сама свидетельницей. Несколько человек из нашего дома стояли на дворе. Вдруг мы услышали крик немецких солдат и плач женщин и детей. Мы выбежали на улицу. Что мы увидели! От реки шли женщины, дети, старики. Некоторые из них несли узлы, а некоторые несли маленьких детей. Тех, которые отставали, немцы били прикладами, несмотря на то, кто это был, ребенок или взрослый.
В Калуге находилось очень много пленных. Они жили в сараях. Спали на земляном полу. Гитлеровцы очень плохо с ними относились: били их, морили голодом, холодных заставляли таскать им дрова или тащить за собой сани с картошкой.
На площади Ленина на фонарях были повешены партизаны. Мне пришлось их видеть часа через два после того, как их повесили. Перед тем, как повесить, изверги мучили партизан. У них были разбиты головы, по лицам текла кровь.
Из воспоминаний Тихомировой Людмилы:
С первого дня немецкое командование собрало на собрание все население города и стало выступать перед нами. Первые слова прозвучали, и мы услышали, что женщинам, жидам и коммунистам на собрании не место. Все названные разошлись, остались одни мужчины, на этом собрании была выбрана городская управа и глава управы.
С первого дня управа стала издавать каждый день новые и новые приказы, и эти приказы были настолько строгие, что все доводилось до расстрела.
Была открыта биржа труда, на которую население ходило, чтобы устроиться на работу.
Из воспоминаний Титовой Елены:
Евреев они притесняли и заставляли выполнять все грязные и унизительные работы. Их они поместили в отдельные помещения, у ворот которых стоял дежурный немец. Ходили они евреи с повязками на руках, чтобы каждый видел, что это идет презираемый, хотя он этого позора не заслуживал, а только лишь родился евреем.
Из воспоминаний ученицы 10 класса средней школы № 3 г. Калуга Лапчинской:
Наступает вечер 10 октября. Я и моя мама отправляемся в деревню к знакомым своим, чтобы избежать встречи с непрошенными гостями, которые находились недалеко от Калуги, судя по силе звуков доносящейся до слуха канонады. И вот, когда мы очутились по другую сторону реки, в Калуге жалобно пела сирена и вокруг летали немецкие самолеты. Случайно оглянувшись назад, мы увидели Калугу всю в огне. Огромное зарево поднималось и освещало дома любимого города. На тининском поле мы получили «боевое крещение», находясь под пулями вражеского самолета. Это поле останется надолго в моей памяти. Спереди — самолеты с разрывными пулями, сзади — горящая Калуга. Нам все-таки удалось избежать встречи с немцами, т. к. деревня, в которой мы были, оказалась единственная, где долго не было «гостей».
Из воспоминаний ученика Ковалева Льва:
Это было утром 11 октября. Погода была прекрасная. Где-то невдалеке отчетливо слышались разрывы.
Отец, как всегда, ушел на работу. Утро прошло спокойно. Вдруг, приблизительно в обед, к нам на электростанцию приехали красноармейцы-саперы. Мы думали, что будут делать окопы, и пошли им помогать, но они делали другое. Они перетаскивали с машины какие-то ящики и носили их в станцию .
Отец, увидев нас, велел нам идти к вагонам, которые стояли на складе, и сказал нам, что к вагонам приедут машины. Мы долго ждали у вагонов. Над городом летали немецкие самолеты, постоянно стреляли зенитки. В городе поднялась паника.
Вдруг рядом загорелась спичфабрика. Взлетела на воздух электростанция. Кругом горело. Подъехали машины. Мы погрузились в них и выехали из Калуги. В 12 км от города машина застряла в грязи. Мы остались в деревне. 13-го вечером пришел отец и сказал, что он уходит пешком, а мы должны остаться.
Отец ушел ночью, а утром пришли немцы. Нам некуда было деваться, и мы вернулись в город. В городе мы прожили недолго. Новые хозяева выселили нас из квартиры. У меня был раненый брат, но с этим не посчитались. Нас выселили. Мы временно перешли к знакомым, а потом ушли в город Кондрово к бабушке.
Из воспоминаний Оглоблиной Ксении:
Через несколько дней немцы на общем собрании учредили городскую управу и выбрали городского голову. Потом была открыта биржа труда, куда должны были приходить жители, чтобы достать работу. Достать ее было крайне трудно, и больше половины населения было без работы и голодало. Немцы использовали это безработное население на бесплатных работах по чистке дорог для их транспорта. Кто не хотел идти на работу, тот подвергался телесному наказанию. Все это производило на меня крайне неприятное впечатление, приходилось много переживать в душе, поэтому я с нетерпением ждала прихода нашей родной Красной Армии. По германским сводкам информбюро04 нельзя было судить о действиях на фронте, т. к. они сводки были сплошной выдумкой. Некоторые из населения имели связь с партизанами, от них только и можно было приблизительно узнать о приближении фронта.
Почти три месяца мы находились под их ненавистным игом По малейшему подозрению в том, что кто-либо имеет связь с партизанами, немцы расстреливали или вешали этих людей. У нас на площади висело несколько человек, зверски замученных фашистами.
Немцы загнали всех евреев в огороженную забором часть города, отобрали у них все имущество, лишили права работать в учреждениях. Таким образом обрекли их на голодную смерть.
Из воспоминаний советского школьника:
Слабо мерцает пятилинейная лампочка. Сыро и холодно. Это — подвал одного из домов, куда укрылись люди разных возрастов от опасности: на Калугу наступают немецко-фашистские звери. Долго тянется ночь с 10 на 11 октября, мучительно долог самый день 11 октября, часами тянутся минуты ужасной ночи на 12-ое. Сидеть на скамейке нет сил.
В изнеможении валимся на земляной пол в надежде заснуть. Но до сна ли? Слышится близкая орудийная канонада. Стены подвала содрогаются. Ежеминутно разрываются где-то поблизости снаряды. Кошмарные дни, жуткие ночи!
Наконец мы не выдерживаем этой тяжелой пытки. Утром 12 октября мы берем свои узелки, садами пробираемся на соседнюю улицу, чтобы идти за город, туда, куда глаза глядят, лишь бы избавиться от тяжелых переживаний. Но нас предупреждают: в городе немцы. Уходить поздно, мы возвращаемся в свой дом. И, о ужас! Что мы видим у себя: стекла из окон высыпались на тротуар, двери открыты, в комнатах хаос — видно, что уже похозяйничали подлые фашистские изверги, хотя мы их не видали.
Но проходит не более пяти минут, и новые гости не заставили себя ждать. В квартиру шумно врывается ватага фашистских солдат, которые начинают обшаривать чуланы, буфет, кухонные полки. Эта свора зверей забрала у нас все съестное.
Далее для меня лично, для моего родного города, для каждого советского гражданина потянулись мучительные дни тяжелых унижений и оскорблений человеческого достоинства и чести.
Из воспоминаний Терехова:
Начались тяжелые дни. Немцы выбрали управу и городского голову. Начались темные дела этих проходимцев. Каждый день вывешивают приказы, и каждый из них заканчивается телесным наказанием, виселицей и расстрелом. Читая новый приказ, знаешь, что кончается расстрелом. Приказывают выходить на работу, но я решил не работать на фашистов.
Тогда немцы посылают своих слуг полицейских, чтобы те выгоняли на работу жителей. «Продажная сволочь» выполняла приказ хозяев добросовестно. Смотришь на них и чувствуешь, что и они рабы немцев. «Нет, не буду работать я! Погодите, дойдет время и до вас, господа полицейские!»
За два с половиной месяца своего хозяйничанья немцы разрушили город. Они не посчитались ни с чем. «Армия-освободительница» — от чего она освобождала? Она освобождала население от ее продуктов питания и жизни. Виселица и пуля — вот орудия «освобождения» немцев. Но хватит! Похозяйничали, господа фашисты, настанет час расплаты! Этот час настал!
29 декабря части Красной Армии выгнали фашистов из г. Калуги. Снова Калуга советская. За два с половиной месяца «тюрьмы» снова вздохнул и я, чувствуя, что не был рабом немцев и никогда не буду им. Хватит. Посмотрели их. Пусть только попробуют сунуться! Встретить сумеем их! Возьмемся как один за оружие и выступим на защиту родной Калуги.
Из воспоминаний Семенычевой Галины:
Ночь. Кругом пожары. Мы все сидим в подвале и ждем. Чего ждем? Ждем прихода кровожадного хищника — немца. У каждого сидящего вместе с нами в подвале на лице ужас. При каждом шорохе вздрагивают и произносят: «Идут!» Но их пока еще не было. В таких муках прошла эта ночь.
Наступало утро. Мы все еще сидели в подвале и не знали, что творится на улице. Были некоторые смельчаки, которые свободно ходили по улице, и вот от них мы узнали, что немцы хозяйничают в городе. Вдруг вбегает в подвал одна женщина. Она сообщила нам, что немцы во дворе и просят всех выйти из подвала. Все старички и старушки выходят с ужасом на лице. Молодежь прячется в подвале. Мы сидели за ящиками и дрожали от страха: вдруг немцы войдут в подвал и обнаружат нас. Что тогда будет? Эта мысль овладевает каждым из нас. Но все прошло благополучно, все вернулись. Хотя был уже полдень, но мы все еще не решались выходить из убежища.
Только ближе к ночи мы разошлись по квартирам партиями, чтобы хоть немного разогнать страх. Входим в комнату, а сердце сжимается от страха. Стекла все выбиты, по комнате ходит ветер, холод отчаянный, темнота, все кругом раскидано. За что браться? Мы ничего, ничего абсолютно не знаем. Мы прислушиваемся к каждому шороху. Вдруг стучат. Мама открывает дверь. В комнату входят шесть немцев. Походили по всем комнатам, забрали продукты и ушли. Мы были рады, что так дешево обошелся их приход. В первые дни мы сидели дома партиями. Ночи проходили молча, в ожидании — чего? Мы и сами не давали себе отчета, настолько мы были все измучены и напуганы.
В таком постоянном ужасе мы жили в период немецкой оккупации, но мы не теряли надежды. Мы ждали своих и надеялись, что придет тот час, когда мы снова будем свободными гражданами, имеющими все права.
Из воспоминаний Лицкевича В.:
В городе пылали пожары, затихла артиллерийская стрельба. Весь город погрузился в зловещую тьму. Где-то была слышна перестрелка, пулеметные очереди. В ту ночь с тяжелым грузом на душе мы легли спать. На следующее утро входили немецкие войска. Сразу же начались расстрелы мирных жителей, которых заподазривали в сочувствии Советской власти. На улицах было малолюдно, все окна забиты, ставни закрыты. Каждый старался не выходить на улицу, не показываться, чтобы не попасться на глаза фашистскому оккупанту. Электричества нет, керосину нет. Сядешь с семьей в комнату, забьешься в угол и сидишь, пока не захочешь спать. Однообразно, скучно, с каким-то страхом проходил день за днем.
Население жило слухами, никаких достоверных сведений нельзя было узнать. Радио, где фашисты врали о своих успехах, никто не слушал.
Однажды утром раздался залп, за ним еще, и снова все смолкло. Через несколько минут уже стало известно, что от рук фашистских палачей погибло двадцать человек58, верных сынов и дочерей нашей Родины.
На площади для устрашения советских граждан повесили и сожгли несколько человек. Ужасом веяло на каждого, когда он встречался с агентом фашистской полиции. Они ночью приходили в дома, били, арестовывали, расстреливали и истязали коммунистов. Кровью обливается сердце, когда вспомнишь, как расправились фашистские изверги с евреями. Много несчастных погибло под фашистским сапогом. У нас в семье все только и заботились о том, где бы достать картошки.
Но вот загремели пушки. Загрохотали тяжелые орудия. Каждый думал: «Неужели наши?» У всех появилась улыбка на лицах. Фашисты озверели окончательно. Они швыряли гранаты в дома, жгли, ломали. Отбирали последние пожитки у людей. Граждан, которые не могли выйти по болезни из дома, они сжигали заживо.
Ничего, ничего до мельчайшей подробности не забудет наша семья и весь советский народ! Мы отомстим проклятым фашистам. Да здравствует Красная Армия!
Смерть немецким оккупантам!
