День в истории. Фидель
Фидель Кастро в 1959 году
13 августа — день рождения Фиделя Кастро (1926—2016).
1963 год. На Красной площади. Фидель в тёплой шапке-ушанке, которую ему подарили заполярные военные
Из высказываний Фиделя Кастро:
«Я не трачу своё время на бритьё, а это почти пятнадцать минут каждый день. Так я экономлю несколько дней в году для важных дел».
«США пойдут на переговоры с нами, когда у них будет чёрный президент, а папой римским станет латиноамериканец». (1973)
«Можете осуждать меня. Это не имеет значения — история меня оправдает».
«Я начинал революцию, имея за собой 82 человека. Если бы мне пришлось повторить это, мне бы хватило пятнадцати или даже десяти. Десять человек и абсолютная вера. Неважно, сколько вас. Важно верить и важно иметь чёткий план. Победа — это упорство».
«У капитализма нет никаких моральных и этических ценностей: всё продаётся. Невозможно в таких условиях правильно воспитывать народ: люди превращаются в эгоистов, а иногда — даже в бандитов».
«Революция — не постель из роз. Революция — это битва между будущим и прошлым».
Молодой Фидель Кастро (с конфетой в руке) позирует со своими друзьями. Сантьяго, Куба, 1940 год
«То, что мы сделали, должно было научить нас, что невозможного нет. Ведь то, что казалось невозможным вчера, стало возможным сегодня. И поэтому ничто не покажется нам невозможным завтра».
«Наша страна — это рай в духовном смысле этого слова. И, как я многократно говорил, мы предпочитаем умереть в раю, чем выживать в аду».
Фидель — это и наша, бывшего СССР, история. В мае 1963 года Фидель впервые приехал в Москву
Че Гевара, Рауль и Фидель Кастро
Гавана. Ноябрь 2016. Прощание с Фиделем
«Какие у вас перспективы?» — спросил меня Эуфимио Герра — для тех, кто не помнит, это самый большой из предателей, бывших у нас в Сьерра-Маэстре, он почти что погубил нас — и спросил он меня об этом однажды утром, когда захотел поговорить со мной наедине на кофейной плантации. Неизвестно было даже, чего он хотел, у него были указания убить меня, но он не знал, как это сделать, он предпочитал, чтобы эту работу выполнили солдаты, а он бы привел неприятеля точно к тому месту, где мы были; и он спрашивал меня, когда нас было совсем мало. Возможно, это был момент, когда он усомнился, потому что он спускался на равнину и видел танки, бронемашины, грузовики, целые батальоны, с едой, одеждой, рюкзаками, патронами, и он смотрел на нас — а нас раз-два да и обчёлся — с нашими рюкзачишками из мешковины. Я вижу, как он спрашивает меня: «И какие же у вас перспективы?», и я говорю ему: «Все перспективы». Но он добавил кое-что, он задал вопрос не только о перспективах: «Какие у вас перспективы, и кроме того, какая надежда для меня, что я смогу получить?» Я понял, что перспективы перемешались у него с личным интересом, мне пришлось немного схитрить, и я говорю ему: «Перспективы? Все», — в это я верил, был абсолютно убеждён, — «А для тебя — всё, что ты захочешь». В это я не верил (смех)».
Январь 1959 года. Вступление революционных «барбудос» (бородачей) в город Сьенфуэгос
«Если бы империализм смог поставить Кубу на колени, если бы он смог снова насадить капитализм в нашей стране, что бы тогда осталось от всего, что мы сделали на протяжении 123 лет? (выкрики из зала: «Фидель, лучше смерть!») Превратиться в Пуэрто-Рико, которое до сих пор не может даже поднять свое знамя, так похожее на наше, — Марти хотел, чтобы оно сопровождало нас в наших героических деяниях во имя свободы? Превратиться в Майами, в это отвратительное прогнившее общество? (крики: «Нет!») Что осталось бы от того, что сделал наш народ за эти 123 года? Что стало бы с жильем и со зданиями, которые Революция передала народу, если бы их прежние хозяева пришли требовать их назад? Что осталось бы от земель, которые мы раздали крестьянам, или кооперативам, или рабочим сельскохозяйственных предприятий, и на которых они впервые раз почувствовали себя людьми, имея работу круглый год, людьми, которым предоставлены все права, со всеми возможностями для них и особенно для их детей?
Что осталось бы от наших деревенских школ, от наших предуниверситетских школ, средних школ, спортивных школ, специализированных школ, школ искусств, сельскохозяйственных и промышленных техникумов?
Что осталось бы от наших 300 000 преподавателей и учителей — в стране с самым высоким в мире числом преподавателей и учителей на душу населения? Что стало бы с нашей прекрасной системой здравоохранения, с нашими семейными врачами в горах, в сельской местности, в населенных пунктах, на фабриках, в школах?
Что осталось бы от наших детских садов? Что осталось бы от наших десятков университетов, созданных Революцией?
Что осталось бы от десятков сотен научных центров, многие из которых являются передовыми и ставят нас на почетное место в мире? В руки какой компании они перешли бы, на кого должны бы были работать все те, кто сегодня в поте лица своего проявляет свой талант, чтобы помочь народу?
Что осталось бы от системы социального обеспечения, от системы помощи всем обездоленным в нашей стране, что стало бы с физически неполноценными, что стало бы с нашими специальными школами, где учится почти 60 000 человек — в школах для глухих, немых, слепых, умственно отсталых и инвалидов? Что осталось бы от всего этого?
Что осталось бы от достоинства и чести каждого человека в нашей стране?».