Невероятная история обретения мощей самого известного в мире русского Мужчины
«… французские антиквары нашли на окраине Парижа старый дом, который должен был идти на слом. Среди разного хлама при разборке была найдена и старинная шкатулка, в которой под ворохом старых фотографий и писем, датированных началом прошлого века, лежал засохший сморщенный предмет.
Возможно, вас, дорогой читатель удивит тот факт, что самым известным в мире русским человеком был и остается Григорий Распутин. Нет-нет, не Юрий Гагарин с его простецкой улыбкой и словом «Поехали» и не певец униженных и оскорбленных Федор Достоевский и даже не Владимир Ульянов-Ленин, пошедший другим путем и очень многих на этот путь заведший, а, повторяю, Гришка Распутин – крестьянин из забытой Богом сибирской деревеньки. Не верите? А вы поезжайте в любой европейский город и спросите, где тут бар (ресторан, кафе) «Распутин», и вам ответят: «Да вон там, за углом. Но знаете икра и шампанское, это дороговато. Впрочем, для русских…». – Правда, так и будет, я сам много раз проверял. Заведений под названием «Гагарин», «Ленин» или «Хрущев» я что-то не видел. Хотя, не спорю, есть «Горбачев» или чаще «Горби», но Михаил Сергеевич – наш с вами современник, а с момента безвременной кончины Григория Ефимовича скоро минет столетие – так что условия для соревнования слишком уж не равны.
Чем же этот человек так привлекает внимание европейцев? Почему для многих представителей спокойных, благополучных и рационально мыслящих народов Григорий – чуть ли не символ нашей непонятной, загадочной страны? Популярность его действительно безмерна. Вспомните хотя бы, как всего лишь лет десять назад, когда Отечество наше мучительно залечивало раны, нанесенные ему безумной борьбой с пьянством и алкоголизмом, и, никак не могло восстановить в былом объеме производство национального напитка. Так вот тогда из каждой витрины на нас смотрели хитрая мужицкая физиономия и ярлык: «Vodka Rasputin». Стоило включить телевизор, как тот же бородатый персонаж в красной шелковой косоворотке произносил (и почему-то с немецким акцентом): «Одын рас вныызу и одын раз вверху!» и показывал, где на бутылке можно увидеть портрет незабвенного Григория Ефимовича.
Чем же этот человек так привлекает внимание европейцев? Почему для многих представителей спокойных, благополучных и рационально мыслящих народов Григорий – чуть ли не символ нашей непонятной, загадочной страны? Популярность его действительно безмерна. Вспомните хотя бы, как всего лишь лет десять назад, когда Отечество наше мучительно залечивало раны, нанесенные ему безумной борьбой с пьянством и алкоголизмом, и, никак не могло восстановить в былом объеме производство национального напитка. Так вот тогда из каждой витрины на нас смотрели хитрая мужицкая физиономия и ярлык: «Vodka Rasputin». Стоило включить телевизор, как тот же бородатый персонаж в красной шелковой косоворотке произносил (и почему-то с немецким акцентом): «Одын рас вныызу и одын раз вверху!» и показывал, где на бутылке можно увидеть портрет незабвенного Григория Ефимовича.
Вот так и я постараюсь рассказать историю этого человека, касаясь и того, что было «вверху», в его очень неглупой голове, и особенно – «внизу», то есть сами догадайтесь, где именно. Мне, как врачу-андрологу, простатологу и гинекологу эта вторая тема особенно близка и интересна по вполне профессиональным причинам.
Вообще, позвольте заметить, привлекать врачей к анализу исторических личностей, на мой взгляд, весьма полезно. Самый известный пример плодотворного сотрудничества историков и медиков, таков. Марк Аврелий – римский император династии Антонинов (II век) – в своих философских трудах развивал идеи стоицизма и настойчиво призывал к самоограничению, к отказу от суетных желаний. Интересная философия для человека, который был в тот момент единоличным владыкой большей части известного мира, не правда ли? А потом, уже в XX столетии сошлись как-то историк и врач-терапевт, проанализировали все упоминания о здоровье философа на троне, и по симптомам был поставлен диагноз: «язвенная болезнь желудка». Так вот откуда это стремление к отрешенности от universa vanitas mundi (всеобщей мирской суеты – лат.)! Когда боли в желудке не дают уснуть, поневоле задумаешься, а что толку в императорском венце, когда поесть-то по-человечески не можешь.
Но вернемся к истории Распутина. В своей книге «Фаллос как член общества» (СПб, 2004) М.К. Сейдгазов, Т.Л. Чугунова и В.В. Русаков пишут:
«… французские антиквары нашли на окраине Парижа старый дом, который должен был идти на слом. Среди разного хлама при разборке была найдена и старинная шкатулка, в которой под ворохом старых фотографий и писем, датированных началом прошлого века, лежал засохший сморщенный предмет.
В шкатулке было также письмо, адресованное дочери Распутина Матрене. Оно было от Акилины Лаптинской, близкой подруги старца Григория, которая десять лет жила с ним, а после убийства старца уехала за границу. «У меня есть часть тела твоего отца, – пишет Акилина Матрене. – тут мощи «святого старца».
Это письмо и ряд других документов позволили предположить, что в шкатулке хранится фаллос Григория Распутина. Вместе с ним в коробочке оказались фотографии фрейлины царицы Анны Вырубовой, документы и небольшая книжечка с рецептами по бальзамированию».
С искренним изумлением я узнал, что обсуждение темы о половом члене Григория Ефимовича, кто-то считает неуместным:
«…распространенная столичная газета может под аршинным заголовком поместить сенсационный материал о том, что, как поведал редакции маститый журналист, он собственными глазами видел в Америке… мумифицированный половой орган Распутина! Причем, оказывается, эта бесценная реликвия хранилась не у кого-нибудь, а у родной дочери убитого! После таких «сенсационных открытий» хочется не об истории говорить или законы физики и биологии вспоминать, а пройти дезинфекцию…».
Так начинает свою книгу «Распутин. Анатомия мифа» А.Н. Боханов. Я очень надеюсь, что Александр Николаевич, проделавший огромную работу по очищению истории Распутина от домыслов и просто клеветы, прочтет мою книгу и переменит свое мнение. Здесь он найдет попытку применения законов, если не физики, то биологии и психологии, и в этом анализе орган Григория Ефимовича будет занимать центральное, я бы сказал осевое, место. Ну, что мне делать, если убежден в том, что это – правильно?
Но вернемся к «чудесной истории обретения» этого органа. Итак, летом 1999 года пришел ко мне Дмитрий Гельфанд, вице-президент Союза антикваров России, и начал долгий рассказ о том, как антиквары не любят иметь дело с биологическими объектами. Почему-то рассказал, как купил однажды чучело орла, летавшего по российским просторам аж в XVIII веке. Орла подстрелил какой-то знатный вельможа и так далее и тому подобное. Так потом, уже в доме Гельфанда, это чучело стало источником бесчисленных насекомых. Не скрою, я человек занятой, и такие долгие «заходы издалека» меня немного сбивают с толку. Однако я чувствовал, что это сотрясение воздуха – лишь подготовка к серьезному разговору. И вот, Дмитрий, решив, что подготовил меня достаточно, выложил карты на стол: французы предлагают купить половой орган Распутина.
Чтобы вы, дорогой читатель ответили на такое, мягко скажем, нестандартное предложение? Купи, мол, дяденька, половой член, да не просто член, а исторический и, можно сказать, судьбоносный орган. Вот и я отреагировал также. «Да ты с ума сошел! А от государыни Екатерины они никакой орган не предлагают? И какие французы? Они-то тут причем?» (мы давно знакомы, и подобная манера выражения чувств не могла обидеть Дмитрия). Когда выяснилось, что один из французов еще и говорит по-русски, я запротестовал еще более решительно: «Нет-нет, только не Russian mathia, только этих субчиков нам не хватало. У меня медицинское учреждение, я человек солидный». Дмитрий терпеливо выслушал, а потом сказал, что французы – и вправду французы, а язык один из них просто выучил. Они торгую в Париже недвижимостью, люди не бедные и на дешевую уголовщину не пойдут.
Чтобы вы, дорогой читатель ответили на такое, мягко скажем, нестандартное предложение? Купи, мол, дяденька, половой член, да не просто член, а исторический и, можно сказать, судьбоносный орган. Вот и я отреагировал также. «Да ты с ума сошел! А от государыни Екатерины они никакой орган не предлагают? И какие французы? Они-то тут причем?» (мы давно знакомы, и подобная манера выражения чувств не могла обидеть Дмитрия). Когда выяснилось, что один из французов еще и говорит по-русски, я запротестовал еще более решительно: «Нет-нет, только не Russian mathia, только этих субчиков нам не хватало. У меня медицинское учреждение, я человек солидный». Дмитрий терпеливо выслушал, а потом сказал, что французы – и вправду французы, а язык один из них просто выучил. Они торгую в Париже недвижимостью, люди не бедные и на дешевую уголовщину не пойдут.
Тут я и задал Дмитрию принципиальный вопрос: «На кой мне черт член Распутина?». – «А ты подумай», – был ответ. Я не только подумал, но периодически возвращаюсь к этой мысли и теперь, и, поверьте, только-только начинаю догадываться о глубоко символическом значении этого визита и этого разговора, начавшегося с какого-то знаменитого в прошлом орла, изъеденного пухоедом, и закончившийся… Но обо всем по порядку.
В январе или феврале следующего 2000 года, когда все, как сумасшедшие кричали: «Тысячелетие! Millennium!», – и никак не могли понять, что до смены века остается еще почти целый год, мне позвонил все тот же Дмитрий Гельфанд и предложил зайти. Ну, что ж, живет он совсем рядом с моей клиникой на Фурштатской, 47/11.
«…….. Пойдем, коли зовут», как говаривал граф Алексей Константинович Толстой. Прихожу. Сидят два незнакомых господина довольно солидного вида. Знакомимся, на визитных карточках: название фирмы, адрес в Париже, телефоны – все, как полагается. Дмитрий ставит на стол фанерную коробку размерами примерно 40 Х 50 Х 80 см. Внутри какие-то бумаги, фотографии, популярные медицинские брошюры предреволюционных лет, медицинский календарь за 1913 год. Французы называли это странное собрание «архивом Лопатинской» (об Акелине Лопатинской, верной сподвижнице Григория Распутина, речь пойдет ниже). Была в этом ящике и небольшая деревянная шкатулка. На внутренней стороне крышки – замысловатый вензель. Рядом – остатки каких-то надписей по-немецки да еще готическим шрифтом.
Но главное – запах, одуряющий запах каких-то экзотических трав, который сразу же заполнил всю квартиру почтенного антиквара (он потом ее долго-долго проветривал). В шкатулке – нечто ссохшееся, бесформенное и, извините, волосатое. Оно прилипло к стенке шкатулки, и достать его оттуда нельзя. И вот за это господа французы попросили столько, что у меня уже во второй раз «в зобу дыханье сперло». «Сколько-сколько? Да вот за это? Шутить изволите, господа хорошие. Россия, конечно, страна чудес, но не до такой же степени!». Хорошо, что я не назвал их гробокопателями, француз не настолько знал наш язык, пришлось бы растолковывать… В общем, моя неготовность заплатить так много была неподдельной, и опытные еврокоммерсанты это сразу же поняли. Не буду утомлять вас всеми подробностями переговоров, скажу только, что сторговались мы за 1/10 первоначальной цены и притом с оплатой в рассрочку в течение полутора лет.
А теперь главное: доказательства подлинности. Они суть следующие. В Соединенных Штатах живет один пожилой господин, назовем его С., он бывший советский журналист-международник. (Он известен каждому из моих читателей от сорока лет и старше; если к моменту издания книги мы успеем получить его разрешение, я назову его имя полностью – такие теперь в мире законы). Так вот, г-н С. в 1974 году видел именно эту шкатулку в руках Матрены Григорьевны Распутиной, которая жила в городе Лос-Анджелесе и (не смейтесь, пожалуйста) до весьма преклонных лет дрессировала львов в местном цирке. Ну, поверьте, это не розыгрыш. Она действительно работала в цирке, скрывая свое происхождение. С ее разрешения С. тогда же сообщил о ней в прессе. И началось нашествие журналистов – американских и европейских. А народ, народ-то как в цирк повалил! «Дочь зверя – укротительница царя зверей» и прочие рекламные штучки в том же духе. Так вот С. подтвердил французам, что именно в этой шкатулке (он упорно называл ее пеналом) Матрена в 1974 году показала ему свою необычную реликвию – половой орган родного батюшки. В 1976 году Матрена Григорьевна скончалась в возрасте 79 лет.
Я принес приобретенный объект в Центр Простатологии. Ну, и что теперь с ним делать? У нас серьезное леченое заведение, а тут такое «амбре». Музей эротики у нас тогда уже существовал (кстати, первый в стране и, что особенно приятно, для посетителей абсолютно бесплатный), но как поместить туда половой орган столь страшного вида и не распугать пациентов? И тут чудеса продолжились. По собственной инициативе ко мне пришел незнакомый господин и представился кандидатом биологических наук Водопьяновым, участником бальзамирования тела великого вождя северовьетнамского народа товарища Хо Шимина. Так вот, господин Водопьянов вызвался забальзамировать препарат. Я не без сомнений согласился. Шкатулка отправилась к Водопьянову на долгие четыре или даже пять месяцев. Время от времени маэстро звонил мне и докладывал о ходе дела. Сначала он был вынужден распарить клей, которым была склеена шкатулка и разобрать ее на части: иначе достать орган не представлялось возможным, так он приклеился к стенкам. Потом наступила очередь собственно препарата, его Водопьянов тоже распарил. Все волоски он отделил один от другого. В общем, поработал с душой. Поврежденные места зашил, кавернозные тела (внутренняя часть мужского полового члена) заполнил гелем и, чтобы гель не вытекал, завязал пеньковой веревочкой. Получилось нечто полуэррегированное и длиной в 24 см. (Не тянитесь, дорогой читатель, за школьной линейкой – не в длине счастье. Лучше дочитайте до конца.)
К сожалению, одним из компонентов консервирующего раствора является формалин. Под действием его ткани светлеют, и через несколько десятилетий орган может превратиться в «альбиноса». А хотелось бы передать его следующим поколениям в виде, максимально приближенном к естественному, то есть таким, каким он висел между мускулистых ног Григория Ефимовича, когда он со своими почитательницами мылся в бане. Точнее, это они мыли его в знак послушания, но об этом позже.
Также позднее мы обсудим с вполне профессиональных позиций вопрос о том, в чем был секрет столь странного и столь успешного сексуального поведения Распутина. Обладал ли он какими-то особыми качествами, и если да, то в чем именно они заключались. А пока попытаемся восстановить историю полового органа Распутина от того момента, когда его обладатель рухнул на паркет во дворце Феликса Юсупова, убитый ядом и револьверными пулями, до того памятного дня, когда господа французы раскрыли передо мной свой ящик и показали его удивительное содержимое.
Читателю, знакомому, хотя бы, как и я, то есть поверхностно, с основами современной физики, известна идея о существовании нескольких равновероятных историй Вселенной. Нечто подобное, но в значительно меньшем масштабе, имеет место и в определении событий, благодаря которым половой член Распутина начал свое долгое странствие, чтобы в последний год уходящего века, наконец, упокоиться в витрине Музея Эротики Центра Простатологии на Фурштатской
и стать достоянием широкой публики (плата за осмотр не взимается). Мы вряд ли когда-нибудь сможем выбрать одну из этих четырех историй (я называю их реконструкциями). Они примерно равновероятны. Да и было бы странно, если бы такого человека, как Григорий, загадки и странные происшествия не сопровождали и после его смерти. Думаю, в этом было бы что-то противоестественное. Вот если бы скончался какой-нибудь тихий приказчик или вечно нетрезвый мастеровой – тогда иное дело: и похоронили бы покойного со всеми принадлежавшими ему органами, и лежал бы он в могиле спокойно. А вот, начиная с сословия чиновников, даже самых скромных и незаметных, такого благолепия уже не жди. Тут начинается чистая чертовщина. В нашем фантастическом городе и по сию пору бродит по ночам тень Акакия Акакиевича Башмачкина, да вот шинелей только не срывает, и то потому, что шинели вышли из моды, а куртку на молнии попробуй сорви, да и народ нынче куда более агрессивный, чем в гоголевские времена: возьмет, да и надет тебе, будь ты хоть три раза тень и оживший покойник. А нос майора Ковалева и сейчас еще нет-нет, да и проедет по Невскому проспекту, только его не видно за темными стеклами немецкого лимузина марки BMW.
Я частенько езжу по ночному городу и однажды в зимнее ненастье увидел-таки странную фигуру прямо у стены Морского госпиталя, что за Старо-Калинкиным мостом, то есть именно в том месте, которое определил бессмертный Николай Васильевич для странствий призрака коллежского регистратора. Наверное, это был какой-то бродяга, или, как теперь говорят, бомж. Его закутанную в бесформенное тряпье фигуру можно было принять за что угодно. Все это я понял позже, а тогда, несмотря на полученное воспитание в духе воинствующего материализма, я оторопел ничуть не меньше, чем наши суеверные предки, и поскорее проехал дальше.
Так вот, после водружения члена Григория Ефимовича в витрину Центра Простатологии у нас началась некоторая мелкая бесовщина. Ночным охранником в Центре работал солидный мужчина лет 50-55-ти. Бывший активный член КПЧСС, он и здесь не изменил своим убеждениям. За ночь он прочитывал несколько газет соответствующей направленности и по утрам встречал меня краткой, но страстной речью, в которой обличал, мягко говоря, ошибки президента Ельцина и разъяснял мне, что сделают «наши», когда вернутся к власти. Свою работу в частном медицинском бизнесе (кстати, за неплохую и регулярно выплачиваемую зарплату) старый большевик, скорее всего, считал временным тактическим отступлением для перегруппировки сил перед новым решительным броском на Смольный.
Так вот, после водружения члена Григория Ефимовича в витрину Центра Простатологии у нас началась некоторая мелкая бесовщина. Ночным охранником в Центре работал солидный мужчина лет 50-55-ти. Бывший активный член КПЧСС, он и здесь не изменил своим убеждениям. За ночь он прочитывал несколько газет соответствующей направленности и по утрам встречал меня краткой, но страстной речью, в которой обличал, мягко говоря, ошибки президента Ельцина и разъяснял мне, что сделают «наши», когда вернутся к власти. Свою работу в частном медицинском бизнесе (кстати, за неплохую и регулярно выплачиваемую зарплату) старый большевик, скорее всего, считал временным тактическим отступлением для перегруппировки сил перед новым решительным броском на Смольный.
На следующее же утро после водворения органа Распутина в музей, охранник попросил расчет, честно признавшись, что стал чего-то побаиваться в долгие ночные часы. То ему какие-то шаги слышались, то рядом с ним кто-то сопел. Чтобы защититься от этой напасти, он зажег во всем коридоре свет. Мы люди экономные и обычно пустых трат электроэнергии не допускаем, но тут случай был особый: человек явно страдал. Я стал его успокаивать: стены у нас толстые, двери прочные, телефон у вас под рукой, если что – милицию вызовете. Может быть, вы «ужастиков» начитались? Но никаких ужастиков, кроме упомянутых газет он не читал, а к газетам и содержащимся в них предсказаниям конца света был привычен. Никакие уговоры не помогали, и этот человек, воспитанный и проживший большую часть своей жизни в духе воинствующего атеизма, ушел с неплохой работы…
Мои помощники тоже почему-то отказываются ночевать в помещении Центра, даже если им случается работать до утра. Я не склонен к суеверию, но их могу понять, они ведь люди молодые и выросли в эпоху, когда принято сомневаться во всем. Чем черт не шутит, а вдруг часу эдак в четвертом ночи придет кто-нибудь со спутанной бородой и немигающими серыми глазами, да и предъявит законные права на утраченный орган? Что они тогда будут делать? Тут вызовом милиции на спасешься, скорее уж понадобится машина с дюжими санитарами.
Но вернемся к нашим реконструкциям событий, в результате которых половой орган Григория Ефимовича отделился от его тела и начал самостоятельное существование наподобие носа майора Ковалева.
Итак, реконструкция первая – Лазоверт. Лет за десять до смерти Распутина с его покровителем, весьма уважаемым в Петербурге и во всей России священником, произошла удивительная и трагическая история. Священнослужитель этот, несмотря на то, что вел обширную лечебную практику, травами лечил бедноту и притом бесплатно, сам страдал заболеванием мочеполовой системы. По дошедшим до нас описаниям симптомов могу предположить, что это была ранняя форма заболевания, известного в народе под названием аденома простаты (официальное медицинское название – доброкачественная гиперплазия предстательной железы). Это заболевание отравляет жизнь многим пожилым мужчинам: частые позывы на мочеиспускание заставляют их вставать с постели по нескольку раз за ночь. Священник был женат, и жена уговорила его обратиться за советом к какому-то заезжему европейскому доктору. Больной отправился по указанному адресу на Вознесенском проспекте. Кучер, прождав несколько часов, заподозрил неладное. К тому же ему послышались крики, и он силой ворвался в квартиру. Потом он дал официальные показания в полиции, согласно которым в комнате с плотно занавешенными окнами и освещенной свечами он увидел людей в черном и с масками на лицах. У мужчин в руках было холодное оружие. Священник был привязан к колесу, его рубашка была в крови. В церковных кругах до сих пор сохранилось предание о том, что священника собирались оскопить и притом в ритуальных целях. Кто это был? Сатанисты, члены секты скопцов или кто-то еще?
Кучер оказался человеком неробкого десятка: открыл окно и позвал на помощь. Странные личности тут же разбежались, даже не попытавшись применить оружие. Только одного человека полиция успела задержать. Это был доктор Станислав Лазоверт. Да-да, именно тот Лазоверт, который декабрьским днем 1916 года будет пропитывать цианистым калием пирожные для угощения большого их любителя – Григория Ефимовича. А пока что доктор отделался дачей показаний в качестве свидетеля. Почему дело не довели до конца? Почему сам священник (он остался жив) отказался давать показания? Авторитет его, повторяю, был необычайно высок, и на его просьбу закрыть дело власти вполне могли ответить согласием. Эта история столь сильно подействовала на потерпевшего, что в скоре он отказался от пищи и умер от истощения.
А теперь вопрос: мог ли доктор Лазоверт, вполне владевший основами хирургии и испытывавший странную тягу именно к операции кастрации, так вот, мог ли этот доктор Лазоверт произвести свою любимую операцию сразу же, как только Григорий испустил последний вздох? – Вопрос чисто риторический, а потому ответа не заслуживает. Может быть, поэтому так упорно искали утраченный протокол Косоротова? Ведь он не мог ни при каких обстоятельствах умолчать об отсутствии у покойного половых органов. Но протокола, как я уже имел честь вам докладывать, нет. Так что реконструкция № 3 остается в списке.
Реконструкция вторая – Косоротов. Императрица хотела поскорее предать тело Григория земле. Выполняя ее волю, петербургский градоначальник распорядился провести судебно-медицинское исследование тела как можно быстрее. Дело поручили не кому-нибудь, а профессору судебной медицины и токсикологии, бывшему сотруднику Императорской военно-медицинской академии тайному советнику (III класс Табели о рангах, или второй генеральский чин в гражданской иерархии) Дмитрию Петровичу Косоротову (1856-1919). И вот, ночью в полутемном флигеле при храме производится вскрытие. Косоротов был, как и полагалось в то время врачу, человеком основательным. Понимая, насколько серьезно он нарушает правила, и, предвидя распоряжение об углубленном, в том числе и токсикологическом, исследовании, он извлекает из тела Распутина все внутренние органы и помещает их в консервирующий раствор. Мог ли он отделить и половые органы? А почему бы и нет? Банки, как и полагается, были отправлены на хранение, но уже через несколько месяцев они бесследно исчезли. Та же судьба постигла и протокол вскрытия, который, в соответствии с законом, написал Косоротов: «Я такой-то при помощниках таком-то и таком-то тогда-то в таком-то помещении и при таком-то освещении исследовал останки тела такого-то и отметил следующее. При наружном осмотре…и т.д.». – Обычно столь важную информацию не доверяют одному листу бумаги, и все содержание документа дублируется в журнале судебно-медицинского органа, производившего вскрытие.
И уж как их потом искали, этот протокол и этот журнал. Искали следователи Чрезвычайной следственной комиссии, назначенной Временным Правительством, искали сотрудники ГПУ и НКВД. Все тщетно: пропали бумаги, пропали окончательно и навсегда. Если уж и сейчас не всплыли они где-нибудь на международном аукционе, таком как Кристи или Сотбис, то видно не судьба нам прочесть результаты исследования тела царского любимца. Хотя, как знать, Григорий Ефимович умел удивлять при жизни, может удивить и еще раз, скажем на столетие со дня своей смерти. Подождем, увидим. Почему Чрезвычайная следственная комиссия не допросила самого Косоротова, ведь он умер только в 1919-м? Может быть он покинул Петроград и был для комиссии недосягаем?
Реконструкция третья - Киля. Акелина (Акулина) Никитична Лопатинская (Распутин ласково именовал ее Килей) родилась в семье то ли крестьянина, то ли сельского священника и рано обнаружила страсть к сильным эмоциям и опасным приключениям. В качестве сестры милосердия она участвовала в обеспечении боевых действий во время войны. По ее словам, она не только перевязывала раненых, но и помогала докторам при хирургических операциях. А операции тогда в военно-полевой хирургии были известно какие – ампутации конечностей, верхних и нижних. Так что Акелина научилась не бояться крови. Ее муж погиб на войне, дети умерли от болезней. Некоторое время была послушницей в монастыре. Потом в поисках утешения она пришла к «старцу Григорию» и вскоре стала одной из его самых преданных почитательниц и личным секретарем. Несмотря на названные выше психологические особенности, Киля сохраняла изрядную ясность ума. Во всяком случае, уже на следующий день после исчезновения Григория (о том, что он убит, тогда знали только сами участники убийства) Акелина тоже исчезла. Исчезла, чтобы появиться на подмостках истории один-единственный раз и то всего на несколько часов. Когда тело Распутина было выловлено из невской воды, его после ускоренной судебно-медицинской процедуры (о ней я расскажу ниже) поместили в доме фрейлины Вырубовой в Царском Селе. В эту ночь Лопатинская была у Вырубовой, во всяком случае, так потом утверждала на следствии Вырубова.
Вряд ли фрейлина могла просидеть у тела всю долгую зимнюю ночь и ни разу не отойти хотя бы по нужде. Сколько нужно было времени хирургической сестре, чтобы отсечь «на память» половые органы покойного? Две-три минуты или меньше? Уж кто-кто, а девственница Вырубова (ее непорочность была официально подтверждена позднее медицинской экспертизой) не стала бы заглядывать под одежду своего почившего кумира. После этой ночи, как сказано выше, Акелина исчезла снова и на этот раз уже навсегда. В так называемом «архиве Лопатинской», который хранится у нас в Санкт-Петербургском Центре Простатологии, есть несколько примечательных писем. Они отправлены из разных мест, и подписи под ними стоят разные, но почерк-то один и тот же! Киля так никогда и не попалась на глаза представителям ни старой, ни новой России. А вот с Матреной она вполне могла увидеться. Могла и передать ей в дар (сразу или перед смертью) эти своеобразные «мощи».
Реконструкция четвертая – толпа. В первые же недели своего недолгого существования Временное Правительство внесло посильный вклад в развитие распутинианы: оно создало Чрезвычайную следственную комиссию для выяснения обстоятельств смерти и захоронения «старца» Григория. Злые языки говорили, что власти надеются в могиле найти богатую церковную утварь, например, золотой крест, украшенный каменьями, или что-нибудь еще в том же роде. Поиск денег является первейшим занятием каждого революционного правительства, так что господина Керенского можно понять: не для себя старался, за народ болел. Вдруг золотишко найдется? «Сколько бы вышло портянок для ребят, / А каждый раздет, разут», – вы не вспомнили, откуда эти слова? Сейчас я вам напомню. Кто бы вы думали, был следователем комиссии с таким романтическим названием? (Ведь от «ЧСК» до «ЧК» не так уж далеко; не все большевики придумывали сами, умели они, когда надо, интересные идеи заимствовать и творчески развивать.) А следователем-то был Александр Александрович Блок, да-да тот самый, последний великий поэт старой России. Думаю, Александр Александрович работал интеллигентно: ручкой нагана допрашиваемых по голове не бил и расстрелом не пугал. Может быть, потому и дело двигалось слишком медленно: не понимают некоторые люди всех этих «вы» да «пожалуйста». Вот лет эдак через двадцать (поясняю, 1917 + 20 = 1937) они бы как миленькие все бы выложили на первом же допросе…
Можно я немного отвлекусь и расскажу вам анекдот? Анекдот на близкую тему. Так вот, откопали в Египте гробницу. Мумия на месте, а вещички все давно тю-тю. Надписи на стенах вылиняли, и не понять, кто похоронен: Аменхотеп, Рамсес или какой-нибудь Пепи (был и такой). Долго бились, потом обратились к товарищам. Товарищи прилетели. Перед тем, как спуститься в гробницу попросили много горячего чаю с лимоном и почему-то в стаканах с подстаканниками. И еще попросили до утра не беспокоить. К утру вышли усталые, но довольные. Коротко доложили: «Аменхотеп VIII». – «Да как же узнали?» – «Как узнали, как узнали – сам сказал».
Получив распоряжение Временного правительства, ЧСК произвела эксгумацию тела Распутина. Похоронено оно было на значительной глубине – 4,5 метров, а над могилой ударными темпами (примерно за месяц) была возведена часовенка. Ценностей не нашли. Оказалось, что ушел старец из нашего мира таким же бедным, как и пришел в него. Возможно, поэтому интерес к данному вопросу у правительства как-то быстро угас. Но что было делать с телом? Как всегда, в подобных случаях, решение отложили, а тело временно поместили в вагон на Царскосельском (ныне Витебском) вокзале, благо зима была холодная, и риска разложения пока не было.
Получив распоряжение Временного правительства, ЧСК произвела эксгумацию тела Распутина. Похоронено оно было на значительной глубине – 4,5 метров, а над могилой ударными темпами (примерно за месяц) была возведена часовенка. Ценностей не нашли. Оказалось, что ушел старец из нашего мира таким же бедным, как и пришел в него. Возможно, поэтому интерес к данному вопросу у правительства как-то быстро угас. Но что было делать с телом? Как всегда, в подобных случаях, решение отложили, а тело временно поместили в вагон на Царскосельском (ныне Витебском) вокзале, благо зима была холодная, и риска разложения пока не было.
Потом стали поступать тревожные вести: вокруг вагона собираются, хромые, увечные и прочие убогие – молятся, просят заступничества старца. Так и жди стычки с полицией, применяй потом силу для разгона, а там и до бунта недалеко. Уж такова была судьба этого неординарного человека, что создавал он проблемы и демократам и патриотам, и власти и оппозиции, и при жизни и после смерти. Что же делать? Похоронить? – Толпа только того и ждет, чтобы устроить ежедневные паломничества и ночные бдения на могилке. А потому приказали просто: «Уничтожить». Но как? Этот вопрос оставили на решение рядовых исполнителей. И вот погрузили многострадальное тело раба Божьего Григория в автомобиль и повезли далеко-далеко, аж в Озерки (тогда это было действительно далеко за городом). Там тело расчленили и попытались сжечь. Подвела безалаберность, а также всегдашняя несогласованность хозяйственных служб: не взяли с собой ни кер