Сирена.
Первым сирену заметил Фесий. Подскочив к кормчему, он хлопнул его по плечу и принялся отчаянно жестикулировать, указывая обеими руками за борт.
Одиссей посмотрел туда, куда показывал юноша: за бортом, в бирюзовых волнах, плавало нечто, напоминающее пучок желтоватых водорослей. Молча указав Фесию на руль, он передал тяжелое кормовое весло в руки юноши, а сам, свесившись за борт, вгляделся внимательнее.
Из-под водорослей блеснули два насмешливых глаза, а затем над волнами появилось лицо. Две изящные ручки откинули назад длинные пряди, оказавшиеся бледно-рыжими волосами. Сирена широко улыбнулась.
Он почувствовал, как судно накренилось: команда бросила весла и, разинув рты, уставилась на морскую деву. Одиссей сердито замахал на них руками, но никто и не думал подчиняться.
Сирена тем временем принялась петь. Она бросала на моряков игривые взгляды из-под тонких бровей, и то складывала губы трубочкой, то растягивала в улыбке так, что были видны ее жемчужные зубки. Длинные волосы опять расплылись по воде вокруг ее лица.
Одиссей взглянул на команду. Как удачно ему пришла в голову мысль заблаговременно залепить уши матросов воском! Если б не это, не миновать беды. Песни сирен, как он знал из рассказов старых мореходов с Итаки, столь притягательны и нежны, что даже самый стойкий из мужчин решительно потеряет от них голову и бросится прямиком в тирренские волны, навстречу гибели.
Сирена все пела. Ему вдруг стало смешно и он расхохотался в голос, но тут же смолк — до того непривычно показалось ему не услышать собственного смеха. Сирена удивленно взглянула на него. На секунду она показалась ему растерянной, а потом она беззвучно заговорила.
Едва сдерживаясь, чтобы снова не рассмеяться, он показал на уши и покачал головой. Потом развел руками.
Сирена просветлела лицом. Из воды поднялась тонкая ручка и заткнула пальцем розовое ушко. Девушка вопросительно приподняла бровь. Одиссей кивнул, чувствуя, как гордость за собственную хитрость переполняет его. Как бы она — эта самая гордость, распиравшая его — не выдавила восковые пробки из ушей!..
Но — слава богам! — все они сегодня в безопасности. Вон старик Перимед о чем-то перемигивается с рядом стоящими, Аристомен почесывает бороду, а Гиппокл облизывает губы и не отрываясь глядит на сирену. Никто и не думает прыгать в воду.
Он снова развел руками.
— Извини, — сказал он. Своего голоса он не услышал, но его услышала сирена.
Ее губы задвигались. Тонкие руки разошлись в том же жесте, белые плечи поднялись и опустились. Он вдруг понял, что она ответила то же самое:
— Извини.
Откинув с плеч мокрую рыжую гриву, сирена одним движением вытолкнула свое стройное тело из зеленой воды по самый пояс. Моряки отпрянули от борта, но сирена тут же упала обратно в воду, хохоча во все горло. Брызги окатили Одиссея и всех его спутников.
Сирена, раскинулась на волнах, словно дева на ложе. Руками она придерживала круглые белые груди с торчащими вверх темными сосками. Капельки воды на тонкой коже искрились под солнцем, словно драгоценные камни. Сирена медленно опустила одну руку вниз, скользнув по животу. На секунду задержалась у пупка, а затем двинулась дальше. Вторая рука приподнялась и сделала манящий жест.
Слишком поздно понял он, почему раскачивается корабль, и отчего вода под бортом словно вскипает, и почему брызги попадают ему на лицо. Моряку, много дней не видевшему женщин, не нужно слышать их пения, чтобы потерять остатки разума. Последним за борт бросился молодой Фесий. Одиссей успел ухватить его за подол одежды, но старая ткань треснула, и юноша боком упал в воду, а в руке кормчего остался край туники с вышитым меандром.
Он выругался — в полной тишине — и остался один.
Возвращение на Итаку опять откладывалось.
