Дети пустоты

В 90-х среди работников социальных учреждений в употреблении был термин — «движение детей». Его смысл — в необходимости «естественной убыли контингента», чтобы можно было освободить места для других таких же детей с особенностями в развитии. Им ставили диагноз «необучаемые». Диагноз в прямом смысле этого слова.

Многие специалисты и журналисты, занимавшиеся социальной тематикой, как могли, пытались изменить чудовищную практику, заставить отказаться от диагноза-приговора. В начале 2000-х вышла книга «Белое на черном» Гальего Гонсалеса, выжившего в детском доме для «умственно отсталых». Книга перевернула сознание многих. Диагноз «необучаемые» был в итоге исключен из практики.

В 2016 году было опубликовано постановление Министерства образования РФ, в котором наконец было четко артикулировано: все дети обучаемы, нельзя обрекать их на растительное существование, даже лежачих с зондовым питанием и ментальными нарушениями. Всем нужен эмоциональный отклик, всем нужны развивающие занятия по специальной программе

Прошло 5 лет.

Дима и Мэри

— Эти дети не страдают, потому что ничего не понимают, у них нет и не может быть никаких чувств, ума-то нет, — примерно так Мэри Дадли говорили сотрудники Дома малютки о детях-инвалидах, которым был выставлен диагноз «умственная отсталость».

Мэри приехала в Москву из США вместе с мужем, работавшим здесь по контракту в крупной компании еще в 1996 году. Она на тот момент была президентом Международного женского клуба и большую часть своего времени занималась волонтерством.Мэри слушала то, что говорят ей сотрудники Дома малютки, и не могла отвести взгляда от малыша, сидящего на полу. Он был совершенно безучастен ко всему.

Мэри подсела к нему, погладила по голове, обняла. Никто никогда не обнимал малыша за 2,5 года его жизни. Мэри стала чаще навещать мальчика, его звали Дима Мартынов. Они привязались друг к другу. Она, как только появлялась возможность, летела сюда. Он все время смотрел в сторону двери — в надежде, что она откроется и появится Мэри. Когда именно так и происходило, Дима бурно выражал свою радость, и слова «у них нет чувств» персонал говорить перестал.

…Тем временем в один из московских интернатов для сирот с умственной отсталостью пришли прихожане храма иконы Божией Матери «Живоносный источник». Увиденное потрясло их: дети лежали часами в своих кроватях и смотрели в одну точку, к ним никто не подходил. Прихожане стали делать все ровно то же, что делала Мэри, — играть с детьми, обнимать, умывать, приносить новое постельное белье, одежду. Мэри помогала вся семья, семьи ее сестер и семьи друзей. Прихожане собирали деньги всем миром в России.

В Доме малютки дети живут до пяти лет. Когда Диме исполнилось пять, он попал именно в тот интернат, где волонтерили прихожане из храма. Конечно, вслед за Димой туда потянулась Мэри, так она познакомилась с прихожанами, многие из которых уже работали в штате интерната. Специально для того, чтобы дети могли увидеть солнышко, Мэри закупила инвалидные коляски. Дети впервые вышли из помещения, увидели деревья, небо, машины. А потом волонтеры стали показывать ребят врачам. Все стало налаживаться…

Дима ушел из жизни еще до своего девятилетия — неизлечимая болезнь. Мэри продолжала заботиться о других. Вместе с Сергеем Андрюшиным в 2006 году учредила фонд и назвала его «Димина Мечта».

— Это мало кто из здоровых людей сможет понять так, как я, — говорит директор Фонда «Димина Мечта» Елена Володина, — потому что я хоть и росла здоровой, но до девяти лет была дома все время одна. Я думаю, Дима мечтал о том, чтобы кто-то обратил на него внимание, забрал домой, подтвердил, что он живой.

Фонду в марте исполнится 15 лет, из них 10 лет им руководит Лена. Мэри живет в США, но всегда на связи, она остается учредителем и занимается сбором финансов для Фонда «Димина Мечта».

Лена

— Мама крутилась, как могла, — это были 90-е годы. Она была в таком положении и в таком состоянии, что, конечно, нам нужна была помощь. Но никто не помог. Никаких родственников рядом — так сложилось. Она уходила утром и возвращалась поздним вечером. Все это время я была одна — ни телевизора, ни, конечно же, гаджетов. Ти-ши-на. Одна и та же темно-серая картинка за окном. Жили на Севере — все время снег и темень. Я мечтала попасть в детский дом, потому что там люди! И дети играют. А здесь ты как будто медленно сходишь с ума. Тебе просто не на что опереться — вакуум, сенсорный голод — это самое пугающее, что может быть с детьми, даже здоровыми физически. Что тут скажешь об обездвиженных, тяжелобольных, которые не могут самостоятельно взять ложку, чтобы поесть.

Когда Лене Володиной исполнилось 9 лет, мучительное одиночество кончилось. Появился замечательный отчим, в семье родились еще двое детей. Теперь мама была дома.

И все вместе переехали на юг, в большой частный дом под Краснодаром, чтоб у детей было солнце и фрукты. Завели большое хозяйство.

Приемные дети не были приучены к элементарным бытовым вещам. Например, 16-летняя сестра в ужасе запрыгивала на диван, когда включали пылесос, — боялась, что взорвется. Лена тогда поняла, что в детском доме плохо и что она, хотя ей было всего 12 лет, — старшая, должна обо всех заботиться.

После школы пошла учиться социальной педагогике. И уже на втором курсе сама стала приемной мамой. В те годы на Севере было много детей, сбегавших от пьющих или употребляющих наркотики родителей, которые засыпали ночью на теплотрассах и погибали. Родителям Лены прилетела просьба от мэра Нефтеюганска — приютить еще несколько детей. Но по закону родители уже никого взять не могли, взяла Лена. Жили все вместе: мама, отчим, она, а детей никто не делил, кто чей. Всего в этой большой семье выросло 26 приемных детей.

Лена, получив диплом педагога, поступила на юрфак — чтобы защищать права приемных детей, которые нарушали повсеместно: списывали на них то, что они в реальности не получали, обманывали с квартирами.

Потом на глаза попалась информация о том, что фонд Форда объявляет конкурс на грант для учебы по социальным темам.

— Я думала: ну зачем мне снова учиться, и так уже есть два высших, Но любопытство одолело.

Один из них бьется за то, чтобы брошенных детей пристроили в семью, и оказывает при этом всестороннюю помощь. А другой в ответ на просьбу о помощи говорит: «Я не просил вас брать детей в семью, сдайте их назад в детский дом».

Лена грант выиграла, закончила поствузовскую Российско-Британскую магистратуру по социальному менеджменту, прошла стажировку.

— Я думала, вернувшись в Россию, что у меня теперь так много знаний, что просто нельзя ими не поделиться там, где они реально нужны. Разослала резюме в несколько благотворительных фондов. Посыпались предложения. Но зацепила меня Мэри Дадли. Деликатная, светящаяся, мне казалось, что вся ее душа переполнена сочувствием, что она этим живет. Она показала мне видео, посмотрев которое я не могла уже уйти от этих страдающих детей

Дети пустоты

Я тоже смотрела это видео. Страшно. Не сразу понимаешь, что происходит.

Иногда взгляд в объектив — взгляд-катастрофа: тяжелый, напряженный, мрачный. Будто и не дети вовсе, а какие-то неизвестные науке существа, так и не понявшие, кто они, где. Ни одной игрушки, пустой манеж. Обеспечивается только санитарный уход и кормежка. Но ведь даже с домашними растениями люди иногда разговаривают, а с ними не говорил никто.

ПРОДОЛЖЕНИЕ