Екатерина Кевхишвили (комментарий) // «Собеседник», 9 апреля 2021 года

Жена Быкова о его матери: Я научилась у неё самому важному

Екатерина Кевхишвили, супруга публициста Дмитрия Быкова, поделилась с Sobesednik.ru воспоминаниями о Наталье Иосифовне Быковой, умершей вчера на 85-м году жизни.

— Впервые я увидела Наталью Иосифовну на заключительном этапе ВОШ по литературе. Нашу региональную команду не отпускали, кажется, ни на какие дополнительные мероприятия: подготовка к турам была важнее. «Ну хоть на Быкова с мамой можно?» — спросили мы. — «На Быкова с мамой можно».

Через несколько лет я узнаю, что она не приемлет никаких сантиментов и гордится званием «матери», отчасти презирая говорившееся всегда из позиции слабого «мама».

Она сидела на сцене как икона современной педагогики — величественно сияла и освещала сына.

А через два часа в холле пансионата вдруг оказалась на расстоянии вытянутой руки: как всегда бывает, стайка презревших чувство такта школьников намертво прилипла к уже отвыступавшим спикерам.

Нас — о чудо! — усадили пить чай, Наталья Иосифовна раздала подаренные ей только что конфеты (стоит ли говорить, что конфеты эти моментально сакрализовались и были признаны запрещенными к употреблению в связи с высокой символической ценностью?). И что тут началось… Я совершенно не помню, о чём был весь тот разговор — эмоциональное сильнее рационального — но ярко помню само шоу, которое устроила Наталья Иосифовна.

Поняв, что вопросов у нас больше нет, но уходить мы никуда не собираемся, она вдруг спросила у сына какую-то окололитературную ерунду — он, не отрываясь от чая, лениво ответил. Потом спросила что-то ещё, уже улыбаясь в предвкушении взрыва,— Быков ответил вновь, но уже не так лениво.

Не знаю, как именно это случилось, но на каком-то вопросе не до чаю стало всем: она лихо провоцировала, он мгновенно отвечал — это было похоже на фехтование и на парное фигурное катание одновременно.

Закончилась эта схватка, как тёплый летний дождь,— внезапно. В моей голове, помню, приятно зачесалось — мысли лезли, как грибы после тёплого летнего дождя.

Это был мой первый урок от неё. Думала ли я, что когда-нибудь она будет учить меня готовить очхор, настаивать наливку на черноплодке, создавать белый шум из подручных предметов — для спокойного сна малыша (в октябре 2020 года у Дмитрия Быкова и Екатерины Кевхишвили родился сын Шервуд.— Прим. Sobesednik.ru)? Могла ли я представить, что буду учиться у неё самым важным вещам?

Она была внимательной подругой (тактично давала выговориться и в нужные моменты задавала точные, нужные вопросы), заботливой бабушкой (безупречно угадывала с подарками: даже крохе Шервуду самые мягкие комбинезоны выбрала и подарила она), мудрой свекровью (обладала незаменимым умением незаметно и вовремя дать совет, завуалировав его под историю из собственной жизни), гениальным учителем (свидетелей тому не сосчитать).

Но, как мне кажется, все, кто знал её в этих ролях, чувствовали, что она показывает ровно столько себя, сколько считает достойным того или иного собеседника.

Настоящую её знал разве что её сын.

Она могла часами вести неторопливую светскую беседу: о погоде, о новостях (всегда включено радио), о книжных новинках (всегда всё читала сначала она, а уже потом Быков); но как только речь заходила о чём-то, что ей действительно интересно, как мгновенно менялось её лицо, как ускорялся темп беседы! Какие педагогические споры с сыном разгорались на кухне после её урока с отстающим учеником; какие стратегии строились, когда Быков получал особенно талантливый класс!

Как разлетались по разным комнатам два этих непримиримых спорщика и как спустя считанные минуты, обдумав новые аргументы, практически набрасывались они друг на друга. Образ иконы педагогики в моих глазах усложнялся и дополнялся образом иконы материнства.

Если ей не нравилось то, что делал или собирался сделать её сын, она говорила об этом максимально прямо и обычно довольно резко, но — только ему.

Всем остальным она демонстрировала величественную и сияющую гордость за сына — за все его поступки, за все его книги и слова, за то, каким человеком он растёт.

Как-то летом мы приехали к ней в гости в подмосковный санаторий и всеми вместе пошли гулять к пруду. У пруда, естественно, обнаружилось, что Быкову очень надо в него влезть. Наталья Иосифовна, не скупясь на выразительные средства, объяснила, почему этого делать не надо: грязно, прохладно, никто не купается, а если иногда купается, то заходит с другого берега, раздевалки далеко, спуска в воду нет, только утки плавают — и ты с ними будешь.

Конечно, Быкова это не остановило, и он под укоры и наставления матери таки поплыл. Через какое-то время к Наталье Иосифовне подошли знакомые, желая узнать, куда же она так внимательно смотрит. Она улыбнулась и гордо ответила: «Видите вон ту точку на воде? Это плывёт мой сын».

И это, пожалуй, метафора всего её материнства: всю жизнь смотреть с берега, как плывёт её сын, охранять его невероятной любовью и безумно им гордиться. А потом устраивать ему хорошую взбучку на берегу. И отправлять в новый заплыв — и гордиться ещё больше.

С точки зрения современной педагогики, это, конечно, совсем не педагогично: где-то это травмирует, где-то создаёт нездоровую атмосферу соперничества. Но тут приходится признать, что быть хорошей матерью — это вообще не педагогично. Педагогика — наука о воспитании чужих детей.

Наталья Иосифовна создала уникальную школу материнства — нам теперь идеи этой школы развивать. А она так и будет следить за нами с берега и, дай Бог, в минуты сомнений подсказывать, куда плыть.