Тайное голосование близ детского концлагеря

— Куда бы тут отвернуться… Давайте я в дом зайду, на кухню?

— Тамар, это тайное голосование, Тамар! — одергивает председательствующая в комиссии.

— Господи боже мой, тайное… Сережа! Сережа, дай мне стул! Не хотела голосовать в этот раз, свет нам так и не провели в деревне. Но думаю: черт бы с ним… Пусть не будет хуже.

Тамара пытается придумать, как на крыльце своего дома, уставленном тазами с яблоками, обустроить себе кабинку для голосования. «Кабинка» строится из стульев. Бюллетени разлетаются в разные стороны. В итоге все вместе собираем их по крыльцу. Члены комиссии отворачиваются: «Не смотрим, не смотрим».

Муж Тамары Сергей Петрович сначала объявляет, что будет голосовать «против всех», а потом минуты на три уходит с бюллетенями в комнату — обеспечить себе тайну голосования. Возвращается. Сергей Петрович отдал свой голос «Партии пенсионеров» — «как пенсионер». Складывает бюллетени, снимает очки.

— Так, — вдруг сменив тон доброй знакомой на отчитывающий бюрократический, чуть не вскрикивает член комиссии. — Покажите, сколько у вас бланков! Мы с наблюдателями будет проверять, чтобы не было вброса.

Сергей Петрович даже не понимает, что мог такого сделать, в растерянности возвращает бюллетени.

— Ну все, пока, доченьке привет передавай, — машет глава комиссии из-за калитки.

Соседка Валентина в цветастой косынке сидит в горе ботвы и наблюдает за происходящим. Чуть ли не смеется:

— А за кого голосовать-то, девочки? Кого выбирают? Все без нас решено. Первый год, что ли, на свете живете? Уже подсчитаны все голоса, кому надо — тот прошел. Сейчас шумят-шумят, а придут в кресла — много чего делать будут для народа? Им же главное пролезть. Мы для них — периферия. Аборигены!

Выездная избирательная комиссия ведет рейд надомного голосования в деревне Ватнаволок. Это в ста километрах от Петрозаводска, на берегу Онежского озера. Местами Ватнаволок похож на кладбище брошенных лодок. Дорога к нему разъезжается после ливня. Фонарей на улице нет. В Ватнаволоке должны проголосовать оставшиеся в деревне пенсионеры. Местные говорят, что молодые уехали отсюда уже очень давно. Работы нет. Автолавка с продуктами старается приезжать два раза в неделю. Деревня почти умерла.

Но за последний год Ватнаволоку еще сильно досталось.

Сначала весной при въезде построили бутафорский концлагерь. «Историческая реконструкция лагеря» была создана руководителем благотворительного фонда «Открытые возможности» Натальей Абрамовой, которая создала проект, чтобы «сохранить историческую память». Средства на него пошли из президентского гранта. По задумке создателей проект должен был воссоздать жизнь и быт малолетних узников финских переселенческих лагерей. Планировалось, что карельские школьники будут приезжать сюда на выходные на экскурсии.

Бабушки в Ватнаволоке уверены, что сейчас лагерь уже разбирают. Заклеенный лентами шлагбаум преграждает тропу фонариков, которая ведет к дощатым баракам. Сторож запрещает пройти на территорию — говорит, лагерь закрыт, а если узнают, что тут были журналисты, — ему «попадет». Но из-за деревьев все еще вылезают смотровые вышки.

Пенсионеры переживают, что производство нарушит экологию Онежского озера. По их словам, вода там уже мутная, хотя несколько лет назад ее еще использовали для питья.

«Покажите мне, где Жириновский, девочки»

— Где у вас тут Мария Евстифеевна? — кричит глава комиссии мужику с сигаретой.

— Да вот соседний дом. Ну у вас и делегация… Шесть человек на одну бабушку!

Избирательная комиссия в белых халатах и защитных экранах на лицах пробирается к дому Марии Евстифеевны. Ей — 90 лет. Она видит нас еще из окна. Расплывается в улыбке. Красивая — в яркой фиолетовой кофте. Не видит на один глаз — из-за неудачной операции несколько лет назад в Петрозаводске. Живет одна, но иногда к ней приезжает дочка. В прошлом году Мария Евстифеевна похоронила третьего сына.

Она, кажется, рада приходу комиссии.

— Заходите, девочки, я вас виноградом угощу, чай налью. У меня тут где-то лупа была… А за кого голосовать-то?

— Мы не можем вам советовать, — строго, но улыбаясь, отрезает член комиссии.

— А за кого вы все? За Жириновского? Он орет много, сказал, что кредиты и ЖКХ всем спишут. Ну так вы мне кого посоветуете?

— За кого хотите голосуйте.

— Мне-то все равно. Лишь бы была польза. Путину — спасибо, дал десять тысяч. Я, смотрите, что себе купила…

— Ну ладно, покажите, где тут поставить галку, — вспоминает о нашем деле Мария Евстифеевна. — Покажите, где Жириновский, девочки. Ну покажите! Чего вы боитесь-то? Судебное дело, что ли?

— Я не имею права вам подсказывать, — главная в комиссии отворачивается, но пододвигается к столу. — Давайте с лупой читать. Свобода и… Чего там? «Свобода и справедливость» партия.

— Это почему не имеете права подсказывать, если я полуслепая?

— Вот ваше ЛДПР.

— Ну давайте, я за них.

— Ну я вам читаю только! — смеется член комиссии. — И вот это называется «тайна голосования»…

— Ну ладно, ладно.

Мария Евстифеевна все никак не хочет отпускать комиссию. Улыбается, благодарит, что пришли, просит остаться на чай. Потом извиняется: «Вы меня простите, что я вам тут все про себя… Ковыряюсь в огороде, а тут вы пришли». «Вы рассказали, что у вас наболело, это тоже правильно», — понимающе отвечает председательствующая.

О наболевшем Мария Евстифеевна рассказывает и нам:

— Я родилась в Новосибирской области, с мужем познакомилась там же. В 1952 году переехали сюда, к свекрови. Муж всю жизнь пил, я сидела голодная. Родила четверых детей. Трое моих парней умерло. Валерий, Владимир и Игорь. Всех похоронила здесь. Два года как Игорь умер — онкология и сердце. Ног у него не было обеих — сгорел в квартире. Уснул, а обогреватель раскаленный поджег там все. Жена его потом тоже умерла от пьянки. Ребенок их умер в пять лет.

— Страшная была жизнь, девочки, страшная… Никому не пожелаю. Хорошо, что сейчас все иначе.

Мария Евстифеевна вышла на пенсию еще в 1981 году — в 50 лет: «За инвалидность мне дают три тысячи, — перечисляет Мария Евстифеевна, загибая пальцы. — Потом, когда мне 80 лет исполнилось, дали четыре тысячи. И на 90 лет добавили одну тысячу и 754 рубля 4 копейки. Где они выковыряли эти копейки?»

Дом свекрови уже начал гнить, и тогда дочь Марии Евстифеевны взяла на себя кредит — на эти деньги построили новый дом, тот, в котором пенсионерка живет сейчас. Фактически на скалистом берегу. Из бани выходишь в бескрайнее озеро.

Демократия на пепелище

Этим летом в Карелии был введен режим чрезвычайной ситуации. Республику накрыли лесные пожары. Огонь подошел вплотную к Найстенъярви, поселку в трех часах езды от Петрозаводска, в июле. Часть людей эвакуировалась, часть — осталась со своими домами. Большая часть бросилась тушить лес вместе со спасателями. Верховой пожар перекидывался по кронам сосен.

В сентябре об огне напоминают сотни обугленных стволов в лесу. Уголь с них осыпается кусками на землю. У местного кладбища — полотно из черного пепелища. Огонь вплотную подошел к могилам. Несколько из них зацепил. А до других где-то не дошел всего метр — жители остановили.

До избирательного участка нужно идти через руины и мусор, оставшиеся от пустующих домов. Заброшенное здание Лесозавода. Разломанные насквозь потолки старых продуктовых магазинов. Вывернутые деревянные кабинки уличных туалетов.

Из дверей дома культуры играет Пугачева. Вереница пенсионеров спешит к дверям — здесь избирательный участок. Выходит крепкий мужик в форме пожарной охраны. Прищурившись, останавливается на краю лестницы.

Сергей рассказывает, как ночевал в пожарной машине у железнодорожной станции, где горел лес. Как соседи приносили туда еду. Как получил надбавку в девять тысяч. Сергей проголосовал за ЛДПР: «Жириновского по телевизору смотришь — вроде что-то путное говорит, дельное. Может, что-то в стране изменится». Под руку Сергея берет девушка, но говорит, что она — за «Справедливую». Улыбается: «Единая» уже надоела!»

— Мой сын каждый день ездил на станцию, участвовал в тушении, я за ним прыгал, — рассказывает следующий проголосовавший, пенсионер Валерий Михайлович. — Мне уже 76 лет. Он говорит: папа, сиди на заднем месте. Но я хотел. Я рвался. Я говорю: давай я хоть шланги буду таскать, воду подтаскивать. Папа, сиди. А если на тебя рухнет дерево? А я говорю: а на тебя не рухнет? Основную роль, конечно, сыграли вертолеты. Но и люди большую роль сыграли. Люди грудью встали. Если бы я был руководителем, я бы ордена предоставил людям, потому что лезли в огонь, не жалея себя, не думая о том, что семья будет страдать.

В бюллетени Валерий Михайлович поставил галочку напротив «Справедливой России».

— Мне очень нравится Миронов. Мне кажется, он — человек большой души. Что именно в нем нравится, я вам сейчас не скажу. Но, по-моему, у него слова не расходятся с делом. Он старается, но пока у него ничего не получается. Мне нравится, как он говорит — не смотрит в сторону, смотрит в глаза и говорит прямо. Режет по-русски правду.

За «Единую Россию» Валерий Михайлович, говорит, голосовать точно не собирался: «Она полностью захватила власть беспорядков. Мне кажется, в России вроде бы, с одной стороны, жизнь налаживается, а с другой стороны, много, особенно в нашей периферии, очень много беспорядка. Я здесь живу уже 53 года и как вода была мутная и грязная, так и осталась. В наших кранах течет она темная и грязная, непригодная для питья. Мы даже не стираем этой водой».

Член комиссии Алла выбегает на лестницу покурить.

Только женщины, которые родили здесь детей: «Мужья у них все поуезжали. Семьи из-за этого распадаются, работы же здесь нет, а мужики обратно не возвращаются, — Алла ежится, заворачивается в куртку. — А девочкам уже просто некуда деваться».

«В декабре убили моего Алешу»

— Боже, я же очки не взяла…

— Ну там галочку как-нибудь уж поставишь.

— Так я, честно говоря, даже не познакомилась с кандидатами.

— Тетя Маша, чего это ты, должна была всю ночь читать!

— Ага, «щаз». Коммунисты: «мы вернем социализм». Дураки, что ли? Жириновский: «мы не будем повышать цены». Кто же вас слушать-то будет?

Тетя Маша с племянницей поднимаются в избирательный участок. Племянница говорит, что сама из Питера и голосовать не будет, а вот тетя ответственно подошла к выборам, даже переживает, что не знает фамилий в бюллетени.

Мария Петровна — интеллигентная, красивая женщина. Ей — 70 лет, но возраста она стесняется, говорит: «Я такая древняя, вы сейчас испугаетесь, всю жизнь здесь живу, работаю библиотекарем».

— Голос отдала за «яблочко» (партию «Яблоко». — Ред.), — Мария Петровна улыбается. — Ой, за «Зеленую Альтернативу». Потому что надоела эта экологическая обстановка. Дети, старики в аллергии ходят. Кругом аллергия. И потом, мне страшно жалко животных. Я сейчас взяла двух животных в приюте — собачку Мухтара и породистого кота Лео. Мне их жалко, я их кормлю, я за ними смотрю, — рассказывает о питомцах Мария Петровна.

Этот год был для нее страшный.

— В декабре убили моего сына Алешу. Перед самым домом, вон в том подъезде, — Мария Петровна показывает на подъезд двухэтажного деревянного дома, шепчет: — Только одна пенсионерка позвонила в милицию. И не приехала она. Муж сказал: не пойду голосовать. Власти не сделали ничего, чтобы моего сына спасли.

Мария Петровна машет рукой и хочет уйти, но потом останавливается и облокачивается о перила: «А потом коронавирус — 10 дней. Все мне говорят: у вас ОРВИ. А я уже никакая была, температура 39. Все болезни, которые копила за 50 лет, — все ко мне вернулись».

Потом начались пожары.

— Мы чуть с ума не сошли, как это было страшно. В машину положили документы, но не уезжали. Приехал полицейский, говорит: «Давайте эвакуируйтесь». Мы не будем. Мы около дома будем. На кладбище у меня два сына лежат. Мама. И слава богу, наш поселок спасли. Если утром я вставала и не слышала, что вертолет идет с этой бадьей воды, — начинался такой ужас груди. В душе так плохо становилось. А потом слышишь шепот вертолета, а он всегда пролетал над нашим домом, и ты так радуешься, что опять будут тушить.

«Наш президент прекратил ездить за кордон»

На некоторых участках в области к обеду воскресенья явка приближалась к стопроцентной.

Поселок Виллагора. Участок там сочинили в здании бывшего фельдшерско-акушерского пункта, закрытого больше десяти лет назад. Внутри холодно. Печка есть, но не топит. Бело-зеленые стены напоминают о медицинском прошлом участка. Из окошка бдит полицейский. Здесь должны были проголосовать 34 человека — к обеду воскресенья отметились 29 человек.

Виталий Георгиевич медленно бредет с участка, облокачиваясь о стену. При выходе благодарит охрану. Говорит: «Я — ортодокс старый. Поэтому проголосовал за «Единую Россию». Она столько тащит этот воз. Тащит уверенно».

Про пенсионную реформу Виталий Георгиевич говорить отказывается — он «уже давно пенсионер, и это несерьезно».

— Я очень доволен тем, что появился на свете коронавирус, — продолжает Виталий Георгиевич. — Наш президент прекратил ездить за кордон. Наконец-то у него появилось время заняться государством. Он и увидел: мать честная, где же деньги?

В воскресенье же, особенно ближе к вечеру, с участков выходило много молодежи, отдавшей свой голос «Яблоку» или «Партии Роста» или справедливороссам, а как одномандатнику — Слабуновой.

— Больше всего симпатии у меня вызывает Слабунова, — говорит Анатолий, мужчина лет сорока. — Остальные персонажи для меня — туман. А Слабунова — местная, дельные вещи говорит. Что мне очень симпатизирует — педагог по образованию. Я сам педагог. Историк по образованию. И могу сказать: у нас народ голосует — не было бы хуже, чем сейчас. У нас боятся всяких «Новых людей», «Зеленых альтернатив» — потому что будет хуже. А те, кто не ходит на выборы, — не понимают одной вещи. У нас сколько бы ни пришло человек, хоть два — выборы же все равно состоятся. Так что лучше идти.

Анатолий «Яблоко» не поддерживает. Поэтому отдал голос Слабуновой как человеку. Из партий выбрал — «Партию пенсионеров». Мама — пенсионер.

Слабунова в окне

«Яблоко» сохранило фракцию в Заксобрании Карелии, вернулось в Петрозаводский городской совет. Но пока шел подсчет, даже этих перспектив почти не было.


ПРОДОЛЖЕНИЕ