Папа может всё, что угодно. Только мамой не может быть

Протоиерей Андрей Ткачев, 6 сентября 2007г.

Вопреки утверждениям попсовых журналов молодость не кончается со вступлением в брак. Не кончается она и с рождением ребёнка. Судя по письмам, приходящим в редакцию, среди читателей «Отрока» много молодых родителей, уже почувствовавших вкус «взрослой жизни», но ещё не вполне определившихся в вопросах воспитания. Их вопросы составили основу беседы с протоиереем Андреем Ткачёвым, отцом четверых детей.

— Все матери, естественно, хотят в будущем видеть своих детей счастливыми. Однако в это слово «светские» и православные мамы вкладывают разный смысл. Для первых счастливый — значит живущий на достойном уровне в современном мире, то есть уверенный в себе, независимый, успешный. Православная же мать видит счастье ребёнка в спасении его души. Совместимы ли эти «два счастья»? Можно ли воспитать христианина, которому будет уютно в мире? Можно ли воспитывать в православном ребёнке такие качества, как уверенность в себе, стремление к достатку?

— Эти две цели — спасение и жизненную успешность — можно попытаться сочетать. Но успешность не в тех категориях, о которых Вы говорите: бескомплексности, материальной независимости и полной самодостаточности. Нужно привить человеку несколько самых главных опорных качеств, на которых будет строиться и его спасение, и его нормальная мирская жизнь. Здесь я ссылаюсь на митрополита Иннокентия Московского — он был вдовый священник, т.е. знал и семейную жизнь, и жизнь монашескую. Он пишет, что человеку необходимо привить терпение и трудолюбие, которые будут нужные ему равно в деле спасения и в любой жизненной ситуации, независимо от того, какой путь он избрал: путь финансиста, политика, музыканта, водителя… Воспитывая таким образом человека, закаляя, а не развращая, мы облегчаем ему будущие труды спасения, облегчаем и жизненный путь.

Именно на такие простые, казалось бы, вещи и нужно делать ставку. Причём сразу, с пелёнок. Добавим сюда и воспитание милосердия — сострадание к тем, кто болен и стар, плюс эстетическое воспитание. Согласитесь, всем без различия в талантах и материальном благополучии необходимы терпение, целеустремлённость, трудолюбие.

— Если конкретно, как воспитывать терпение в трёхлетнем ребёнке? Психологи говорят, что есть возрасты кризиса (три года, шесть лет и т.д.), есть кризис личности, который выявляется через протест. Нужно ли родительской волей подавлять этот протест?

— Нужно ставить адекватные задачи и требовать их исполнения. Ребёнок должен руководствоваться не столько словами «хочу — не хочу», сколько словами «должен и обязан». Воспитание можно строить на противовесе между прощением и наказанием. Игрушки должны быть собраны, некоторая часть домашней работы должна быть на ребёнке. «Руки мой, тарелку свою уноси, попросил есть и получил — съешь всё до конца, ведь поросят у нас нет». Массу вещей можно смело воспитывать уже сегодня. А вот слёзы и истерики нужно пресекать. То, что ребёнок в состоянии делать, — он должен делать. Распоясавшегося ребёнка нужно ставить на место, без всякой философии.

— Всегда ли единственный ребёнок в семье — эгоист?

— Я убеждён, что пока у вас один ребёнок, вы не сможете его правильно воспитать. Вы очень сильно уменьшаете шанс вырасти ребёнку настоящим человеком. Ребёнок живёт не в социуме, он — один на белом свете. Ему не с кем делиться, не за кого переживать, некого защищать. Он не несёт коллективную ответственность, например, за порядок в общей комнате. А ведь человек должен знать, что он не один на свете, что любовь предназначена не только ему… Два ребёнка — тоже мало. Многое, конечно, зависит от пола детей, от разницы в возрасте. Но где один — там эгоизм, где два — там антагонизм. А вот где трое — там возможность христианской любви, там побеждённая рознь. Трое — это уже ячейка общества, маленький социум. Это — семья.

— Да, я слышала, что «на троих мама не делится». А какое значение имеет разница в возрасте между детьми?

— Я считаю, что если разница между детьми составляет 10 лет — у вас не два ребёнка, а один и один. Если старший уже ходит в седьмой класс, а у вас на руках — младший, то старший выпадет из поля вашего зрения, начнёт жить сам и от вас оторвётся. Неизбежны проблемы. В воспитании младшего вам придётся начинать всё сначала. Ваши дети будут как две монады, между которыми вы будете разрываться. Желательно, чтобы разница не была критична, а была, к примеру, такова, чтобы вы обоих могли держать в одних руках. Они должны вместе гулять, вместе кушать…

— Нужен ли ребёнку садик?

— Если детей трое — у них и дома детский садик. Не думаю, что садик неизбежен. Разве что в каких-то отдельных ситуациях. Садик-то возник не так давно, когда ребёнка пытались отчуждить от семьи и обобществить…

— Есть мнение, что в садик нужно отдавать чем раньше, тем лучше. Мол, так происходит необходимая «закалка».

— Возможно, это и так, если ребёнок в семье один. Тогда есть необходимость отдать его «в люди». Если детей больше — без садика можно обойтись. Садик — вещь прикладная, от неизбежности, на тот случай, если нельзя иначе. Из садика приносятся новые слова, новый опыт. Слишком много получается у ребёнка воспитателей…

— Нужно ли ограничивать общение ребёнка православным кругом?

— Хороший круг общения не следует ограничивать, и стерильным своего ребёнка делать не надо.

— Когда я читаю советы старцев по воспитанию детей, мне иногда кажется, что для меня надежда воспитать достойное чадо Христово в принципе отсутствует. Потому что того благочестия, которым я должна обладать как мать, чтобы воспитывать дитя своим примером, нет и в помине. Как я могу привить дочери равнодушие к нарядам, если сама к ним неравнодушна? Получится двойной стандарт, а ребёнок всё равно скопирует поведение, а не послушается совета.

— Боюсь показаться назойливым — рожайте второго ребёнка. Вы начнёте жить аскетичнее, у вас останется меньше времени на себя. Ребёнок будет помнить маму работающую, маму заботящуюся. Ведь дети копируют не слова, а образ. Мама воспитывает детей именно своим примером. Ваша жизнь усложнится, иногда Вы даже пожалеете об этом… Но потом сами себе признаетесь, что только это и есть жизнь. Вы станете тем муравьём, к которому стрекозы, которые «лето красное пропели», приходят за хлебом.

— Как Вы считаете, «профессия матери» несовместима с профессиональной деятельностью? Должна ли потребность заниматься чем-то ещё помимо воспитания ребёнка вытесняться из души?

— Человек — это и природа и личность одновременно. Что касается природы, женская профессия — это материнство и тот комплекс вещей, который с ним связан. Это и домоводство, и рукоделие, и кулинария, и организация досуга, и многое другое. В материнстве сконцентрированы десятки профессий, которыми сегодня занимаются узкие специалисты. Хорошая мать — это специалист в пяти-шести профессиях. Услуги в этих областях нынешние безрукие бездельницы покупают за деньги. Стоит задуматься над тем, что хорошая мать — это мультипрофессия.

Но женщина — ещё и личность. Наверняка есть личности, которые одарены в математике, архитектуре, дизайне… Им предстоит сочетать эти два образа жизни. Либо что-то одно приносить в жертву. Но если женщина приносит материнство в жертву, скажем, художественному таланту — она, скорее всего, потом пожалеет. Вопрос сочетания личных дарований с природной направленностью, вопрос полноценной реализации, мне кажется, — самый важный для женщины вопрос. А если женщина растворена в материнстве — значит, не надо её мучить чем-то иным.

— А когда дети вырастут?

— Внуки! Хорошая бабушка нужна всем во все века. Мы страдаем от отсутствия хороших бабушек! Сколько бабушек-склочниц, лентяек, празднословок… Ведь мы нуждаемся в этаких Аринах Родионовнах, которые знают фольклор, не боятся работы, всегда в трудах, которые сварят что-то такое, чего ты не сваришь, расскажут сказку, притчу, легенду… Бабушка — незаменимый человек! И родится она из хорошей мамы. Иначе — получается такая бабушка, которая делает химическую завивку, курит папиросы, говорит «не троньте меня, я хочу пожить для себя» и в восьмой раз выходит замуж. Так что будьте хорошей мамой, и когда вырастут дети — вы будете очень им нужны как бабушка.

— Часто слышала, что дети слишком религиозных родителей часто отходят от веры оттого, что бывают ею «перекормлены». Как правильно себя вести, чтобы этого не случилось? Насколько должна быть «пронизана» церковностью жизнь ребёнка? Зависит ли это от возраста?

— Отдать человека на самотёк в ожидании его будущего пробуждения — это неправильно. Перегрузить человека и навязать ему высокие аскетические стандарты Палестины, или византийскую богослужебную пышность, или русскую православную строгость — тоже неправильно. Нужно искать середину. Нужно воспитывать человека очень чутко, в состоянии сопереживания. Ведь малыш не рождается христианином. Если вы родились в христианской семье, то вы настолько же христианин, насколько были бы бубликом, если бы родились в булочной.

Душа человека должна пробудиться, раскрыться для вечности. У неё будет свой путь. Особую роль в отдаче себя Богу может играть страдание. Кто-то приходит к Богу от ума, от больших дум, кто-то — от опыта чужой любви… В воспитании следует руководствоваться библейским принципом: «уклонись от зла и сотвори благо». Нужно ограждать ребёнка от растленных явлений мира и побуждать к доброделанию, соответствующему его возрасту. Прежде чем он начнёт поститься — научите его трудиться. Прежде чем он начнёт выстаивать богослужения — пусть научится не бросать фантик мимо урны, не ломать деревья, застилать свою постель, слушаться мать. Начинать нужно с меньшего. И непременно нужно молиться за ребёнка. А в детской молитве лучше недомолиться, чем перемолиться. От него требуются простейшие молитвы — «Слава Отцу и Сыну и Святому Духу», «Отче наш», «Господи, помилуй», «Богородице Дево, радуйся». Ребёнку нужно читать адаптированные жития святых. Участвовать в богослужении — в той мере, пока он не тяготится. Но по мере вырастания — следует учиться прилагать труд.

— Феофан Затворник в книге «Путь ко спасению» пишет, что пока ребёнок ещё мал, он сам не может вести внутреннюю брань с грехом, а грех в нём уже не дремлет. Так что бороться за него должны родители. Для этого прежде всего родители должны подавлять в нём основные возбудители греха: самоуслаждение, своеумие (пытливость) и своеволие. Для искоренения самоуслаждения нужен очень жёсткий контроль над телом (пищей, сном и т.д.). Тут современная медицина, в принципе, говорит то же — есть поменьше, спать по режиму, одеваться похолоднее. Но на деле всё равно никто не обходится без лакомств, жаления, укутывания, балования подарками. Пытливость в уме, которая ведёт к развитию воображения, мечтательности, желанию узнать побольше, жажде новых впечатлений, — очень даже приветствуется современной педагогикой. А без своеволия, которое свт. Феофан советует полностью подавлять родительской волей, вообще невозможно воспитать самостоятельного человека. Считается, что, подчинив волю ребёнка своей, родитель не научит его мыслить и принимать самостоятельные решения, привьёт множество комплексов.

— Вопрос разбегается на несколько. Во-первых, эта схема вряд ли воплощалась много раз в конкретных примерах. Тот же «Домострой» XIV века — не зарисовка с натуры, а построение идеальной схемы, в которую едва ли вписывалось 2-3 процента семей того времени.

Существует классическая патриархальная нравственность — это многодетность, послушание родителям, хозяйственность, включённость человека в общественный труд с ранних лет, ранний выход замуж по благословению отца и матери и пр. Теперь же патриархальный быт поломан. Всё то хорошее, на что мы смотрим с оглядкой как на Святую Русь, наше прекрасное далёко, этакий «град Китеж» — это почти уничтожено, и многое из того, что составляло идеал нравственности, сейчас невоплотимо. Так что речь идёт о творческом решении этих проблем. Многие советы, данные святыми в XIX веке, просто неприменимы. Не потому что святые ошибались, а потому что быт революционно изменён. Человек же, внутренне оставшись тем же, во внешних проявлениях, в общественной жизни так мутировал, что многие простые и святые вещи сегодня невоплотимы. Святитель Феофан, если бы жил сегодня, наверняка по-другому бы об этом говорил.

— А если одна отдельная семья попытается воплотить эти принципы?

— Я бы их предостерёг. У них нет того, что было фундаментом, базой той семьи, к которой обращался Феофан. Сегодня человек, уже несколько преуспевший в церковной жизни, отдалённо напоминает человека прежних времён «среднего» или даже начинающего. Сегодня самое простое даётся с бóльшим трудом, чем тогда более или менее сложное. Святой Феофан обращался к людям, не столь развращённым умом и сердцем, не столь познавшим блага мира, не столь удалившимся от себя самих; к людям, не погружённым в плотный информационный поток, к людям, которые не знали и малой доли соблазнов, окружающих сегодня человека; к людям, которые вырастали в традиционной нравственной христианской атмосфере, где грехи хотя и были, но грехами и назывались. Сегодня эти же слова обращены к людям, живущим в совершенно другой ситуации. Слова-то хорошие, просто надо соотносить их с духовным уровнем слушателей.

— Далее святитель Феофан делает вывод о том, что нужно следить за кругом чтения ребёнка, и также очень жёстко формулирует мысль о недопустимости для христианина таких развлечений, как театры, балаганы и пр. Как Вы считаете, для нас, в наше время это допустимо? Вот Кураев, например, пишет, что есть вещи, которые и не богоугодны, и не богопротивны, а как бы нейтральны по отношению к Господу. Сказки, например. Может, сюда относятся и песни-танцы-театры?

— Мне кажется, нейтральных вещей в мире нет. Человеку духовно пробуждённому, уже знающему высшие цели, театр не нужен…

— Он ему не интересен?

— Он может быть соблазнительно интересен, может вредить. А человеку с зауженным мысленным горизонтом, неокультуренному человеку — ему театр может быть полезен. Тут я повторю Гоголя: «Театр — не пустяковая вещь, если учесть, что 2-3 тысячи человек смеются одним смехом и плачут одними слезами». Этой мыслью Гоголь промучился всю жизнь. Театр — это школа воспитания. Если ставить только водевили и развлекать — это плохо, а если поставить цель воспитать, «чувства добрые лирой пробуждать», театр способен зародить в человеке высокие мысли, заронить в нём много поводов к размышлению. Я полностью разделяю категорические суждения, например, Иоанна Кронштадтского и Феофана Затворника о театре их времени. В то же время я понимаю, что сегодня для многих театр — это та ступенька, на которую многим ещё надо взобраться, прежде чем её отрицать.

Сегодняшнее пребывание в Церкви предполагает широкое образование или по крайней мере стремление к нему. Воцерковить современного человека — значит познакомить его с хорошей поэзией. Стихиры, каноны — это поэзия, причём не современная, а византийская. Воцерковить человека — значит привить ему музыкальный вкус, зародить любовь к другим мотивам и другим ритмам. Необходимо в нём воспитать и филологический вкус к слову: слову молитвы и слову Божию. Любовь к Церкви требует некоего исторического чутья, посвящённости в целый комплекс гуманитарных проблем. То есть современный воцерковлённый человек не должен быть профаном в филологии, музыке, поэзии, истории, сектоведении и многом другом. Соответственно, хороший театр здесь не лишний.

— Старец Сампсон (Сиверс), при том, что всегда старался найти индивидуальный подход к каждому ребёнку и не давал матерям «обобщённых» советов, всегда говорил следующее: «Хвалить, как закон, вообще никогда нельзя». Мол, похвала только развивает гордыню, и больше ничего. Что Вы можете сказать по этому поводу?

— Я не согласен с этим. Мальчишке, например, рвут первый зуб в жизни. Он плачет, не хочет идти к зубному врачу. Родители утешают его: ты же мужчина, вспомни Александра Македонского, Суворова, богатыря Илью Муромца… Ты — мужик и боль должен терпеть. Ребёнок берёт себя в руки, со слезами на глазах садится в кресло, ему рвут зуб, он встаёт с кресла, и отец ему говорит: ты мужчина, ты молодец. Я тобой горжусь. Мне кажется, в таких случаях не похвалить человека — это преступление. И таких случаев может быть масса.

Насчёт подобных советов нужно заметить, что нашими учителями, к счастью и к несчастью, являются в основном монахи. Если миряне не учат монахов, как молиться, то монахи учат мирян, как детей воспитывать. Говорю я это не в упрёк монахам, а в упрёк белому духовенству. Почему оно молчит? Почему не учит людей? Священники должны заниматься тем, что сами опытно умеют и знают. В отсутствии этого — надлом и перекос церковной жизни. То, что люди за советом обращаются к монахам, — это критерий кризисного состояния белого духовенства. А священники, простите, на что? Ладно ещё молодые священники, подобные нам, которые в сане лет по 15, которые детей ещё не поженили. Мы можем ошибаться, примешивать какие-то страстные суждения… Но те священники, которые прожили жизнь, которые имеют внуков, которые у престола стоят по 50 лет, почему они не учат людей? Как, простите, предохраняться, как мириться с женой после ссоры, как с тёщей общаться? Вот и получается, что мы обращаемся к монаху, который не знает, что такое за ребёнком горшок помыть. А он с высокой трибуны теоретических знаний рассказывает, что нельзя хвалить ребёнка…

— Одинаковы ли воспитательные функции мамы и папы?

— Папа — это винтовка, которая висит на стене и стреляет в третьем акте. Папа должен меньше говорить, меньше и погружаться в какие-то нюансы. Конечно, мы говорим о классическом варианте, когда папа весь день на работе, а мама — дома с детьми. Папу с любовью боятся. Мать больше милует, но больше и наказывает. Папа же, поскольку видит детей реже, в свободное время хочет с ними поиграть, пойти куда-то, подарить себя детям. Но он же может и наказать. Идеальный папа находится на некоем семейном олимпе. Всё ломается, если папа вечно бездельничает и пьянствует, а мать его презирает. Иерархия ценностей рассыпается, происходит вселенская катастрофа в стакане воды.

— Не зазорно ли для папы вытирать ребёнку попу?

— Абсолютно не зазорно! Простирнуть пелёнку, поменять памперс, погулять с ребёнком — всё, что папа может делать, не зазорно. Нет в семье мужских и женских профессий. Ведь бывают ситуации, когда женщина больше занята на работе, чем мужчина, а муж имеет возможность больше времени посвятить семье. Таких пап мы часто видим с колясками.

— А нормально ли, если папа вместо мамы «уходит в декрет»?

— Это, пожалуй, крайность. Папа в декрете не так продуктивен, как мама. «Папа может всё что угодно… только мамой не может быть». Мама нужна ребёнку больше. Папа может помочь, но не должен заменять собой маму.

— Когда ребёнок рождается в православной семье — это одно. А если родители (или крёстные) ребёнка воцерковились, когда ему уже было лет семь-восемь? Как ввести его в Церковь? С чего начать?

— Думаю, с личной домашней молитвы. Пусть ребёнок молится дома и вместе с матерью, и сам, используя те простые молитвы, что мы упоминали, плюс то, что на сердце — в таком возрасте у детей уже есть и страхи, и желания, и надежды. Нужно постараться привить ребёнку опыт личного молитвенного к Богу обращения. Нужна детская христианская литература в меру детского понимания, жития святых. На службу приходить во второй её половине, начиная с «Верую».

— Как объяснить ребёнку, что такое покаяние?

— Только отталкиваясь от его опыта внутреннего дискомфорта, если он, скажем, совершил проступок, от которого на душе кошки скребут. Самое время объяснить, что в таком случае надо просить у Бога прощения, и тогда душа успокаивается.

— Правда ли, что знакомство с духовной литературой начинать лучше с житий святых, а не с изучения Библии?

— Пожалуй, да. Ведь человеку всегда интересны драматические сюжетные линии, судьбы персонажей. Особенно интересны детям жития святых, например, где речь идёт о святых и о животных (Серафим Саровский с медведем, Герасим Иорданский со львом). Выбирать для чтения нужно то, что согревает и умиляет, открывает окно в новый мир.

Библия нужна адаптированная, детская, но читать её нужно рядом с умным взрослым человеком. Даже Библия для самых маленьких вмещает труднодоступные ребёнку моменты — например, творение мира из ничего.

— Есть мнение, что если ребёнка регулярно причащать и водить в храм, всё остальное само приложится.

— Начинать воспитание нужно с вечных нравственных ценностей, которые послужат фундаментом и для дальнейшей христианской жизни. Причастие, душеполезное чтение — это очень хорошо, но этим не исцеляется гнилой фундамент. Если при строительстве моста в расчётах допущена ошибка, то потом ни вагонами бетона, ни количеством металлических конструкций положения не исправишь.

Господь от нас не скрывается. Он так же близок к человеку, как и всегда. У нас же есть разум, которым современное человечество так кичится (мы так активно познаём мир, путешествуем, изобретаем), и мы обязаны докапываться до истинных, корневых смыслов. В этом — суть. Я убеждён, что нам нужно вернуться к воспитанию в детях основных качеств, которыми должны обладать настоящий мужчина и настоящая женщина до брака и в браке. И обращаться тут нужно не только к опыту веры, но и к опыту прожитых поколений, к опыту здравого смысла, к пониманию сути человека.

Беседовала Ольга Федорченко