В. Овчинников: Самая массовая из всех репрессий 1930-х – кампания по лишению избирательных прав
Художник из Боровска в одиночку добился реабилитации тысяч земляков
30 октября Россия отмечает День памяти жертв политических репрессий. До сих пор тема до конца не исследована – мы не знаем очень многого. Но главное, многие репрессированные до сих пор не оправданы. Пенсионер Владимир Овчинников из Боровска десять лет в одиночку занимается исправлением исторической несправедливости. Он проделал титаническую работу – реабилитировал почти полторы тысячи репрессированных, и останавливаться не собирается.
Боровск – маленький старинный городок в Калужской области, который называют «столицей старообрядчества». Не чуждый истории человек при упоминании Боровска сразу вспомнит имя Аввакума – тут опальный протопоп два года сидел на цепи в Пафнутьевом монастыре, но так и не отказался от своей веры.
Удивительно, но второе имя, которые назовут те, кто хоть раз побывал в Боровске – Владимир Овчинников. Художник-самоучка поселился в городе около 25 лет назад и вскоре прославил его на всю Россию, превратив в «картинную галерею под открытым небом». Пейзажи, старинные фото, портреты исторических личностей, чья судьба оказалась связана с Боровском – все это художник стал рисовать на стенах домов – и так «научил город говорить».
Десятки статей и фильмов, действительно всенародная слава навсегда связали Овчинникова и Боровск. Но все изменилось лет 15 назад, когда художника буквально поглотила тема репрессий. С тех пор он постоянно работает в архивах, сражается с местной властью и по-настоящему, в судах, одного за другим реабилитирует священников, купцов, кулаков, интеллигентов – сотни невинно загубленных жителей Боровска. Будто в него самого вселился призрак того, чей портрет он нарисовал первым – протопопа Аввакума...
«СП»: - Владимир, как вышло, что из сказочной истории про «город, который выдумал один художник» вы решили посвятить жизнь спасению доброго имени тех, кого давно нет в живых?
– Не я посвящаю жизнь этой теме, а она посвящает себя мне. Я помню, как гром среди безоблачного неба, доклад Хрущева на ХХ съезде КПСС о культе личности вождя и её последствиях. Студентам инженерно-строительного института (я – на первом курсе) в полной тишине зала зачитывали этот закрытый доклад.
Помню, как встречаю своего отца осенью в этом году с Колымы, где он отбывал 10-летний приговор. За что? – никто тогда не знал, получалось какая-то тайна. Да и в целом по предкам моим каток репрессий прошелся основательно – дед, старший сын деда, младший сын, – многие попали под него.
А в нулевые мне в руки попала Книга памяти жертв репрессий Калужской области. Выбрал из неё фамилии жителей района, разобрал по возрасту, социальному положению, типам обвинений, мерам наказания, основаниям и времени реабилитации. Нашёл в Боровске многих потомков репрессированных. Записал 75 их воспоминаний для истории.
В Книгу памяти вошли сведения по результатам пересмотра уголовных дел, хранившихся только в одном архиве – УФСБ. Это дела производства внесудебных органов – «двоек», «троек», «особых совещаний», военных трибуналов.
Но репрессии осуществлялись и административными органами, по числу пострадавших в разы большие. По моему запросу архив УМВД добавил к моей выборке 95 человек – все кулаки, депортированные в спец. поселения, в Госархиве РФ нашёл дела 35 боровчан, и 12 – в архивах УМВД других областей.
По мере вхождения в тему, узнал, что число пересмотренных и, соответственно, вошедших в Книгу фамилий, по осторожным прикидкам составляет не более 15-20% к общему числу политически мотивированных дел.
«СП»: – А остальные?
– Не пересматривались в инициативном порядке (то есть, независимо от наличия заявлений граждан) дела следующих массовых кампаний – перечислю, что называется, через запятую:
– лишение избирательного права в 1923 -1935 гг.; подавление антисоветских крестьянских выступлений и повстанческих движений в 1918-1922 гг.;
–преследование пацифистов (уклонистов и дезертиров РККА) в Гражданскую войну;
– подавление сопротивления изъятию церковных ценностей и других выступлений на религиозной почве;
– подавление выступлений крестьян против коллективизации (зарегистрировано 7382 массовых выступлений только за один 1930-й год);
– раскулачивание с высылкой на спец. поселения и без высылки;
– осуждение народными судами единоличников (твёрдозаданцев) за невыполнение завышенных заданий по налогообложению, поставкам с/х продукции и др. заданиям;
– осуждение за кражи госсобственности (по «Закону о трёх колосках»);
– внесудебные решения в ходе паспортизации (1933 г.);
– репрессии в отношении командно-начальствующего состава РККА; репрессии в отношении уголовников в 1937-38 гг. (по Приказу НКВД СССР №00447);
– репрессии в отношении бывших военнопленных и гражданских лиц, репатриированных в годы войны и после неё; репрессии трудармейцев, репрессии за сотрудничество с фашистами в период оккупации;
– репрессии по указам военного времени;
– репрессии инакомыслящих с помещением в психиатрические учреждения.
Возможно, я еще не все назвал. Самая массовая из всех направлений репрессий – кампания по лишению избирательных прав. В одной только Калуге лишенцев было около 100 тысяч. Но в Книге памяти на всю область значатся только 35 тысяч фамилий.
«СП»: - Самые разные люди. Как будто целый город мертвых, вопиющих о справедливости... И вы «отправились на этот зов», вооружившись оружием художника – кистью?
– Изучив Книгу памяти, летом 2004 года я обратился к мэру Боровска Александру Егереву – предложил установить памятник жертвам репрессий. Он без колебаний согласился.
Надо сказать, Егерев знал о репрессиях не понаслышке, его тесть погиб на следствии в Бутырской тюрьме, тело родственникам не отдали. Вместе с мэром мы выбрали место установки памятника в пределах воинского мемориала, согласовали с городским архитектором, обсудили на заседании депутатов районного собрания – никто не сказал ни слова против.
Я сделал из бетона отдельные элементы памятника, но... Вдруг Егерев погибает в автомобильной аварии. В Боровске мэром назначают другого человека – бывшего пожарного Зеленова. Он объяснил: «Я не рискнул оскорблять чувства верующих и запретил установку такого памятника, на котором у богородицы на месте глаз – решётка и звезда».
А о том, что в городе пора поставить памятник боровчанам, сгинувшим на войне и в политических репрессиях, не сказал ни слова. Тогда в конце июня я воплотил проект в своём формате – стенописью. Так на тыльной стороне стены воинского мемориала возник памятник «Памяти спящих в другой земле». В раскрытых страницах Красной книги – статистика потерь в войне на одной странице и статистика жертв репрессий на другой.
Картина продержалась года три, пока не разрушилась ввиду отсутствия защитного козырька над фреской.
«СП»: - И тогда вы решили пойти другим путем?
– Я решил испробовать заявительный порядок реабилитации моих земляков. В госархиве Калужской области наткнулся на том в 600 листов – дело о противодействии изъятию церковных ценностей в Пафнутьев Боровском монастыре, 1922 г. Прихожане тогда оказали сопротивление изъятию. 12 человек арестовали и осудили.
Подаю ходатайство о реабилитации в областную прокуратуру – сразу удовлетворяют. Затем групповое дело: 8 кулаков и 7 совслужащих, «якшавшихся» с кулаками.
Ходатайствую о реабилитации. Удовлетворяют. Нашёл в ГАКО дело участников антибольшевистского крестьянского восстания в Боровском уезде в ноябре 1918 г. Тогда расстреляли 21 повстанца и 185 приговорили к лишению свободы, штрафам и контрибуциям.
Полтора года переписки с прокуратурой – отказы, отказы… когда есть Указ Президента от 18.06.1996 №931 «О крестьянских восстаниях 1918-1922 годов», в котором сказано, что повстанцы «не могут быть признаны участниками бандформирований». Всё-таки со скрипом реабилитировали.
Выявил в фондах ГАКО жителей Боровского района, лишённых права голоса в избирательных кампаниях. Список из 1159 боровчан только за две кампании 1923 и 1930 годов передаю в УМВД на реабилитацию.
Нет, отвечают, лишение избирательных прав не указано в Законе, а что может быть отнесено к «иным ограничениям прав и свобод», законодательно не решено. Да, так, но в компетенцию реабилитирующего органа как раз входит решать вопрос самостоятельно.
Пошёл в Калужский областной суд. Судья на заседании оглашает вердикт: иск удовлетворить – признать репрессию политической. Всё-таки реабилитировали списком – 1159 человек. Процесс занял два года.
«СП»: - И вы решились на большее...
– Скромный процент пересмотра дел побудил меня в 2012 г обратиться в Генеральную прокуратуру с напоминанием о статье 8 «Закона о реабилитации…», которая гласит, что пересмотру подлежат все дела лиц, репрессированных по политическим мотивам.
Получаю ответ: «Пересмотр архивных уголовных дел в отношении лиц, подвергшихся политическим репрессиям с опубликованием списков реабилитированных лиц в органах печати, в основном завершён в 2006 г.».
Как это завершён, если пересмотр дел в названных выше кампаниях даже не начинали? В МВД даже издали внутренний «Административный регламент…», который предусматривает пересматривать дела исключительно по заявлениям родственников. Регламент, перечёркивающий ту самую статью 8.
Спустя два года, в 2008-м, Генпрокурор Чайка Ю.Я. издает приказ №21 от 5 февраля, в котором говорится: «принять меры к пересмотру всех уголовных дел,.. в соответствии с Законом, периодически предоставлять сведения о реабилитированных для публикации,.. обеспечить осуществление действенного прокурорского надзора за исполнением Закона».
Не известно, на кого был рассчитан приказ, если отделы реабилитации во всех прокуратурах субъектов РФ в начале 2000-х годов были уже ликвидированы. Ранее, в 1998 г. генпрокурор Скуратов издал приказ №48 от 29 июля: «Произвести ревизию оставшегося архивного фонда … и, доложив о результатах в Генеральную прокуратуру Российской Федерации, приступить к их пересмотру независимо от подведомственности». Однако о результатах ревизии не сообщалось. Была ли она, не известно.
Списки реабилитированных лиц в органах местной печати вопреки приказам прокуратуры не публикуются. И не только в Калужской области, а повсеместно. Начиная с 2012 г. я добиваюсь исполнения Закона в этой части. Трижды пытался через суд обязать прокуратуру публиковать сведения. Увы, безуспешно. Добиться гласности реабилитации не удаётся и по сей день.
Обращался я и в самые высокие инстанции: к президенту Медведеву (2011 г.), уполномоченному по правам человека в РФ Памфиловой (2013 г), к премьеру Медведеву (2018 г.), к президенту Путину (2019 г.). Результаты обращений нулевые.
«СП»: - И тогда вы снова взяли в руки кисть. Только на этот раз из-под нее вышли не пейзажи...
– Видя, что местные власти района и города не намерены сами и мне не дадут заниматься увековечением памяти, я решил сделать мемориал без согласования. На частном заборе в своём формате (стенописью) сделал 18 портретов расстрелянных в 1937-38 гг. боровчан. Мемориал назвал «По ком звонят боровские колокола».
На том же заборе следом – второй мемориал «Кровавый ноябрь 1918 г.» с 21 фамилией расстрелянных участников крестьянского восстания протия советов. Оба мемориала сделаны с согласия владелицы забора. Однако спустя три недели она нанимает маляра и закрашивает их.
Тогда в августе 2016 года я сделал третий рисованный мемориал в центре города (ул. Ленина, 2а) – 20 портретов расстрелянных боровчан, портрет Солженицына, слова Анны Ахматовой, название мемориала «Архипелаг ГУЛАГ». Через несколько часов после окончания работы, в полночь с 16 на 17 августа три великовозрастных вандала залили аэрозольной краской лица на всех портретах и фамилии.
«СП»: - Но закрашивают, что характерно, не только ваши картины, посвященные репрессированным. Мы прошлись по городу и увидели, что многое закрашено. В том числе и те картины, что несколько лет назад привлекли в город толпы туристов, прославили его. Среди них ведь были совершенно невинные сюжеты – девочка-канатоходка, поле золотой пшеницы, старинная улица – они-то кому помешали? Кстати, исчез и протопоп Аввакум!
– Мне горожане рассказывали, как закрашивали Аввакума. Говорят, он сквозь слои краски проступал несколько раз, а когда совсем закрасили, замироточил. Я думаю, это очень символичная история. Как и памятный знак, который у нас в городе установили в память жертв политических репрессий – валун с Соловецких островов. Ни имен, ни лиц. Просто камнем придавили всю историю – его люди уже так и прозвали «валун забвения».
Но правда-то в том, что без памяти нет народа, есть только население. И, не разобравшись с ошибками прошлого, мы еще не раз рискуем с ними столкнуться в будущем.