Свои за наших

Катастрофа на Чернобыльской АЭС. 30 лет спустя Этот год насыщен различного рода юбилейными и круглыми датами. Но две из них выделяются своим общественным значением. Одна важна для всей страны и, пожалуй, мира – 30-летие со дня аварии на Чернобыльской АЭС. Вторая - для нашего родного города – его 65-летие. Даты рождения с Ангарском у нас почти совпадают: 30.05.51 – у города и 01.06.51 – у меня. А живу я в Ангарске с 1954 года, потому и считаю его родным. Мы росли вместе. И все этапы его развития прошли у меня на глазах. К памятной дате – 26 апреля – мне хотелось бы рассказать, как я оказался в зоне катастрофы на Чернобыльской АЭС. Дело в том, что основные работы по медицинской части ликвидации последствий радиационной аварии (в дальнейшем переквалифицированной в катастрофу) исполнял институт биофизики Министерства здравоохранения СССР (директор академик Л.А. ИЛЬИН). В то время это был самый крупный в стране научно-исследовательский институт медицинского назначения. Важнейшим его профилем являлось изучение воздействия радиации на человека во всех аспектах: лечение, гигиена, профилактика, разработка нормативов, спецодежды и т.д. Помимо этого, он решал и другие задачи, связанные с оборонно-промышленным и космическим комплексами страны. В его структуру входил филиал № 5, располагающийся в Ангарске (последний директор В.М. Прусаков). Вот филиалу и было поручено проведение исследований по изучению содержания высокотоксичного соединения озона в воздухе рабочих помещений АЭС и в атмосферном воздухе прилегающей 30-километровой зоны и по ее периметру. Почему такое внимание к озону? Дело в том, что, с одной стороны, имелись сведения, что при воздействии высоких доз радиации в воздухе образуется большое количество озона, являющегося альтернативной формой кислорода. С другой стороны, поступали постоянные жалобы от участников работ на АЭС о першении, сухости в горле и приступов кашля, что является характерным признаком воздействия озона. Вообще это соединение относится к первому, самому высокому, классу опасности вредных веществ. От нашего филиала на добровольной основе было задействовано 6 специалистов (Прусаков В.М., ФОМИЧЕВ С.А., ВЕРЖБИЦКАЯ Э.А., МУРЗИНА Л.Г., ХРУЩЕВ Г.П. и ФИЛИМОНОВА Л.В.). Было выполнено три командировки в зону ЧАЭС в течение 1987 года. Я участвовал в двух из них. Стояла задача на этом этапе определить уровень содержания озона в воздухе рабочих помещений и атмосферном воздухе вокруг АЭС. То есть все работы производились непосредственно в самом эпицентре. Например, отдельные пробы отбирались нами у таблички на стене, посвящённой оператору, запустившему процесс аварии (ХОДЫМЧУК), а также в «золотом коридоре», соединяющем третий и четвертый (взорвавшийся) энергоблоки. На меня особое впечатление произвело пребывание в Припяти, где я в одиночестве отбирал пробы воздуха. Опустевший, без жителей, суперсовременный город с хлопающими окнами домов, высохшим на балконах посеревшим бельем вызывал жутковатые ощущения. Там было очень высокое содержание бета-частиц в воздухе, поэтому, простояв на улице весь световой день, я приехал с неестественно красным лицом. Результаты наших исследований, мягко говоря, впечатлили даже специалистов. Содержание озона в десятки раз превышало соответствующие нормативы как для воздуха рабочей зоны, так и для атмосферы. Все они были переданы для анализа и обобщения в головную организацию. По измерению на личном радиосчетчике и по расчетам дозы воздействия радиации на красный (костный. – Ред.) мозг она для меня составила примерно 234 и 36 миллизиверт. Норматив для персонала, работающего на соответствующих предприятиях, – 20-50 мзв в год. По ощущениям могу сказать, что испытывал постоянное неприятное чувство дискомфорта в области сердца. И еще могу отметить, что, несмотря на усиленное питание, особенно в столовых самой станции (АБК-1, АБК-2), после принятия пищи довольно быстро снова возникало чувство голода. Вероятных причин аварии на ЧАЭС рассматривалось много как специалистами, так и СМИ. Вплоть до направленного тектонического удара. Я же из личных наблюдений и из общения с профессионалами думаю, что в основе катастрофы лежал человеческий фактор. Представьте: закрытый современный город, стоящий в месте впадения реки Припять в водохранилище, соответствующая инфраструктура и соцобеспечение, зарплаты... Сказка. Естественно, стали брать на работу своих за наших. А атомная отрасль этого не приемлет. Отсюда и конечный результат. Даже в момент нашего присутствия (1987 год) чуть было не произошел ещё один аварийный случай - забыли налить воду в охлаждающий контур вновь запускаемого мощного трансформатора. Особых наград за чернобыльские командировки я не имею. Только знаки участника и юбилейные к 25-летию. Когда члены нашей научной бригады награждались медалью «За спасение погибавших», я уже не работал в институте. Летом, где-то в конце 90-х- начале 2000-х, «Союз Чернобыля» подавал на моё имя наградные документы на орден Мужества, но они были возвращены, так как возникла необходимость дополнительно согласовать их во вновь образованном Сибирском федеральном округе. Куда они и были направлены и там «благополучно» утеряны. Года два назад была еще одна попытка получения награды – медали ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени, но и она не увенчалась успехом. Комиссия по наградам при президенте России ответила, что практика награждения участников ликвидации последствий катастрофы на ЧАЭС у нас в стране прекращена. Кстати, я был не один такой, отказали 7 ангарчанам. Хотя точно знаем, что по другим регионам этот вопрос до сих пор решается положительно. Несправедливо? Возможно. Мною были сделаны две попытки задать вопрос по прямой линии президенту. Ответов не было. Потом даже стало как-то неудобно, вроде как медальку выпрашиваю, а это не совсем правильно. Ведь я был доброволец. Так что все нормально и правильно. Но не за себя обидно, а за других ангарчан-ликвидаторов, которые потеряли на этом здоровье, а теперь чувствуют себя обделенными и забытыми. Участие в ликвидации последствий аварии на ЧАЭС очень повлияло на мою жизнь. В начале 90-х годов при третьем главном управлении Министерства здравоохранения СССР был создан специализированный центр экстренной медицинской помощи (СЦЭМП «Защита»), который был призван решать задачи на объектах оборонно-промышленного и космического комплексов страны. Основной его состава являлись базовые центры. Их было всего 5 на весь Советский Союз. Один из них, Восточный базовый центр (ВБЦ СЦЭМП «Защита», г. Ангарск), предложили возглавить мне. Зоной его ответственности явилась территория от Красноярского края до Курильских островов. Центр существовал с 1991 года по 1994 год. В период перестройки финансирование таких структур было соответствующим. Тем не менее были проведены единственные в мире крупномасштабные учения по ликвидации последствий аварии на АЭС. Его специалисты, в том числе и я как руководитель были задействованы в радиационном инциденте, произошедшем на БЛПК (Братск). Так что в целом получилось, я принял участие в ликвидации последствий 2 аварийных ситуаций. Сергей Аркадьевич ФОМИЧЁВ, кандидат медицинских На фото: Защитная одежда в те дни на территории и в помещениях АЭС была обязательна. наук, ровесник Ангарска