Разве сейчас такое возможно?
Сегодня рабочий класс исключили из общественной жизни, лишили права голоса, возможности как-то влиять на политическую жизнь. Работяг заставили молчать: выступишь где-нибудь, скажешь не то слово, тебя тут же уволят. Хотя, согласно Конституции, все имеют право голоса. Есть ещё в запасе демократии выборы депутатов, где, кажется, можно проявить волю гражданина, но многие работодатели посылают своих сотрудников исполнить гражданский долг, сопровождая их указанием, за кого голосовать. Даже требуют, чтобы сфотографировали бюллетень и прислали снимок.
Между тем в советское время я работал на заводе, сотрудничал с газетами, и власть меня слышала. Наш завод нуждался в модернизации, пошёл наш директор с этой проблемой в главк. А начальник выставил его за дверь. Вот об этом я и рассказал в газете. Только газета вышла, сразу у нашей проходной припарковались несколько чёрных «Волг»: из горкома, министерства и даже из ЦК. Гости всё проверили, многих услышали и уехали. А через несколько дней был уволен начальник главка. По нынешним меркам это почти министр.
Я много публиковался в центральных газетах и журналах, писал о психологическом климате в трудовых коллективах, рассказывал, о чём думают люди в цехах, что их раздражает. На этом человеческом материале, бесконечно продолжавшихся стихийных собраниях в курилках, в раздевалках, спорах друг с другом я вырос, здесь была моя настоящая родина. Такой багаж и сделал меня журналистом. И вот объявили о перестройке, государственные стратеги знали только одно: раздать в частные руки предприятия — и начнётся сладкая жизнь. Местные князьки стали перестраивать жизнь на свой лад, творили произвол.
На мои размышления в «Литературной газете» под названием «Кто говорит от имени рабочих» пришли мешки откликов. В городе Ейске на центральной площади электрик Владимир Осипов два часа читал статью через мегафон, появлялись новые прохожие и просили повторить сначала. Люди не хотели расставаться с миром, в котором они до этого жили. В каждом коллективе была своя коммуна, семья. А тут стали замораживать это домашнее тепло.
Немного об этих родных людях. Так уж сложилось, что после получения рабочей специальности меня потянуло в дальние края. Жил в Астрахани, а рванул работать на Урал. Строили железнодорожный мост около города Молотова, теперь Пермь. Потребовалась во время работы кувалда, а она лежала около железнодорожных путей. Пошёл за ней, рядом работал шумный сварочный агрегат, поэтому не услышал приближавшийся поезд. Буфером от паровоза меня ударило под зад. Как птица, полетел в котлован, который был вырыт под сваи. Они были уже забиты, я умудрился пролететь между ними. Котлован был заполнен водой, стояла зима, лёд сверху, головой я пробил его, хорошо, что ногами зацепился за эту же корку, не ушёл на дно. Очень повезло, сразу вытащили. На этом же поезде отвезли в город, оказался в больнице. Кроме боли в теле — ещё и тоска. Словно потерялся в большом мире. Ни одной близкой души рядом. Мобильных телефонов тогда не было, даже маме о несчастье нельзя было сообщить.
И вдруг открывается дверь, вваливается в палату настоящий десант, половина моей бригады. Улыбки, гостинцы. Какие они были сладкие — эти пирожки и конфеты! Словно я очутился в родном доме: смех, подбадривание. Коллеги взяли мой астраханский адрес, сообщили моей семье, что со мной всё в порядке, я нахожусь на попечении бригады. Чтобы посетить меня в больнице, рабочие мостопоезда провели полдня в дороге и в больнице. Разве сейчас такое возможно?
Когда был построен мост на Урале, я возвратился в Астрахань. По комсомольской путёвке пришёл работать на строительство бумажного комбината. Направили меня в бригаду Александра Каленюка. Это была прежде всего большая семья. Мы не прятались со своими проблемами друг от друга, старались решать их вместе. Однажды бригадир собрал нас в срочном порядке. Можно было подумать, что в мире что-то перевернулось. Нет, просто столяр Михаил Кузьмин бросил вечернюю школу. Работа, семья, а тут ещё учёба, откровенно говоря, устал человек.
Первым выступил бригадир, учёбу он не сопоставлял с карьерой, говорил о внутреннем перерождении человека, которое несут знания. Задел за живое «старичков», те стали вспоминать, как, едва научившись писать, читать, вынуждены были бросать свои университеты, шли зарабатывать на хлеб. В их рассказах чувствовалась тоска по неосуществлённому. Засиделись допоздна, но никто не рвался домой. А назавтра вернулся в школу Кузьмин, да не один — ещё двое наших решили включиться в учёбу.
Сейчас многие критикуют Советскую власть. Не будем говорить о ГУЛАГе, так революционно вначале приучали к новой жизни. А потом всё обустроилось, прониклось душевным теплом. А критикуют советское прошлое в основном владельцы нынешних дворцов и некоторые люди творческих профессий, в сущности своей индивидуалисты. Они рвались на Запад, а границы при Советах были закрыты. Им открыли теперь окно, и они очень довольны переменами. В большинстве своём эти люди и являются основой нынешней власти. За прошедшие десятилетия позакрывали тысячи предприятий, и многие рабочие теперь ходят от ворот до ворот, ищут работу. А те, кто работает, молчат, унижаются, боясь потерять место у станка.
Вот как отреагировал один трудовой коллектив на переход из советской жизни в перестройку. Все вместе спасали своего товарища. Это был Александр Царёв из города Кимры, он опубликовал в районной газете злую статью «Перестройка, но…». Без прикрас рассказал о порядках на его обувной фабрике и в городе. Газета вышла в субботу, а в понедельник утром в цех, где работал Царёв, буквально влетели директор фабрики, начальники цехов, председатель профкома, ещё какие-то деятели — и прямо к рабкору.
Потащили его в кабинет и там сразу предложили уволиться по собственному желанию, но Царёв отказался. Товарищи по работе уже читали статью, каждый готов был подписаться под ней, а тут у всех на виду была устроена силовая разборка с автором. Мигом остановили станки, ринулись за начальниками. Те услышали нарастающий шум, закрыли дверь на ключ. Толпа не стала церемониться, дверь вылетела вместе с коробкой, рабочие ворвались в кабинет, взяли под свою защиту рабкора.
После этого штурма директор фабрики сбежал из города, в тот же день ушла в отпуск начальник цеха, исчез куда-то старший мастер. Больше месяца коллектив работал без администрации, формируя, пусть и самые примитивные, но свои, справедливые методы управления.
Люди включались в борьбу против произвола различных директоров — во время перестройки много им дали воли. Вспыхнули забастовки, организовалось рабочее движение. Заискрило по всей стране. Рабочие не хотели низвергать власть, они стремились только дать реформам человеческое добро, теплоту. В кузбасском городе Белове председатель городского рабочего комитета спросил: «Берём власть в городе?» — «Нет. Мы работать. На шахту», — ответили члены комитета. Все осознавали, что управлять должны компетентные люди.
У меня было очень много друзей в стране. Откликались на мои публикации. Вот один из них, станочник Сергей Мухаркин из Челябинска был до этого награждён двумя орденами Трудовой Славы. Директор завода предлагал помочь ему стать полным кавалером, но при одном условии, что он не будет участвовать в рабочем движении. Сергей не согласился оплачивать такой ценой звание героя (по советскому закону полный кавалер ордена Трудовой Славы приравнивался к Герою Социалистического Труда). Мухаркин, после того как прочитал в литературном журнале мою документальную повесть «Завод», нашёл меня. Мы стали друзьями, многое делали согласованно.
Тысячи рабочих сотрудничали с газетами, говорили о недостатках на своих предприятиях и недостатки после этого исправляли. Это был народный контроль. Я возглавлял рабселькоровское движение большой страны, а родовым гнездом рабкоров была редакция газеты «Правда». Раньше на предприятиях обязательно выпускались стенгазеты, была в них и критика, которая помогала улучшить психологический климат и производственные показатели. Где бы я ни работал, везде редактировал такие газеты. И продолжал писать о нашей жизни в центральные издания. Опубликовал в одном из них статью о моральном климате на нашем заводе — «О добром слове и обиженном человеке». Если бы это было в нынешнее время, где бы я оказался за это выступление? Нельзя было тогда запросто уволить работника. После появления моей статьи устроили заводское партийное собрание, обсудили на нём публикацию. Начальника смены, которого я помянул в статье, понизили в должности, а в газету отправили ответ, что меры приняты. Это было обязательно.
Во время перестройки посыпались сообщения с мест рабкоров о воровстве новых хозяев, самоуправстве. Мы создали союз общественных корреспондентов. Но нас уже не печатали. Редакции перестали интересоваться жизнью рабочих коллективов и вообще жизнью простого человека. Наш союз заглох. Газеты, телевидение отдали нас на откуп политологам и артистам. Одни сражаются против надуманных козней коммунистов, а вторые целыми днями делят своё добро и квартиры.
Для обороны рабочие активисты стали создавать совершенно новые, свободные профсоюзы. Опять оттолкнусь от своих публикаций: в «Новой газете» появилась моя статья об этих независимых рабочих организациях. Прочитала её учительница Надежда Теплякова из города Троицка Челябинской области. Она с подругами стала размножать статью, клеить на заборах, рассылать по знакомым. В результате в городе было создано 12 организаций свободных профсоюзов, в том числе и на Троицкой ГРЭС. Такие организации множились, набирались сил и опыта.
Немудрено, что новая буржуазная власть побоялась рабочего наступления. С подачи Кремля и московского «Белого дома» был принят новый Трудовой кодекс, в котором ограничили права работников, приблизив их к положению крепостных. Теперь можно без согласования с профсоюзом уволить любого наёмного работника, трудящиеся практически лишились возможности защищать свои права.
Вести переговоры с работодателем, объявить забастовку разрешалось только тем профсоюзам, в которые входило более половины трудового коллектива. В этом большинстве в обязательном порядке находились члены администрации предприятия, управленцы, да и сам директор. Остальные рабочие организации, свободные профсоюзы, которые набирали только силы, оказались как бы вне закона. Их не допускали к переговорам с работодателем. С помощью нового кодекса фактически уничтожали ростки новых профсоюзов, которые появлялись на предприятиях. И стали воспитывать не гордого гражданина-труженика, а покорного слугу новых бар.
Сейчас мы живём в мире интернета, социальных сетей. Проходит практически многомиллионный и нескончаемый митинг. В этих сетях выступают, критикуют нынешние порядки, многое предлагают. Это в основном люди свободных профессий, и совсем отсутствуют там рабочие. Для них социальные сети стали ловушкой. За девять лет — с 2011 по 2020 год — в два раза выросло количество увольнений из-за комментариев сотрудников в соцсетях.
Страна погрузилась в капиталистический мир. В нашей стране его превратили в дикое бесправие. На многих наших предприятиях появился свой кодекс строителей капитализма, кодекс корпоративной этики. Вот отрывок из такого устава «хорошего поведения» для сотрудников Первой энергосервисной компании: «Каждый сотрудник должен понимать, что любая им высказанная информация соотносится с самим Обществом, его имиджем и влияет на его репутацию в деловом Обществе. Любые контакты с представителями СМИ сотрудники осуществляют только по согласованию с руководством Общества».
И пошло-поехало. Был уволен машинист, председатель независимого профсоюза работников «Московский метрополитен» Николай Гостев. Его обвинили почти что в измене Родине. Оказывается, он посмел нарушить корпоративный запрет на общение с прессой «по вопросам производственной деятельности». Надо же, какой охальник! А в чём состав невиданного преступления? Работникам запрещено было говорить вслух, почему в метро случаются аварии. Примечательно, что Гостев общался с журналистами в личное время, в выходные от работы дни.
Вместо того чтобы улучшить условия труда, на АвтоВАЗе работников заставляли подписывать «кодекс этики», в котором чётко сказано, что за размещение в соцсетях информации о порядках на Авто-ВАЗе их ждёт наказание, вплоть до увольнения. Рабочим надлежит терпеть издевательства безропотно и не выносить рассказ о происходящем за ворота.
Вот один из последних начальственных вскриков. Главный врач городской больницы Мурома издала для своих подчинённых «Кодекс профессиональной этики». В соответствии с ним врачи не имели права публично критиковать больничное учреждение и его персонал. В ответ медики обжаловали этот документ в прокуратуре. В ведомстве, как ни удивительно, встали на сторону работников больницы. Судя по всему, скандальный кодекс в ближайшее время отменят.
Необходимо отменить все эти тюремные кодексы и дать право голоса работникам, одновременно затруднив их беспричинные увольнения. Такие кодексы сочиняют сейчас не только в частных предприятиях, но и в социальных отраслях, которые кормятся от государственного бюджета. А работники ведь видят, что плохо, что хорошо, и за лучшее готовы сражаться. Именно с низов поднимаются основы демократии. Но нынешняя власть запрещает об этом даже думать.
Альберт Сперанский