«Но был Бобер необъясним...»: великий форвард, законодатель мод Всеволод Бобров
В народе его по-прежнему помнят и ценят. Ему, регулярно побеждавшему на спортивных аренах, было к лицу старинное богатырское имя: самый известный из истории тезка, сын Юрия Долгорукого, одерживал верх над любыми соперниками.
Материал опубликован в ноябрьском номере журнала Никиты Михалкова «Свой.»
Тех, кто вживую видел Всеволода Боброва на футбольном поле или хоккейной площадке, осталось в наши дни сравнительно немного. И тем не менее в народе его по-прежнему помнят и ценят. Ему, регулярно побеждавшему на спортивных аренах, было к лицу старинное богатырское имя: самый известный из истории тезка, сын Юрия Долгорукого, княжил на Руси долго и успешно, одерживая верх над любыми соперниками.
ВСЕОБЩИЙ ЛЮБИМЕЦ
Послевоенный футбол был намного «проще» и обходился налогоплательщикам значительно дешевле: не особо, мягко говоря, выровненные поля, пыльные ряды скамеек на дощатых трибунах, на которых теснились взвинченные от нервного напряжения зрители... Лучшая в мире игра не только создавала вокруг себя мощный эмоциональный вихрь, она объединяла, сплачивала людей, возбуждала в них патриотические чувства. Не зря же ее сравнивали с защитой родных рубежей: «Эй, вратарь, готовься к бою, — / Часовым ты поставлен у ворот! / Ты представь, что за тобою / Полоса пограничная идет».
Бобров, как всем известно, был не голкипером, а прирожденным бомбардиром, в просторечье — забивалой. Нередко становился автором двух, а то и трех голов за матч. При этом умел одарить партнера филигранным пасом, после которого промахнуться было труднее, чем отправить мяч в сетку, но чаще солировал и запомнился болельщикам именно этим.
Ему хватало мастерства и для футбола, и для двух видов хоккея — канадского и русского. Играл форвард вдохновенно, с изяществом, жаль, что едва ли не все бобровские фокусы остались за кадром. Их почти нет в сохранившейся кинохронике, хоть плачь. Немногое из того, что Сева творил в хоккее, увидеть кое-где можно, но эти фрагменты тоже не позволяют по достоинству оценить его талант.
Футбол, как и вся жизнь в СССР, был игрой коллективной, однако индивидуалистов — Бескова и Трофимова из московского С, торпедовца Пономарева, Гринина и Федотова из ЦДКА — наши граждане ценили высоко. Но больше всех публика обожала Бобра, чье появление на поле вызывало всеобщее ликование (ему горячо аплодировали и болельщики других команд).
Известный спортивный журналист Лев Филатов его фирменный рейд к воротам описывал так: «Высокий, всем заметный, бросающий свое послушное гибкое тело то чуть влево, то чуть вправо, Бобров резал зеленую гладь поля, как сильный катер, а поспевавшие за ним, виснувшие на нем, преграждавшие ему дорогу оставались сзади, как две косые волны. Он возникал перед воротами, как бог футбола, разгоряченный и разгневанный, не знающий удержу, и бил как-то бесшумно, тайно, легко, продолжая прорыв».
А вот как выглядела атака форварда в поэзии Евгения Евтушенко:
...Кто — гений дриблинга, кто — финта,
а он вонзался, словно финка,
насквозь защиту пропоров.
И он останется счастливо
разбойным гением прорыва,
бессмертный Всеволод Бобров!
Насквозь — вот был закон Боброва.
Пыхтели тренеры багрово,
но был Бобер необъясним...
КЕПКА С СЕРЕБРЯНОЙ ИСКРОЙ
Талант Бобра смогли разглядеть в ту пору и за рубежом. Во время турне московского «Динамо» по Великобритании (1945), куда лучшего армейца взяли для усиления, его осыпала дифирамбами местная пресса. По слухам, англичане даже приглашали нападающего ЦДКА в лондонский «Арсенал». Всеволод Михайлович никогда впоследствии об этом не упоминал, но, возможно, с тайным удовольствием представлял, как мог бы покорить своим мастерством взыскательных британцев.
Он доставлял радость великому множеству людей, хотя это ему стоило дорого: и на футбольном поле, и на ледяной площадке «рубили» его нещадно. Бобров практически не обижался на тех, кто за ним охотился, словно влезал в их шкуру, понимал, что с таким, как он, совладать иначе — трудно и что за подаренный судьбой талант надо платить. Эту жестокую дань отдавал безропотно, травм, в том числе тяжелых, было у него много...
Слово «кумир» в ходу тогда не было, однако Бобру соотечественники подражали даже в мелочах. «В сороковые годы многие — и спортсмены, и не спортсмены — носили кепки из букле с серебряной искрой. Как Бобров, — вспоминал писатель и журналист Александр Нилин. — Годы были послевоенные — к штатской одежде большинство людей только привыкало. Он был лучшим форвардом армейского клуба — находился в эпицентре всеобщего тогдашнего увлечения, — почему бы не признать именно его законодателем моды?»
Всеволод Михайлович мог проявить себя не только в футболе и хоккее, рассказывали, что впервые в жизни вышедший на корт Сева минут через тридцать уже обращался с ракеткой, как опытный теннисист. Абсолютных идеалов не бывает. И великие артисты порой играли плохо, и классные футболисты демонстрировали эпизодически никудышную спортивную форму. С Бобровым подобное тоже случалось, и тогда зрители начинали сначала посвистывать, а потом — гневаться. Иногда даже кричали: «Бобра с поля!» Что ж, и очень сильный человек временами демонстрирует слабость, но подобное состояние он быстро преодолевает и возвращает себя людям прежнего, даже лучше.
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ МЕССИНГА
В ЦДКА Бобров провел пять блестящих сезонов и вдруг засобирался в ВВС. Была в этом некая ирония судьбы. Команды летчиков — футбольную, хоккейную, а позже волейбольную и баскетбольную — сколотил сын вождя, командующий Военно-воздушными силами Московского военного округа Василий Сталин, и к нему скоро стали слетаться лучшие игроки из других клубов. Одних он зазывал, других рекрутировал. Болельщики расшифровывали вновь появившуюся аббревиатуру двояко: «Ватага Василия Сталина» и «Взяли Всех Спортсменов».
Генерал, по сути, первый и последний советский спортивный меценат, был готов выполнить любое желание новых подопечных, лишь бы они радовали его победами.
Революцию в отечественном футболе игроки ВВС не сделали даже с Бобровым, а вот хоккеисты с ним заблистали и трижды становились чемпионами страны. Роль лучшего русского нападающего была неоценимой, и Сталин-младший был от него в восторге, да и вообще считал Всеволода своим другом.
7 января 1950 года команда летчиков должна была играть в Челябинске с местным «Дзержинцем». Но добраться до места встречи им было не суждено: при заходе на посадку самолет Ли-2 с хоккеистами на борту потерпел катастрофу. Не уцелел никто.
Бобров тем злополучным рейсом не полетел. По этому поводу ходили разные слухи. Согласно самому распространенному из них, накануне отъезда он банально загулял, а наутро столь же тривиально проспал.
Впоследствии в своих воспоминаниях Всеволод Михайлович винил не зазвонивший в нужное время будильник, хотя люди, склонные к мистике или просто верующие, наверняка скажут, что часы остановила рука судьбы, решившей спасти от страшной и преждевременной гибели знаменитого форварда.
Есть на сей счет и другая версия: якобы прозорливый Вольф Мессинг предсказал трагедию и сообщил об этом Сталину, а тот предупредил сына; в пророчество главного тогдашнего экстрасенса Василий Иосифович не поверил, однако и в Челябинск на всякий случай не полетел, и Боброву велел поберечься...
ТРИУМФ ДЕБЮТАНТОВ
В начале 1950-х тренер ВВС Анатолий Тарасов, набравшись смелости, написал «отцу народов» письмо, передав его через сына вождя. В своем послании Анатолий Владимирович аргументированно доказывал, что сборной СССР пора выходить на международную арену.
Читал ли Сталин то письмо — неизвестно, однако союзный спорткомитет издал приказ готовить национальную команду к первенству планеты 1953 года в Цюрихе. Тренировались хоккеисты на совесть и тем не менее в Швейцарию не поехали: заболел Бобров. Хотя даже если бы получили благословение партии и правительства, ничего бы у них не вышло: первенство начиналось 7 марта 1953 года, а накануне, 5-го, умер Сталин. Кто бы позволил нашим спортсменам играть в дни траура по вождю?
В следующем сезоне Всеволод Бобров был в полном порядке, и сборная СССР отправилась на чемпионат мира в Швецию. Конечно же, наши болельщики надеялись на удачное выступление дебютантов, но триумфа от них никто не ждал. В хоккее господствовали канадцы, выступавшие на международных турнирах далеко не сильнейшими составами и все равно легко побеждавшие всех.
Советский хоккей тем временем стремительно развивался — не без помощи имевших солидный опыт чехословаков, а также прибалтов, участвовавших еще в довоенных турнирах.
Наша кинохроника, увы, не запечатлела даже небольших фрагментов чемпионата 1954 года, зато шведы сняли почти часовой документальный фильм со множеством любопытных кадров.
Тот хоккей — на открытом воздухе, в клубах пара — кажется сегодня странным и несколько забавным: игроки — без шлемов, вратари — без масок; наши — то ли в танкистских, то ли в велосипедных головных уборах; силовых приемов не видно, драк — тем более; скорости — довольно высокие, однако, конечно же, не сравнимые с нынешними.
В этой документальной киноленте можно увидеть канадцев, пришедших на экскурсию в стокгольмский зоопарк: они смотрят на проделки бурых мишек и смеются, не подозревая, что русские «медведи» совсем скоро доставят им очень большие неприятности.
Вот сборная «Кленовых листьев» выходит из раздевалки на решающий матч со сборной СССР, крепкие, симпатичные парни уверенно, слаженно вышагивают, сверкая улыбками, впечатляя модными проборами, на лицах нет ни тени тревоги...
Общее настроение заокеанских гастролеров сильно ухудшилось, когда на ворота Дональда Локхарта обрушился град забитых шайб. Наши оказались быстрее, сильнее и умнее соперников, а после финальной сирены на табло горел счет — 7:2 в пользу сборной Советского Союза.
ЛУЧШИЙ ИГРОК
В матче с канадцами отменно сыграли Виктор Шувалов, Альфред Кучевский, Александр Уваров, Евгений Бабич и другие игроки национальной сборной, но ярче всех выступил ее капитан. «Всеволод Бобров проявил себя превосходно, — восхищался репортер Svenska Dagbladet, — он уверенно дирижировал игрой, проводил атаки, быстро оценивал обстановку. Его без малейшего сомнения можно назвать лучшим игроком в розыгрыше первенства мира по хоккею».
Тем временем в одной из камер Владимирского централа отбывал срок некий Васильев, про которого все знали, что он — не кто иной, как разжалованный генерал Василий Сталин. После смерти отца Василий Иосифович на всех углах кричал, что генсека отравили, и обвинял в этом соратников покойного. За тот демарш поплатился свободой.
Слышал ли узник победный радиорепортаж из Стокгольма? А может, узнал приятную новость из газет? Если да, то наверняка порадовался. В составе сборной СССР было семь игроков, которых он знал лично и которым доверял, — из хоккейной дружины ВВС, на тот момент уже не существовавшей. Новые властители ее быстро расформировали, та же участь постигла команды летчиков и в других видах спорта...
Спустя 18 лет, в сентябре 1972 года, Всеволод Бобров в качестве главного тренера нашей сборной приехал в Канаду. Ту знаменитую суперсерию с профессионалами Национальной хоккейной лиги русские начали в Монреале. И вновь канадцы демонстрировали поначалу самоуверенность, обещая легко расправиться с гостями.
Однако после финальной сирены на табло монреальского «Форума» горел почти столь же внушительный счет в пользу сборной СССР, что и в Стокгольме в 1954 году, — 7:3. Бобров предстал перед миллионами зрителей бесстрастным, невозмутимым, разве только слегка улыбался — как и много лет назад, когда забивал решающий мяч или победную шайбу.