Дизайнер Александр Коротич: «Наступает время новых Леонардо»

Известный художник-дизайнер, педагог, писатель, ведущий дизайнер «Первого канала» рассказал «Культуре» о своей богатой творческой биографии и новой книге «С роком сорок лет».

— Александр, мы вас знаем, как художника, дизайнера, писателя и педагога. Я что-то упустил из этого списка?

— Мне всегда страшно отвечать на вопрос: «Александр, чем вы занимаетесь?». Когда начинаю перечислять сферы своих интересов, люди нередко думают, что перед ними самонадеянный болтун или аферист, не дай Бог! Но в каждой из названных областей реализовался как автор, в каждой есть достижения, отмеченные теми или иными наградами. Мне нравится заниматься всем одновременно, для меня это естественно. И своим ученикам я внушаю мысль об универсальности таланта потому, что наступает время новых «Леонардо», для которых «землю попашет, попишет стихи» — и есть формат личности 21 века.

— Известно, что талантливый человек талантлив во всем. Примером тому являлся ваш ближайший друг — Илья Кормильцев — поэт, переводчик, книгоиздатель, автор текстов песен «Наутилиус»…

— Илья был уникум. Когда Илье было что-то очень нужно, он моментально выстраивал в голове проект, назавтра уже был профессионально подкован в искомом направлении, через день мог рассуждать о проблеме на уровне эксперта, а когда оказывался далеко впереди всех, ему становилось скучно. Это был мозг 21 века, который мог моментально осваивать области, ещё вчера ему абсолютно незнакомые. Идеальный вечный школяр. Мне такое не под силу.

— Вы так описываете первое появление Ильи Кормильцева в своей жизни: «Незнакомый мне молодой человек, словно состоявших из огромных очков». Наверное, этот образ вас вдохновил, спустя годы, на создание памятника Илье на Троекуровском кладбище, где изображены те самые очки Кормильцева – символ эрудита, запомнившиеся из далекой юности, но со стильной, современной оправой, и открытая книга, словно томик его стихов…

— Памятник на Троекуровском кладбище, сложенный из книги и очков, – идея Каролины, младшей дочери Ильи. Идею на похоронах пересказала его вдова Леся Маньковская, которая попросила меня взять на себя дизайн и организацию установки памятника. Очки точно повторяют форму одной из любимых оправ Ильи. На левой странице книги, которая выполнена из светлого камня, высечена дата рождения, на правой, тёмной – дата ухода. Внизу — одна из самых знаменитых фраз, в которой весь Илья с его космической образностью и самоиронией: «Эта музыка будет вечной, если я заменю батарейки».

— Он при жизни для вас был, что называется - «закрытой книгой» или наоброт?

— Мне трудно представить себе более непохожего на меня человека. Нас связывала взаимная симпатия и уважение к талантам другого. Всё остальное было врозь! Однажды (ещё в советские времена) я увидел у него под мышкой стопку газет и с удивлением поинтересовался, зачем они ему. Илья сказал, что он черпает в них вдохновение. Для меня не было ничего более скучного и бесчеловечного в жизни, чем газетные статьи, а вдохновение я находил в облаках и звёздах. Я каждый раз вспоминаю этот разговор, когда слышу песню «Падал тёплый снег». Для меня Илья был открыт, я видел его и в победном сиянии, и в слабости, и в истерике. Ему ни разу не удалось со мной поссориться, как мне кажется, исключительно в силу моей терпеливости и спокойного характера.

— Все-таки гениями рождаются или становятся?

— Рождаются талантами, гениями становятся. Гений — это миссия взрослой души. Дойти до края ойкумены, туда, куда не ступала нога человека и отважно пойти дальше. Ты один, и тебя не поддержат ни иконы твоих кумиров, ни фан-клуб. Зачастую и ближние люди, друзья и родственники, теряют гения, когда он уходит за горизонт их представлений о жизни. Лишь читая биографии гениев много лет спустя, мы понимаем, как тяжёл этот крест.

— Среда играет ключевую роль в становлении гения?

— Ничего подобного. Гений растёт изнутри, иногда благодаря среде, но, даже чаще, вопреки ей. Гений всегда новатор, но, несмотря на это, иногда остаётся в неизвестности. Но существует и псевдогений, человек, не принёсший ничего нового, который просто оказался в нужное время в нужном месте, и об этом узнал весь мир. Все кричат: «Он гений!». Но на самом деле, ему просто повезло. Таких «гениев» создаёт только среда.

— Как вы объясняете феномен — «гения места», применительно к Свердловску?

— Урал для меня навсегда останется самым волшебным местом на Земле, местом силы. Я покинул его не от хорошей жизни, и понимаю, что обратно уже не вернусь. Но всякий раз, когда я оказываюсь на родине, я испытываю ни с чем несравнимый подъём, словно меня подключают к батарейке. В голове начинают роиться идеи и образы, строятся творческие планы и проекты. Когда я смотрю на своих друзей, я вижу, что с ними происходит то же самое. Не знаю, уж что закопал в Медную гору дедушка Бажов, но ощущение сказки не покидало меня никогда.

Наша семья много лет отдыхала на озере Таватуй, и каждый раз, когда я на закате рассекал зеркальную гладь озера, мне представлялось, что уж в таком волшебном месте просто обязан жить свой «несси». И я придумал историю про огромную доисторическую рыбу и её отношениях с первыми поселенцами этих мест. Сочинялось легко, без труда. А когда я оглянулся, то оказалось, что у меня сам собой сложился сказочный эпос, который осталось лишь грамотно привести к финалу. Разве это не волшебство? Так было написано «Сказание о Гора-Рыбе», которое, кстати, стало самой первой книгой, выпущенной на электронном самиздатовском сервисе «Ridero». И как вы думаете, где состоялась её презентация? Разумеется, в Екатеринбурге!

— Вам повезло там родиться?

— Именно так — повезло!

— Если бы можно было бы прожить жизнь еще раз, вы согласились бы?

— Если в продолжение этой, то с радостью. Если снова с 11 мая 1960 года, то нет.

— Меня поражает тот факт, что несмотря на все преграды, которые встречал на пути талантливый художник в Советском Союзе, было огромное количество шедевров, как вы их называете в «Гора-рыбе» — «самотрясов», что не скажешь о сегодняшнем дне, где все доступно, а гениев очень мало...

— Это иллюзия. Просто талантливые люди раньше были хорошо видны на фоне «бездарной серой массы». Статус настоящего творца требовал документального подтверждения и наличия соответствующих атрибутов: этюдник у художника, профессиональная камера у фотографа, рояль у композитора и т. д. Но за полвека всё изменилось. Актуальное искусство словно говорило каждому: «Ты тоже так можешь!» Большинство в конце концов преодолело свой комплекс бесталанности и с головой окунулось в творчество. Тут подоспели и технологии, которые облегчили подход к искусству и взрослым, и детям. Вчерашняя серая равнина с торчащими и неё одинокими творцами превратилась в бурлящее море, уравнявшие шансы профессионалов и любителей. Размытие границ и критериев затрудняет выделение из общей массы гениев, но оно же позволяет каждой творящей личности подняться на высший уровень.

Это глубоко положительная тенденция. Искусства стало много, и оно на глазах теряет свою сакральность, но взамен мы получаем более активных, духовно богатых людей, которые, не являясь профессиональными художниками, не отказывают себе в желании творить. Вот живые примеры. Мать четырёх детей, юрист международного уровня, бросает практику, берёт гитару и создаёт рок-группу. Другая, поднявшись по маркетологической лестнице на саму вершину, начинает танцевать и, в конце концов, открывает собственную школу танца. А моя тёща, проработав всю жизнь преподавателем техникума, ни с кем не посоветовавшись, недавно купила краски, холст и занялась абстрактной живописью. Разве это не прекрасно?

— Поговорим о легендарном Свердловском рок-клубе, выходцами из которого стали такие группы, как «НАУ», «Настя», «Урфин Джюс», «Чайф», «Агата Кристи» и многие другие. Почему все-таки Свердловский рок-клуб закрылся?

— Он выполнил свою функцию. Это было взрослое и честное политическое решение.

— А в каком состоянии находится русский рок сегодня? Сегодня может появиться новый Свердловский или Ленинградский рок-клуб?

— Только в музейном виде. В 1990-х настоящий рок уже умер. Его вытащили из комы в 2010-х, но лишь как музыкальную форму, элемент стиля. В рок могут «одевать» свои песни и барды, и поп-дивы, и рэперы. Как образ жизни, как направление культуры рок уже не актуален. Его место на острие современности делят такие противоречивые направления как речитатив и нео-классика.

— Спрошу, конечно, о вашей новой книге. Из графического изображения на обложке можно вообразить, что нынешний ваш этап называется — без музыки, т. е. без рока и, как вы пишете в конце: «круг замкнулся, прошло сорок лет»…

— Название «Без музыки» для серии об уральском роке придумал Евгений Горенбург, организатор фестивалей «Старый Новый Рок» и «Ural Music Night». Моя книга «С роком сорок лет» стала второй в этой серии. Первоначально она замышлялась как издание, в котором будет графика и дизайн альбомов в сопровождении цитат из текстов песен. Но неожиданно я понял, что каждая из работ – это история, иногда комедия, иногда драма, а порой и вовсе мистический триллер. История начинается с того, как я в конце 1970-х пытался оформить сцену группе Саши Костарева, а заканчивается рассказом о том, как я в 2014 году пытаюсь сделать дизайн его же последней пластинки. Так замкнулся круг сроком в сорок лет.

Оказалось, что эта книга — гремучая смесь художественного альбома с исторической беллетристикой, приправленной элементами дизайнерского мастер-класса. Но в действительности, главным её прототипом является детская книга, где на каждом развороте есть большая картинка и немного лёгкого чтения. Это очень комфортабельная пропорция, к которой мы привыкли сызмальства. Что же касается аудитории, то она не ограничена ничем: эта книга для всех, кому интересно узнать что-то новенькое об обложках полюбившихся альбомов, а заодно и истории их создания. Оказалось, что таких людей много.

— Для вас процесс творчества — мучительный и долгий или наоборот?

— Для меня это просто жизнь. В творчестве всё происходит так же, как и в жизни, что-то легко и удачно, что-то мучительно долго и, в результате, бессмысленно. Я думаю, что, если из моей жизни убрать творчество, от неё мало что останется.

— Как долго длятся у вас периоды творческой паузы после творческих прорывов?

— У меня нет пауз. Пауза — это что-то сродни задержке дыхания.

— Вспоминаю цитату из одного вашего интервью, что вы говорите, в частности, о том, что учите своих студентов свободе, свободному мышлению, свободе выражения.

— Я последние годы преподаю талантливым школьникам развивающие творческие дисциплины. И должен вам признаться, я влюбился в это странное поколение Z, которое ругают все, кому ни лень. И мышление-то, мол, у них клиповое, и смарфонозависимость-то у них стопроцентная, и книги-то они не читают… Лишь умнейшая Екатерина Шульман однозначно высказалась о том, что это поколение правильнее всех предыдущих. У них ответственная миссия – приняв и «переварив» все новейшие технологии, изменить этот мир к лучшему. Большинство считает, что для этого надо нагрузить их багажом знаний, и сокровищами мировой культуры, не замечая того, что многие знания устарели и малополезны, а культура поражена коммерцией. Я думаю, что надо, напротив, воспитывать в них самостоятельность и критическое мышление, чтобы они сделали то, для чего были рождены. В этом контексте свобода — это вовсе не либеральная идея, а независимость, и от заблуждений прошлого, и от собственных заблуждений. Многое из того, что мы считаем вечными ценностями, будет ими разрушено, многое из того, что мы считаем незабываемым, будет ими забыто, а обновлённый мир скорее всего будет мало походить на нашу мечту. Но это будет ИХ мир.

— Как бы вы, как художник-дизайнер, проиллюстрировали время, в котором живем: кризиса, ковида, глянца... Это было бы что-то конкретное: химера, дракон, скорпион, змея или нечто абстрактное?

— Мы ещё застали гусеницу, прожили жизнь в куколке, и, надеюсь, что успеем застать момент, когда вылупится бабочка. Тот самый мир, о котором я говорил выше.

— Как вы переживаете это странное время?

— У меня раздвоение личности. Первая в тревоге носит маску, закупает гречку и раскладывает подушки где ни попадя. Вторая в нетерпении потирает руки и восторженно зовёт новый прекрасный мир, который неумолимо надвигается на нас. Я благодарен судьбе за это волшебное приключение. Люблю своё время, и очень обижаюсь на тех, кто его ругает.