Уже в восьмимесячном возрасте дети знают, что агрессор должен быть наказан
Во всех человеческих обществах люди наказывают нарушителей принятых норм, даже если нарушение не затронуло личных интересов наказывающего (так называемое «наказание третьей стороной»). До сих пор оставалось неясным, как рано в развитии ребенка появляется эта склонность и является ли она врожденной или культурно обусловленной. Японские ученые провели серию остроумных экспериментов, в которых восьмимесячным детям была дана чудесная возможность наказывать нарушителя (мультяшного героя в виде квадратика с глазами), просто направив на него взгляд, после чего нарушителя расплющивал падающий камень. В роли «нарушения» выступала немотивированная физическая агрессия: детям показывали короткий мультфильм, в котором один из героев преследовал и бил другого. Чтобы отвергнуть возможные альтернативные объяснения полученных результатов, были поставлены три дополнительных опыта: с падением мягкого объекта вместо камня, с отсутствием связи между взглядом и наказанием и с абстрактными геометрическими фигурами вместо антропоморфных объектов с глазами. Эксперименты показали, что склонность к «третейскому наказанию», по-видимому, есть уже у восьмимесячных младенцев. Это делает более правдоподобной (хоть и не доказывает окончательно) гипотезу о врожденном характере этой склонности. То же самое можно сказать и о негативной оценке немотивированной агрессии.
Одной из главных методологических проблем эволюционной психологии (см. Evolutionary psychology) является трудность различения врожденных и выученных (культурно обусловленных) особенностей нашей психики и поведения. Действительно, изучая психологию Homo sapiens, крайне трудно, а порой и вовсе невозможно отличить плоды биологической эволюции (то есть адаптации, поддержанные отбором) от плодов эволюции культурной. Тем более, что культурная и биологическая эволюция у нашего вида, скорее всего, уже давно слились в единый процесс (см. Теория двойной наследственности), и поэтому среди важных психологических и поведенческих черт людей, вероятно, нет ни чисто врожденных, ни чисто выученных. Как правило, это некая смесь. Например, результат культурного обучения на фоне врожденной склонности легко и быстро обучаться именно такому поведению.
Сильными аргументами в пользу наличия у данной психологической особенности значительного врожденного компонента считаются, во-первых, ее присутствие во многих (желательно — во всех без исключения) человеческих культурах, во-вторых, очень раннее проявление в ходе развития ребенка (желательно — еще на доречевой стадии). Конечно, нужно помнить, что эти аргументы хоть и сильные, но не абсолютные. Некоторые культурные универсалии (см. Cultural universal) могут быть унаследованными от общих предков плодами культурной эволюции или результатом параллелизмов (см. Parallel evolution) в развитии культуры. Что касается маленьких детей, то они с самого рождения, если не раньше, являются в высшей степени культурными существами: они активно учатся, воспринимая огромные объемы информации из окружающего мира, прежде всего от других людей. Тем не менее, если некое поведение характерно уже для младенцев на доречевой стадии, это придает вес предположению о том, что оно (или склонность очень быстро ему обучаться) хотя бы отчасти «прописано» в генах.
Наказание нарушителей принятых норм поведения незаинтересованной третьей стороной (third-party punishment, альтруистическое наказание, наказание третьей стороной) характерно для всех человеческих культур, но практически не встречается у других животных (см.: K. Riedl et al., 2012. No third-party punishment in chimpanzees). Многие эволюционные психологи считают, что это — уникальная биологическая адаптация Homo sapiens, направленная на укрепление внутригрупповой кооперации. В таком случае следует ожидать, что в детском развитии склонность наказывать нарушителей должна проявляться очень рано. Так ли это?
В нескольких исследованиях было показано, что отличать просоциальное поведение от асоциального дети умеют уже в самом нежном возрасте. Например, пятимесячные младенцы предпочитают куклу, которая помогала другому персонажу достать игрушку из ящика, той, что мешала это сделать. Восьмимесячные одобряют негативное поведение других по отношению к асоциальному индивиду, то есть как бы ожидают, что асоциальность будет наказана и, возможно, даже хотят этого (J. K. Hamlin et al., 2011. How infants and toddlers react to antisocial others). Годовалые охотнее возьмут одно печенье у «просоциальной» куклы, чем два у «асоциальной» (A. Tasimi, K. Wynn, 2016. Costly rejection of wrongdoers by infants and children). В полтора года дети уже готовы наказывать асоциальных индивидов без ущерба для себя, лишая их угощения («бесплатное» наказание третьей стороной). Наконец, лет с шести (по некоторым данным — с трех-четырех) проявляется склонность к «дорогостоящему» наказанию, то есть готовность поступиться своими интересами, чтобы наказать нарушителя (K. McAuliffe et al., 2015. Costly third-party punishment in young children).
Прямых данных о склонности детей младше полутора лет к «третейскому наказанию» до сих пор не было. Одна из трудностей в том, что младенцы, не умеющие ни говорить, ни ходить, вообще мало что могут делать самостоятельно. Не так-то просто придумать эксперимент, в котором у малышей была бы возможность кого-то наказать.
Это удалось сделать японским исследователям, опубликовавшим свои результаты в журнале Nature Human Behaviour. Главная придумка состояла в том, что восьмимесячным малышам дали возможность «наказывать» нарушителей взглядом (рис. 1). Направление взгляда отслеживалось специальным устройством (Tobii TX300 Eye Tracker). Дизайн экспериментов показан на рис. 2, а также в ролике, прилагающемся к статье.
В каждом из пяти экспериментов участвовало по 24 восьмимесячных малыша (12 мальчиков, 12 девочек). Всего, таким образом, ученые привлекли к исследованию 120 малышей с их мамами (на самом деле чуть больше: некоторые ни за что не хотели смотреть на экран, так что их пришлось отбраковать). Во время тестирования малыш сидел в детской переноске на коленях у мамы в 60 см от монитора. Маме было велено не смотреть на экран и не взаимодействовать с ребенком.
В первом эксперименте (Experiment 1, рис. 2) ребенок сначала (на этапе Pretest) знакомился с последствиями своего взгляда. Ему 10 раз подряд показывали на экране двух симпатичных квадратных персонажей с глазками. Если ребенок полсекунды смотрел на одного из них, того расплющивало упавшим сверху «камнем». Таким образом, малыш мог усвоить, что в его власти сделать нечто негативное с глазастым квадратом, просто посмотрев на него. На следующем этапе (Movie) ребенку показывали 20-секундный мультик, из которого следовало, что один из двух персонажей — агрессор, без всякого повода нападающий на соседа. Дети в этом возрасте уверенно интерпретируют удары одним одушевленным объектом другого как негативное взаимодействие. Во время просмотра фильма взгляд малыша не влиял на ход событий. На последнем этапе (Posttest) ребенку снова 10 раз показывали обоих героев в неподвижном состоянии, давая возможность взглядом направлять бомбардировку. Результаты анализировались при помощи байесовской статистики.
Первый эксперимент показал, что дети чаще смотрят на агрессора на третьем этапе (Posttest), чем на первом (Pretest). Этот вывод согласуется с гипотезой о «третейском наказании», однако его статистическая поддержка оказалась не очень сильной. Поэтому по завершении трех контрольных опытов (Experiments 2–4) авторы провели на 24 других малышах дополнительный, пятый эксперимент, который был точным повторением первого. Результат воспроизвелся, статистическая поддержка на этот раз оказалась сильнее, так что вместе эксперименты 1 и 5 позволяют уверенно утверждать, что после просмотра мультика дети чаще направляли взгляд на агрессора, провоцируя падение карающего камня ему на голову.
Второй эксперимент был проведен, чтобы проверить одно из возможных альтернативных объяснений результатов первого. Что если малыши не хотят никого наказывать, а смотрят на агрессора просто потому, что он сильнее привлек их внимание при просмотре мультфильма — например, как более деятельный персонаж? Всё было так же, как в первом эксперименте, только теперь на героя, указанного взглядом малыша, падал не тяжелый камень, а легкий квадратик, который его не сплющивал. Гипотеза не подтвердилась: в этой ситуации малыши после фильма смотрели на агрессора не чаще, чем до.
В третьем эксперименте проверялось еще одно альтернативное объяснение: может быть, дети потому чаще смотрят на агрессора, что они лишь ожидают, что он будет наказан, при этом не понимая, что причиной наказания является их собственный взгляд. Всё было так же, как в первом эксперименте, за исключением того, что камень теперь падал на случайно выбранного персонажа, что совпадало с направлением взгляда ребенка лишь в 50% случаев. И снова гипотеза не подтвердилась: дети смотрели на агрессора после фильма с той же частотой, что и до.
В четвертом эксперименте проверялось третье альтернативное объяснение: может быть, малыши оценивают любое столкновение как негативное событие, без связи с взаимоотношениями между людьми. На этот раз вместо антропоморфных глазастых квадратиков использовались абстрактные фигуры, непохожие на что-либо живое. В этом случае, как и в двух предыдущих, после просмотра фильма дети смотрели на «агрессора» не чаще, чем до. Таким образом, эта гипотеза тоже не подтвердилась.
Результаты хорошо согласуются с идеей о том, что уже в восьмимесячном возрасте дети не только способны распознать неспровоцированную физическую агрессию и интерпретировать ее как нечто негативное (нежелательное), но и готовы наказать агрессора, если это вдруг окажется в их власти. В реальной жизни — что сейчас, что в палеолите — восьмимесячным малышам не под силу наказывать или останавливать агрессоров. Однако столь ранее появление в онтогенезе этой черты (пусть лишь в виде латентной склонности), наряду с универсальностью «третейского наказания» в человеческих культурах, говорит о том, что у этой поведенческой особенности, скорее всего, есть значительный врожденный компонент. Иначе говоря, это не только культурная традиция, но и биологическая адаптация.
Впрочем, вопрос не следует считать окончательно решенным (подобные вопросы никогда и не решаются окончательно одним исследованием — дело это долгое и постепенное). Во-первых, остался за кадром крайне сложный вопрос о том, в какой мере малыши осознают свое поведение и его мотивы. Во-вторых, при желании можно придумать и другие альтернативные объяснения. Например, малышами могло двигать не желание наказать агрессора, а стремление к симметричности социальных взаимодействий или ролей: если в мультфильме плющило розового героя, то пусть теперь расплющит и зеленого. Чтобы это проверить, хорошо бы поставить еще один эксперимент, в котором наказание осуществлялось бы в форме, непохожей на действия, совершенные агрессором (например, агрессор не плющит жертву, а кусает ее, хотя наказание по-прежнему состоит в расплющивании). Так что эволюционным психологам еще есть чем заняться.
Источник: Yasuhiro Kanakogi, Michiko Miyazaki, Hideyuki Takahashi, Hiroki Yamamoto, Tessei Kobayashi & Kazuo Hiraki. Third-party punishment by preverbal infants // Nature Human Behaviour. 2022. DOI: 10.1038/s41562-022-01354-2.