Тех, кто громко говорит, трудно услышать...

Мягкий мужской голос возражал ей:

— Милые женщины. Ну что вы всё шумите. Да, поймите же, я хочу отправить посылки старикам-родителям и внукам на Рождество. Вы только подумайте. Ведь они совсем не ждут. И, вдруг, приходит посылка. Сюрприз! Как же они обрадуются! И не важно, что я туда положу — игрушки, полотенца. Главное — сюрприз. А вы — кричите.

Очередь примолкла и расступилась. Такое бывает, когда маленькие дети очень громко рассказывают о семейных тайнах, или рассуждают о жизни.

Любопытные взгляды были обращены на мужчину лет сорока, среднего роста, продвигающемуся к окошку.

Я попросила Свету отложить мои бандероли и продать мужчине коробки для посылок. Пока он отсчитывал мелочь, а Света сворачивала картонки в коробки, тот продолжил диалог:

— Не нужно кричать. Всегда можно договориться. Мы все люди. Но мы разучились слышать и понимать друг друга.

Очередь раздалась, выпрямилась, просветлела. На лицах людей кроме интереса появились улыбки и выражения доброжелательности. Вокруг мужчины образовалось достаточно свободного места, чтобы все могла видеть его.

Мужчина, чувствуя явное одобрение очереди, отступал с коробками к выходу, продолжая обращаться к лучшей половине человечества:

— Спасибо вам, милые женщины. Какие вы все добрые, красивые.

Я, чувствуя, что и со мною творится что-то непонятное, остановила мужчину вопросом:

— Мужчина, а у вас за спиною случайно крыльев нет?

Он застыл, явно озадаченный моим вопросом. И обратился уже ко всем присутствующим:

— Нет, крыльев у меня нет. Жаль. Конечно... А вот глаза есть. И вижу я, что мы очерствели. Мы забыли, что мы — русские, православные. Забыли о любви и милосердии. Мы разучились слушать и слышать других. Вот она кричит , - мужчина повернулся в сторону женщины в конце очереди, — а что кричит? Может быть ей плохо. Вот и кричит. Может быть её пожалеть надо. Но всегда важно помнить, что тех, кто кричит, плохо слышно...

Мужчина ушёл. Очередь на какое-то время притихла, а потом постепенно начала жить своею обычною жизнью. Но что-то произошло с людьми. Их лица просветлели, глаза заблестели. Казалось, что все спрятали свои колючки, стали занимать меньше места, потеснились, чтобы освободить место для других.

Я заплатила за бандероли и вышла на улицу. Что бы не растерять тишины и радости, поселившихся в сердце от слов незнакомца, остановилась у газетного киоска, продолжая прислушиваться к себе.

Мимо спешили прохожие, проезжали автомобили, автобусы. А я ничего не слышала, кроме слов незнакомца:

— Тех, кто громко говорит, трудно услышать...