Игорь Николаев: «У меня был такой взгляд, что Иглесиас все понял…»
«Однажды накануне дня рождения ко мне приехала Алла Борисовна и говорит: «Покатай меня!» Я...
«Однажды накануне дня рождения ко мне приехала Алла Борисовна и говорит: «Покатай меня!» Я удивился: «На чем? У меня же ни машины, ни велосипеда нет...» А она: «А что есть?» — «Санки!» — «Отлично!» И Алла, прямо в песцовом полушубке, села в санки. Сначала я катал ее по двору, а потом выехал на улицу. Стал перебегать дорогу, вижу — на нас летит автобус...» — вспоминает Игорь Николаев в совместном интервью с женой Юлией Проскуряковой.
— Игорь, на днях вы отметили 60-летие, поздравляю с юбилеем! А какой из ваших дней рождения самый запоминающийся?
Игорь: Да много бывало разного… Однажды накануне дня рождения ко мне приехала Алла Борисовна и говорит: «Покатай меня!» Я удивился: «На чем? У меня же ни машины, ни даже велосипеда...» А она: «А что есть?» — «Санки!» — «Отлично!» И Алла, прямо в песцовом полушубке, села в санки. Сначала я катал ее по двору, а потом выехал на улицу. Стал перебегать дорогу, а там была проплешина без снега — сухой асфальт. Санки встали прямо посреди дороги. И в эту секунду вижу, как на нас летит автобус. Резко остановиться на заснеженной дороге он не может, но кое-как пытается затормозить, прижимаясь к сугробам. А мы с Аллой стоим как вкопанные и смотрим. Остановился автобус всего в паре метров от нас.
Водитель с монтировкой в руках выскочил явно с намерением нас побить. Тут Алла — и это гениально! — снимает шапку. Шофер увидел гриву волос, которую уже знала вся страна, и опешил. А Алла говорит: «Все, Игорь, санки нам теперь не понадобятся — теперь нас парень покатает». Обалдевший водитель кивает: «Покатаю...» Мы залезли в автобус, шофер за нами — в совершенном шоке, и мы сделали кружок вокруг моего района. Но на этом история не закончилась. Вылезли мы из автобуса у киоска «Союзпечать», и тут Алла спрашивает: «Игорь, что же тебе подарить? По сахалинскому времени твой день рождения уже наступил...» А у киоска стоит алкаш в тулупчике и достает из-за пазухи маленькую дворняжку со словами: «Купите щенка!» Алла смеется: «Вот тебе подарок!» Эту собачку моя старшая дочь Юля (ей тогда было лет семь) назвала Ладой.
— А нынешний юбилей как отметили?
Игорь: В два приема — как и десять лет назад, когда мне стукнул полтинник. Первый день праздновали в Москве, где живет мама и где у меня много друзей. А на следующий день — в Майами, где в январе отдыхают многие мои коллеги, и еще там давно живет дочка Юлька, без которой не представляю своего праздника.
Юлия: Потрясающий был праздник. Сначала мы отметили в Москве, а потом и в Майами! Было много музыки, поздравлений, песен. Спасибо всем, кто был на празднике, и всем, кто поздравил Игоря в этот важный для него день.
— Следующую круглую дату тоже «на два материка» отметите?
Игорь: Я, наверное, широко праздную юбилей в последний раз. Потому что когда темой для разговора с друзьями становятся не творческие планы, а в основном здоровье — это уже не так весело. Пока-то, слава богу, многие мои ровесники прекрасно себя чувствуют, но кто знает, что будет через 10 лет. Кстати, у меня изменилось само понятие: ровесник. Раньше разница в пять лет казалась огромной, а сейчас плюс-минус пять лет — не считается. Леня Агутин лет на восемь меня младше, Ира Аллегрова на восемь старше. Но для меня они ровесники, потому что вместе прожит огромный кусок жизни. В общем, этот мой юбилей еще не носил заупокойный характер. (Улыбается.) Поэтому пока праздную... Сейчас мужчина в этом возрасте считается еще молодым, не то что в XIX или даже в XX веке. Взять Олега Газманова — я его воспринимаю как совершенно молодого парня и как моего ровесника, хотя он намного меня старше. Да и я стараюсь «соответствовать». Спасибо теннису — он меня держит в хорошем тонусе. На беговой дорожке скучаю, любая рутина меня убивает. Даже по берегу самого красивого океана мне скучно бежать из точки А в точку Б. Но в игре, в азарте, могу сколько угодно пробегать без одышки и учащенного сердцебиения... А еще меня очень стимулирует профессия. Я не веду абсолютно здоровый образ жизни. Но перед концертом или съемкой организм автоматически выключает потребность в еде и в алкоголе. У меня есть чувство ответственности перед зрителями: не могу плохо выглядеть. И так годы берут свое, так зачем еще добавлять ненужных «красок» лицу и фигуре алкоголем или лишним весом?
— Игорь, одним из подарков к вашему юбилею стало присвоение звания «народный артист России». Кстати, большую ли прибавку к пенсии имеют обладатели этого звания?
Игорь: Я еще не на пенсии — пенсионный возраст ведь подняли. Но вроде за «народного» добавляют тридцатку. Если обычная пенсия тысяч двадцать, то будет пятьдесят. А что вы улыбаетесь? Никто не знает, что будет с нами через минуту. Сегодня человек на ногах и может заработать, а завтра что-то случится, так будешь рад и тридцатке. Никогда ни от чего не зарекайся...
— И это говорит композитор, сочинивший десятки хитов, которые столько лет поет вся страна!
Игорь: Ну, на авторские даже от одного хита можно было прожить в СССР. Тогда работало Всесоюзное агентство по авторским правам — ВААП. Оно полностью контролировало всю концертную деятельность. После каждого концерта (а по всей стране они проходили сотнями в день), после каждого выступления музыкантов в ресторанах и кафе (а в СССР их работало несколько тысяч) составлялись «рапортички», где указывалось, какие песни были исполнены. ВААП собирало эти отчеты, и на их основании автору «капали» авторские. Существовала пословица: «О том, талантлив ли ваш папа, спросите у бухгалтера ВААПа». И это была абсолютная правда, потому что та система полностью отражала положение композитора на рынке. Но я попал на крушение этой системы. Когда страна закончилась, закончились и авторские отчисления. Я стал петь сам — только это меня и спасло.
— Начинающему композитору было трудно пробиться к успеху?
Игорь: Не год и не два пришлось доказывать — и себе и людям, — что мой первый успех не случаен. Помню, в одном интервью в 1984 году у Раймонда Паулса спросили: «Сейчас появился новый композитор Игорь Николаев, он написал песни «Айсберг» и «Расскажите, птицы». Что вы о нем скажете?» Раймонд ответил: «Эти две песни очень интересные. Но посмотрим, что будет через год: напишет ли он что-нибудь еще кроме них?» Это сейчас мы с Раймондом дружим, он бывал на моих концертах в Юрмале, на днях рождения. А тогда мы были незнакомы. Так вот, Паулс был абсолютно прав, потому что часто первый хит у композитора оказывается последним. По счастью, через год у меня появились «Паромщик», «Комарово», потом «Две звезды». И я понял, что надо уже «выходить из тени», то есть запеть самому. Многие этого не одобряли, в лицо говорили: «Зачем ты поешь?! У тебя хорошо получается сочинять — вот и пиши». Но мы с Пашей Жагуном написали «Старую мельницу», потом вдогонку получился «День рожденья, праздник детства», «Незнакомка» — сразу три хита. И хотя их спел совершенно неизвестный пацан, какой-то мальчик с усами странного вида, эти песни запела вся страна. Было время, когда, кроме «Мельницы», в ресторанах вообще ничего не играли. Народ просил, и ансамбли пели «Мельницу» раз двадцать подряд...
— Но сначала ваши песни пела Пугачева…
Игорь: В 1984 году Алла Борисовна спела в программе «Новогодний аттракцион» мои песни «Айсберг» и «Расскажите, птицы». Я тогда служил в армии — в Ансамбле песни и пляски Московского военного округа. Это был великолепный коллектив, гастролирующий и по стране, и за границей. Там играли и профессиональные артисты, и мы — срочники, студенты-музыканты (например, скрипач у нас был из семьи Ойстрахов). Это было здорово, и я вспоминаю армейские годы с очень большим теплом. Так вот, в ту новогоднюю ночь нас вместе с солдатом по фамилии Пастернак, родственником знаменитого поэта, поставили на дежурство в Красном уголке. У нас была бутылка водки, килька в томате и буханка черного хлеба. С одной стороны, все-таки лучше, чем стоять на холоде с автоматом. С другой — было грустно: в телевизоре твои песни на всю страну поет Пугачева, а ты сидишь в карауле... И как здорово все это было снято — дымы, свет, фонтаны, голуби! Ощущение нереальности происходящего меня прибило. Но с той минуты мой статус как музыканта уже изменился, потому что песни сразу запела вся страна...
— Получается, это был день, после которого ваша жизнь уже не была прежней…
Игорь: Да, правда, тогда же она чуть не оборвалась... В пять утра меня отпустили в увольнительную — аж на два дня! В надежде поймать частника и побыстрее попасть домой я шел, счастливый, по трамвайным путям в совершенно пустой утренней Москве — это была Красноказарменная улица в Лефортово. И вдруг подо мной образовалась пустота, и я куда-то полетел. Оказалось, провалился в открытый канализационный люк. Но благодаря толстой шинели застрял в коллекторе. И это могло стоить мне жизни, потому что через несколько секунд в нескольких сантиметрах от моей головы пронесся трамвай. Я сильно ударился о скобы-ступени, но травм серьезных не получил, а вот ближайший папин друг в такой ситуации погиб.
На самом деле я имел все шансы не дожить до сегодняшнего дня. Когда учился в училище при консерватории, чуть не выпал из окна на пятом этаже. Из нашей комнаты открывалась такая красивая панорама на центр Москвы (например, было видно заднюю стену Большого театра), что однажды я слишком залюбовался. Встал на подоконник, и вдруг нога заскользила. Чувствую: все, не могу удержаться, падаю. Каким-то чудом мой сосед по комнате Юра Потеенко (сейчас он знаменитый кинокомпозитор) схватил меня за рубашку и дернул назад. Я страшно ударился шеей об угол кровати, но остался жив — Юра меня реально спас. А спустя несколько месяцев на Новый год мы поехали на дачу к однокурснику. Оказалось, что дача — это заброшенная жуткая изба. Там не было газа, воды, едва мы включили старенький ламповый телевизор, он сразу сгорел. А когда пошли за водой к колодцу, по нам начали стрелять из обреза деревенские мужики. Сначала я подумал, что это какие-то шутки. Но в сруб колодца, за которым мы спрятались, стали попадать настоящие пули.
— Почему в вас стреляли?
Игорь: Просто мужики сильно выпили, а мы были чужаки. Спасло то, что мы заорали: «Ребята, не стреляйте, у нас есть и водка, и закуска, давайте за Новый год выпьем!» Стрельба сразу прекратилась: «Ну ладно...» И я вышел из-за колодца, хотя в этот момент они запросто могли пальнуть... Потом мы все вместе зашли в дом, выпили, закусили, побратались... Мог я погибнуть в самолете: летел в Америку, и в нас попала молния. Я сидел в проходе, и вдруг передо мной возник вибрирующий, ослепительный бело-синий столб диаметром сантиметров двадцать. Это длилось мгновение, но оно показалось мне таким долгим. Самое интересное, что рейс был дневной, но все пассажиры почему-то спали, как будто впали в летаргический сон. Я потом спрашивал: «Вы молнию видели?» — «Нет». Но молния была, потому что самолет сразу ушел на аварийную посадку, и его заменили на другой лайнер...
А скольких автоаварий я чудом избежал! В 90-е годы поехал в круиз в Японию и Корею. Тогда морские поездки любили все артисты. У нас, например, была компания: Лева Лещенко, Ира Понаровская. В Японии все купили подержанные праворульные машины, кто-то для себя, а кто-то чтобы поездить, а потом выгодно перепродать в России. И я привез оттуда потрясающий автомобиль, купленный за 700 долларов. Прямо как у Бэтмена! С низкой посадкой, с кожаным красно-белым салоном. Ну очень крутой! И вот как-то ночью подвожу Сашку Кальянова (известный композитор, исполнитель и звукорежиссер. — Прим. ред.) к нему домой. Мы жили неподалеку друг от друга: он на улице Раменки, а я — Новаторов (в моем доме еще жил Юра Антонов). На дороге был страшный гололед. И вдруг перед нами из темноты возникает асфальтовый каток — стоит без габаритных огней, перегораживая нашу полосу. Сашка кричит: «Тормози!» А я понимаю, что тормозить нельзя: машину начнет крутить, и мы въедем в каток.
Объехать препятствие по встречке — слишком опасно: из-за правого руля я не вижу, что там. Стопроцентный смертельный случай. Но у меня мелькнула мысль: ночью движение небольшое, встречка, скорее всего, пустая. Чуть газанул и объехал каток слева. Потом вернулся на свою полосу и начал потихоньку тормозить. Но было так скользко, что пришлось уткнуться в небольшой сугроб. Наступила минута трагического молчания. Потом Саша резким движением вытащил ключ из зажигания, выскочил из машины и побежал в сторону своего дома. Я — за ним. Идем молча, в состоянии шока, а потом Сашку прорвало — начал на меня орать. А я отвечаю: «Если бы я сделал так, как ты сказал, ты бы сейчас уже ничего не говорил, да и рассказывать было бы некому». Жена Саши поняла, что с нами что-то произошло, накрыла «поляну», и мы с Сашкой на кухне отметили наше второе рождение.
Таких историй у меня очень много. Поэтому на каждый день жизни смотрю как на подарок судьбы. У меня отец умер в возрасте 45 лет, а я уже пережил его на 15. Если бы и я ушел в 45, у меня не было бы вот этой чудесной семьи, моей жены, младшей дочки. Это все уже бонусы, дополнительные подарки, которые Бог по своей милости решил подарить мне. Как до сих пор дарит возможность писать музыку.
— Вы легко сочиняете?
Игорь: Песня — это ребенок, и, как у людей, у каждой своя судьба. В «Айсберге» сначала не было третьего куплета: «Ты уйди с моей дороги или стань моей судьбою». А в «Паромщике» — куплета со словами «Но нас с тобой соединить паром не в силах». Позже я почувствовал, что не хватает каких-то ключевых фраз, и мой друг и соавтор песни поэт Коля Зиновьев дописал. А песня «Прости, поверь» родилась сразу, и я ничего не поменял ни в мелодии, ни в тексте, ни в аранжировке. Запись ее заняла ровно столько, сколько длится песня, — три минуты. Тогда Алла приехала в студию, надела наушники, спела. Говорю ей: «Ну все, можно записывать». Ведь принято сначала репетировать, потом делать несколько дублей. А она: «Вы разве не записывали?» — «Записывали». — «Что, надо перепеть? Надо лучше?» Говорю: «Нет, меня абсолютно все устраивает, все очень здорово». Алла подошла к пульту, мы вместе послушали запись. И она сказала: «Это мое первое ощущение, первая эмоция, и к такой домашней, семейной песне она очень подходит...»
— А с появлением новой техники композиторская технология изменилась?
Игорь: Я могу мелодию и в нотный блокнотик записать, и на салфетке в самолете, и в телефон намурлыкать — это не важно. Кстати, первый профессиональный диктофон мне подарил Хулио Иглесиас. Я давно мечтал о стереодиктофоне с двумя микрофонами: один пишет голос, а другой — рояль. Но достать такой в СССР было невозможно. И вот однажды захожу я в студию звукозаписи в Майами, чтобы передать Иглесиасу какую-то вещь от его сына Хулио Иглесиаса-младшего, с которым мы вместе гастролировали по Америке. Мы немного поговорили, и вдруг я замечаю на столе такую вещь. И Иглесиас сразу: «Бери, тебе это надо — ты же сонграйтер, композитор!» Видимо, у меня такой взгляд был, что Хулио все понял. Говорю: «Отказываться не буду — я должен это взять...» А он улыбается: «Я рад, что тебе понравилось...» Теперь с техникой проблем нет, лишь бы приходили мелодии и стихи в голову. Можно обложиться гаджетами, но муза не прилетит, и ничего не поделаешь.
— А у вашей младшей дочки Вероники творческое начало уже проявляется?
Игорь: Она еще малюсенькая — ей всего четыре года. Но уже ясно, что она поющая и очень музыкальная. Ника чисто интонирует, строит интервалы, любит импровизировать, придумывать мелодии. Но до пяти лет не будем учить ее музыке, потому что это может оттолкнуть. Человек должен сам захотеть. Вот я в детстве хотел, чтобы мне купили пианино, потом освоил гитару и играл на танцах в школе на родном Сахалине. Только скрипку не любил, хотя окончил музыкальную школу с концертом Вивальди! Сейчас даже не представляю, как я смог сыграть его...
Юлия: Пока Ника просто ходит в садик, занимается гимнастикой, плаванием. Дочь по характеру лидер, многое держит в себе и мало капризничает. При этом она общительная, быстро вливается в коллектив. У нас в поселке много детей, и все общаются — на катке, на горке, на площадке. Мы стали чаще ходить на детские дни рождения. Недавно были у Аллы-Виктории Киркоровой, это был такой красочный праздник, Нике очень понравилось. Также Ника обожает Гарри и Лизу Галкиных и дружит с Оливией Емельяновой. Она скучает по ним, когда долго не видит, даже разговаривает с ними во сне, играет, представляете? Вот укладываю ее спать, а она, засыпая, шепчет: «Лиза... Гарри... Оливия... Идите сюда...» А недавно, когда мы были в гостях у Аллы Борисовны, Гарри ее обнял, и Ника так засмущалась — это было очень мило, все-таки настоящая девочка растет... Еще Ника любит рисовать, но самое любимое ее увлечение — это петь и сочинять песни. Все время устраивает нам концерты, причем и билеты продает, а в конце концерта ждет от нас цветов! Вместе с Игорем они уже написали две детские песенки: одна про кота Мяукника, а вторая — про кошку Теслу.
— Так, может, скоро мы увидим Нику в детском телешоу «Лучше всех!»?
Игорь: Учитывая то, что мы с Максом Галкиным кумовья, дорожка в эту программу у нас, казалось бы, короткая. (Смеется.) Но Вероника все-таки маленькая еще. И вообще, неясно, в какую сторону она будет развиваться. Например, дочь отлично плавает, гоняет на велике. Главное для нас, что Вероника активный ребенок с нормальным детством. И пусть побудет в этом состоянии. Не собираюсь на нее давить — она этого сильно не любит. Когда играю на рояле, Ника подходит и начинает мне «подыгрывать». Но не дай бог ее заставлять.
Юлия: Ника делает с папой все, что захочет: при виде ее глаз он тает, млеет и просто забывает, что хотел сказать. (Улыбается.) А строгий «полицейский», следящий за порядком в нашей семье, — я. Но я тоже считаю, что у ребенка должно быть детство и что заставлять маленького человека что-то делать — неправильно.
— На гастроли ее с собой берете?
Игорь: Нам бы очень хотелось, но мы ждем, когда она подрастет. Пока Ника ревнует меня к работе — не хочет, чтобы я уезжал...
Юлия: Конечно, не хочется расставаться с Никой, хочется брать ее с собой и на гастроли, и на выступления, но она пока к этому еще не готова. Мы как-то взяли Нику на пару телешоу, и потом она плохо спала. Для ребенка это всегда стресс. Много незнакомых людей, отсутствие дневного сна и, как следствие, плохое настроение. Зачем ее мучить? Наступит время, и она сама захочет ездить с нами.
— Юля, вы ведь уже два года учитесь в ГИТИСе, как муж к этому относится?
Игорь: Она действительно творческий человек, и я видел, как ей важно реализоваться, как она мучается, когда нет творческого дела. Юля ведь в свое время снялась в двух сериалах. И сейчас репетиционный процесс на актерском отделении в ГИТИСе приносит ей столько счастья!
— Юлия, поступать муж вам помогал?
Юлия: Нет! Игорь мне не помогал. Если честно, я ему вообще не сказала, что буду поступать, — иначе он меня не отпустил бы. Игорь был в шоке, когда я показала ему студенческий билет. Сказал: «Подожди, тебя же теперь подолгу дома не будет!» И оказался прав. Но это была моя мечта. В свое время я окончила в родном Екатеринбурге юридическую академию и работала по специальности: сначала с папой в нотариальной конторе, потом, когда переехала в Москву, в юридической фирме. Не жалею, потому что это в хорошем смысле вправило мне мозги. Вообще, я считаю, что высшее образование — это очень важно для молодых людей. В школе нас жалеют, за нами бегают учителя и классные руководители, уговаривают учиться, а в институте за тобой никто бегать не будет, не будешь учиться — отчислят. Это очень развивает самостоятельность и ответственность — важные качества для каждого человека.
— Нравится учиться?
Юлия: Я этим наслаждаюсь! Уже сыграла в нескольких спектаклях, которые идут в театральном центре «Гримерка». В «Звездах на утреннем небе» — опустившуюся женщину Анну с тяжелой судьбой. В спектакле «Страсти по Торчалову» играла Римму. Моя героиня самоубийца, застрявшая между раем и адом, распределитель судеб умерших людей. А сейчас мы репетируем «Авиатора» по роману гениального автора — Евгения Водолазкина... Мне очень нравится, что все мои героини такие разные. И я получаю огромное удовольствие от того, что могу примерить на себя чью-то судьбу, почувствовать себя другим человеком.
— Семья в итоге смирилась с тем, что вы подолгу пропадаете в институте?
Юлия: Семья тихо возмущается. (Улыбается.) Сессии у нас непростые: в течение месяца занятия и репетиции начинаются в девять утра, а заканчиваются иногда в два часа ночи. И для экономии времени я часто остаюсь ночевать в московской квартире, а Игорь с Никой в нашем подмосковном доме ждут с нетерпением маму и окончания ее сессии.
Игорь: И тогда я звоню жене: «Ну что, мама, покинула ты нас? Мы с Никой тебя очень любим! Помни, что дома тебя ждут два твоих любимых сердечка...»
Статьи по теме: