Екатерина СЕМЕНОВА: с 1980-х любовь зрителей никуда не делась

— Катя, для вас этот год юбилейный, есть ли ощущение, что это ваш год и надо его использовать по полной?

— Пока ничего особенного произойти не успело, если честно. Да, исполнилось 60 лет, я это осознала, но вроде бы ничего во мне не поменялось. Использовать по полной я бы, может, и хотела, но пока не очень получается, из-за пандемии работы особо нет. Но я уверена, что все лучшее еще впереди. Сейчас начинаю уже активничать, слетала на гастроли и готовлюсь к юбилейному концерту, где будут выступать все мои друзья.

В концерте участвуют 18 артистов: кроме Андрюши Державина и Алены Апиной, все остальные – театрально-киношные актеры: Татьяна Абрамова и Юрий Беляев, Володя Шевельков, Володя Кошевой, Елена Валюшкина, Ира Лачина, Володя Маркин, Наташа Варлей, Марк Тишман, Сергей Варчук.

— В январе вам исполнилось 60 лет, какие чувства вызывает эта дата у вас?

— Переживаний из-за возраста у меня никогда не было. Так получилось, что я в своем классе была почти самой старшей со своим днем рождения 7 января, только одна девочка была на месяц старше. А мы по сей день все дружим и общаемся, и я помню каждый юбилей, будь то 30 лет, 40 лет, — мне все звонили и спрашивали: «Ну как?» А я отвечала: «Блин, девки, проснулась, ничего не поменялось. Все так же — майки с Микки Маусами, ботинки яркие и все остальное». Ну, лицо, конечно, меняется, тут я спорить не буду. Я специально никогда не смотрю свои архивные фотографии, чтобы не расстраиваться. Но когда что-то случайно попадается на глаза в журналах или в телевизоре, смотрю и думаю: «Ну да, оказывается, слухи о моей красоте тогда не были преувеличены». (Смеется.) Мне всегда казалось, что я не особо красивая девушка, фотографировалась на паспорт и каждый раз думала: «Ну каким же я чучелом получилась!» Последняя моя фотография, когда меняла паспорт в 45 лет, казалась мне чудовищной. А сейчас открываю паспорт и умиляюсь: «Какая же я была прелестница!» Думаю, лет через 15 я точно так же буду думать про свои 60 лет…

— Что-то все-таки глобально поменялось в вашем характере с молодости — вы сегодня и вы 30 лет назад?

— Нет, ну тогда я, наверное, была поглупее, но вот как я мечтала всю жизнь проще относиться ко всему, не рвать свое сердце, не бежать помогать сразу всем подряд, а сначала подумать, так все и осталось по-прежнему. Даже в том, что касается здоровья. Казалось бы, заболела — пойди к врачу, но нет, у меня же интуиция, все нормально. У меня с самого детства – и во взрослом возрасте, и сейчас – продолжают уходить из жизни очень дорогие и любимые люди. Когда уходила моя сестра Людмила, мне было 35 лет, она болела уже много лет, и мы были почти готовы к ее уходу. Когда это случилось, я для себя четко решила, что теперь моя жизнь будет совсем другой. Но нет, как бы тяжело ни было, все возвращается на круги своя, такая же безбашенная, такая же веселая…

— Сестра была для вас самым близким человеком?

— Да, она была на 14 лет старше меня и после смерти родителей — папы не стало, когда мне было шесть лет, а мамы — когда одиннадцать – Люда оформила надо мной опеку. Так что сестра заменила мне маму. Конечно, первые годы, пока я не пошла работать, я ей была в тягость — своих двое детей, муж алкаш. Но потом, пока она была жива, я делала все, чтобы она ни в чем не нуждалась. И я надеюсь, что она на меня не в обиде.

— Вы рано потеряли родителей, стало ли это поворотным моментом в вашей судьбе?

— Наверное, да, могло бы быть все иначе. Мне 60 лет, и я все равно до сих пор не понимаю, почему у детей забирают родителей. На кладбище к близким езжу раз в десять лет, физически не могу находиться там, где у меня в маленьком квадратике, в оградке лежат мама, папа и сестра. Для меня совершенно непостижимым счастьем является то, что у некоторых моих подружечек и одноклассниц до сих пор есть мамы. И когда при мне кто-то говорит: «Блин, мама так достала!» – для меня это просто кощунство. Я в таких случаях говорю: «Если бы мои родители были живы, сколько бы они ни жили, я бы их на руках носила!».

— Папу вы, наверное, совсем не помните, а о маме какие воспоминания сохранились?

— Папу помню очень смутно, он у нас был «гастролирующий», часто был в командировках. Маму, конечно, помню лучше. Ее не стало в 47 лет, и для моих одноклассниц, в сравнении с их мамами, у меня была мама «старушка». Когда в 49 лет умирала моя сестра, нам нужно было достать какое-то безумно дорогое заморское лекарство. И наш врач при мне позвонил в другую больницу своему знакомому и сказал: «Слушай, ну помоги достать. Ведь молодая баба умирает». Мне тогда было 35 лет, и я эту фразу на всю жизнь запомнила, что в 49 лет, оказывается, еще молодая баба. Но ведь это правда так! Для меня сейчас мои подружайки, кто на 10-14 лет моложе меня, — просто девчонки! Потому что столько еще прекрасного впереди, а девочки остаются девочками всю жизнь. А по поводу мамы, наверное, я стараюсь ничего такого не вспоминать, потому что вы меня сейчас вот спросили, и у меня сразу в носу зачесалось… Это была просто другая, прекрасная жизнь.

— Вы ведь до сих пор живете в родительской однокомнатной квартире в Измайлово. Почему за столько лет не улучшили жилищные условия?

— Да, и я не представляю себе другого дома. Когда я была в первом браке, то хотела улучшить условия своим близким, неоднократно предлагала свекрови купить дом за городом. Я тогда очень хорошо зарабатывала, но все отказывались, а мне самой правда ничего другого не надо. Для меня моя квартира — место силы, и, если меня отсюда забрать, я не представляю, что со мной будет. Здесь есть много предметов, без которых я не могу обходиться, пока они есть — есть я.

— Например?

— Люстра, которая висит у нас дома с 1952 года, когда мои родители строили дом. Первые два этажа построили еще пленные немцы, и дом стоял недостроенным несколько лет. Потом людям ведомства, где работали мои родители, раздали ордера, и они сами достроили квартиры своими руками. И когда папа с мамой ее строили, папа на помойке нашел прекрасную люстру и принес ее домой. Эта люстра, как и другие вещи, хранит частичку моих родителей. Есть серебряная ложка, которую папа купил на мой первый зуб, она уже гнется во все стороны от старости, и только в прошлом году я вынула ее из сушилки для посуды, теперь она просто лежит. Есть страшнючие керамические вазы, но они мамины, поэтому я их храню.

— Вы родились в Рождество — волшебный день. Есть чувство, что вас по жизни ведет ангел-хранитель?

— Я узнала, что такое Рождество, только в 30 лет, когда требовала банкет в Доме кино, а мне отказывали: «Всем надо!» (Смеется.) Я возмущалась: «В каком смысле — всем надо?! У меня юбилей!» Помню, Юлий Гусман мне сказал: «Кать, ты можешь сейчас врать все что хочешь, но зал занят». И пришлось предъявить ему паспорт, после чего мне выделили два стола, которые мы сдвинули. Но дело в том, что я только тогда узнала, что это большой праздник. К сожалению, я не религиозный человек, хотя у меня есть какая-то своя вера, безусловно. И по поводу Рождества и своего ангела-хранителя я уверена, что мама моя всегда со мной, я ее хорошо ощущаю, папу в меньшей степени.

— А чудеса в вашей жизни случались? Ведь и то, что вы стали известной певицей, иначе как чудом не назовешь. Вы тогда работали в ветеринарной клинике, и ничто, как говорится, не предвещало…

— Абсолютное чудо! Во-первых, я никогда и не мечтала быть артисткой, это была не моя колея, но так случилось. У меня никогда не было амбиций стать известным человеком. И эта известность все мои 40 лет, как я стала артисткой, меня немного прибивает, в жизни узнаваемость мне совсем не нравится. Известность нужна мне на сцене, чтобы я вышла и все мне радовались.

— Случается ностальгия по восьмидесятым, когда к вам пришла народная любовь и известность?

— Может, я сейчас скажу глупость, но любовь зрителей никуда и не делась, есть люди, которым я нужна. А вот шумиха и нездоровый ажиотаж — это совсем другое. В те годы, когда я начала работать сольно и пела фиг знает что, когда стадионы ломились посмотреть на новоявленную артистку, этот ажиотаж был совершенно неоправданным, на мой взгляд. Потому что в те годы из всего того репертуара, что я исполняла, было всего процентов пять действительно хороших песен. Певица-то я, собственно говоря, не ох какая… Да, со своей фишкой, которая у меня есть от природы, но она больше человеческая, чем вокальная. Конечно, я счастлива, что людям мое исполнение пришлось по душе, и до сих пор у меня есть слушатели, огромное количество, поверьте мне.

— Но голова все же кружилась тогда, в восьмидесятые, от успеха?

— Не-а, я горевала. Очень часто пела и думала: «Люди, что вы тут делаете?!» Когда меня стали узнавать все подряд буквально после второй-третьей «Утренней почты», это было удивительно и не очень здорово. А через какое-то время меня как кипятком обдало. Я шла по улице, люди со мной здоровались, и я в ответ тоже здоровалась. И когда мои подружайки спросили: «Зачем ты здороваешься? Откуда ты всех этих людей знаешь?» – я ответила: «Да я никого не знаю, но как не ответить, если человек с тобой здоровается». И тогда ко мне пришло понимание, что иду я вот так, и буквально каждый встречный человек все про меня знает — кто я, где я, с кем я. И это не вызывало вообще никакого восторга. И если принять во внимание сколько-то лет назад вошедшее в моду понятие личного пространства, то тут ты особенно остро чувствуешь, как важно для человека иметь это самое личное пространство. Я не хочу перед всем миром держать ответ, зачем я пошла на рынок, почему я не накрасила глаза, почему я что-то сделала, а что-то не сделала. Это вообще никого не должно касаться – как я живу, где живу и с кем.

— Что сегодня вспоминается из той гастрольной жизни?

— Вспоминается ужас! Вы себе не представляете, какая усталость все время была, даже в молодые годы. От трех до пяти концертов в день с небольшими перерывами. Хотя это, конечно, восторг и счастье, особенно когда стали появляться хорошие песни. Естественно, воспоминания о моих музыкантах и прекрасном коллективе, с которым я отработала много лет. И мы до сих пор дружны, хотя почти все живут в разных странах. Мы всегда работали очень честно, а это самое главное.

— А с криминалом приходилось сталкиваться?

— Не приходилось ни разу, и потом мне даже сказали, почему. Что эти рэкетиры, на их собственный взгляд, были некими Робин Гудами — отнимали большие деньги у нечестных людей. А нечестными они считали артистов, которые работали под фонограмму. На меня ни разу не было ни одного наезда. А вот выступать перед криминальными авторитетами приходилось не раз, но это всегда было завуалировано моим директором. Допустим, едем мы после трех концертов выступать ночью перед ветеранами в Ростовской области. Я удивляюсь: «А почему ночью-то?» Мне говорят: «Ну вот так их собрали». И я, как дура, пока мы едем в автобусе, начинаю менять программу: «Ребята, а давайте прямо с ходу споем «Темную ночь». Приезжаем, а там… малина!

— А шубы-бриллианты дарили вам щедрые представители криминального мира?

— Никогда, честное слово! Однажды была забавная история, когда пришел ко мне в гримерку главный бандит большого города на Волге. Как мне рассказали, буквально за день до меня одной артистке он подарил лисью шубу за то, что она на столе станцевала. Мне его представили, мы поговорили, он спросил, не надо ли мне чего-то. Я ответила: «Спасибо, ничего не надо». И в последний день наших гастролей он пришел ко мне (как сейчас помню его зеленый кожаный плащ) со своей женой и тремя большими банками черной икры (а тот город славится черной икрой). Сказал: «Ну, раз ты такая гордая, возьми хотя бы икру». Я начала отказываться, сказала, что могу сама купить, на что он ответил: «Давай-ка ты не выделывайся, я тоже так умею. Это Ване (а Ваня — мой сын)». Я сказала, что Ване этого будет много, и как-то мы сошлись на двух банках, а третью я им отдала обратно. Это был самый дорогой подарок в моей жизни!

— Как часто вам удается увидеться с сыном и внуком?

— Внук Матвей живет в другом районе — в Бутово, но у нас есть такое понятие, как «бабкин день» — суббота или воскресенье. Но бывает и такое, что мы не видимся по две-три недели, потому что моей невестке Свете тоже надо отдыхать, она просто ленится его везти. Иногда Ванька забирает и привозит — они со Светой в разводе. Ваня живет рядом, снимает квартиру в Измайлово с тех пор, как они развелись почти пять лет назад. Сын меня навещает почти каждый день, так что с ним мы всегда рядом, в курсе всех событий.

— Расскажите про Ивана, чем он занимается?

— Не могу сказать, что я довольна тем, как складывается его жизнь. Я во многом виновата, в первую очередь в том, что у него нет своего жилья. Сначала сын решил стать философом и после школы поступил в РГГУ на философский факультет. Причем поступил на бюджет, меня тогда раздуло от гордости до размеров слонихи. (Смеется.) Потому что в школе-то он учился неважно. Ну, я сама вообще была двоечницей, и у меня в аттестате даже по пению тройка стоит. Все потому, что я очень ленивая, и Ваня примерно такой же. И когда он оканчивал школу, учителя были готовы меня во все места расцеловать, лишь бы скорее с нами распрощаться. И вдруг он сам поступает в РГГУ и учится там целый год, а потом говорит: «Мам, это совсем не то, что я думал». Он хотел изучать историю религий, так как с 15-16 лет стал растафарианцем, или, проще говоря, растаманом, — дреды, регги, пацифизм и все такое. Но там, помимо интересующих его предметов, оказалось еще и много других, и он ушел из института, год отработал курьером на телевидении. А еще Ваня лет с 12 увлекся музыкой, работал диджеем в клубах и после работы на телевидении решил стать звукорежиссером. Поступил в институт радио и телевидения, отучился там и стал звукорежиссером. Работал в кино до позапрошлого года, потом началась пандемия, и однажды сын мне заявил: «Я больше не буду работать в кино, не хочу». А я из тех неправильных мам, которые никогда не будут грозить пальцем и говорить: «Ай-яй-яй, зачем же ты ушел из института! Ну-ка, быстро назад!» Ну, решил и решил, мальчику-то уже 35 лет, голова есть на плечах. И вот с июля прошлого года Ваня работает на нашей почте почтальоном, и пока ему это нравится. Также есть большой плюс в виде свободного времени, он бесконечно дома делает музыку.

— У вас когда-нибудь было чувство вины перед сыном, что он чего-то недополучил от вас в детстве?

— Постоянно, хотя сын никогда никаких обид мне не высказывал. Во-первых, Иван рос не со мной: когда мы развелись с его папой (Ване было семь), он остался у бабушки с прабабушкой. И жил у них до окончания школы. Время от времени, когда особо остро ощущаю свою вину, я Ване говорю: «Тебе не очень повезло с мамой, очень многие беды у тебя из-за меня». На что он говорит мне разные слова, от вежливых до невежливых. Но меня, конечно, мучает, что он у меня остался неприкаянным, без жилья, которое я в свое время могла ему купить. Но бабушка тогда говорила: «Не надо, у Вани есть жилье», – имея в виду ту квартиру, где они жили. А потом все повернулось совсем иначе, и квартира ему не досталась.

— А внука балуете сейчас? Чем он увлекается?

— Внука я обожаю, но из всей нашей семьи я самая строгая, ко мне обращаются разобраться как к последней инстанции. Когда я впадаю в педагогический кураж, он, конечно, сначала обижается, а потом подходит и вешается мне на шею со словами: «Бабка моя золотая!» Матвей потрясающий, какой-то безгранично коммуникабельный ребенок. С первого класса он занимается в театральной студии, я хожу туда к нему на спектакли. Также с первого класса Матвей ходит на карате и делает там неплохие успехи. И, что меня особенно радует, он очень любит читать, в наше время это кажется вообще нереальным! Внук читает всегда, а любимое место у него в Измайлово — Дом книги, могу его там ждать часами, пока он выбирает книги. Мы выходим оттуда, и он уже читает, а я веду его за шиворот или за капюшон.

— Артистом еще не хочет стать?

— Пока нет, но у него есть определенная фишка типа «Я самый клевый!» Спрашиваю: «Кто тебе такое сказал?» – а он: «Да все говорят!» – а я парирую: «Ну, ты в любом случае на втором месте, потому что на первом – я!» А недавно сказал: «Баб, а что если я с 14 лет пойду почту разносить?» Я смеюсь: «Давай, я ж не знала, что у нас, оказывается, уже династия почтальонов в семье зародилась».

— Три года назад вы развелись после 25 лет брака с актером Михаилом Церишенко, и это был очень непростой период, как вы признавались. Сейчас, спустя время, что вы об этом думаете и как себя чувствуете?

— Думаю, что я сделала очень правильно, когда развелась три с половиной года назад. И – о счастье! – несколько месяцев назад я поняла, что мы с Михаилом пусть никогда не будем друзьями, но вполне можем общаться по каким-то вопросам. С января мы несколько раз виделись и даже к Моте ездили вместе на спектакль, потому что для него это было очень важно. Михаил ему, конечно, не родной дедушка, но Матвей его всегда очень любил и прекрасно помнит, плюс он артист, и его мнение для Моти тоже очень важно.

— То есть пришло наконец душевное спокойствие?

— Не скажу, что это спокойствие, сколько он начудил, тут никакого спокойствия быть не может. Просто в человеке не должен умирать человек. У Михаила случилась ситуация, когда ему потребовалась помощь, я об этом узнала, он сам ни в коем случае ко мне не обращался. Я сама предложила ему помочь.

— Готовы ли вы к новой любви и серьезным отношениям? Замуж еще выйти не планируете?

— Думаю, что нет. Хотя за последние годы у меня были соискатели моей руки, сердца и меня самой, и где-то мне это было даже пару раз приятно осознавать. Но к сожалению, я ни к чему такому не готова, не верю никому. Я просто знаю, что в моем возрасте кто бы у меня ни появился, это все равно будет человек с прошлым. С меня достаточно, что я столько лет безоговорочно верила одному человеку, ни разу в жизни у меня не было никаких подозрений. Такой быть нельзя, поэтому сейчас я просто живу в свое удовольствие.

Досье

Родилась: 7 января 1961 года в Москве

Семья: разведена (первым мужем был музыкант Андрей Батурин, вторым стал артист Михаил Церишенко), сын Иван (35 лет), внук Матвей (11 лет)

Карьера: певица, композитор, телеведущая. Пик популярности пришелся на конец 1980-х, когда вся страна напевала хиты Екатерины Семеновой «Подруги замужем давно», «Школьница», «На минутку» и др. Написала множество песен для фильмов и своих коллег-артистов Алены Апиной, Ларисы Долиной, Лолиты Милявской, Тамары Гвердцители, Дмитрия Харатьяна и др.