Выжить и выспаться. О чём мечтали на фронтах Великой Отечественной войны?

Какие ловушки фашисты готовили для наших бойцов, как питались солдаты и почему не надо верить тем, кто много говорит о своих подвигах.

Из семи уроженцев Копейска, которые выучились на артиллериста и получили офицерское звание, с фронтов Великой Отечественной войны вернулся лишь он один. Он мог погибнуть даже ещё до попадания на фронт, но выжил и расписался на рейхстаге.

Наш гость – участник Великой Отечественной войны, кавалер орденов Красного Знамени, Александра Невского, Отечественной войны, полковник артиллерии запаса Николай Калашников.

Воронка вместо завода

Эльдар Гизатуллин, АиФ-Челябинск: Многие ветераны говорят, что и до войны жизнь была нелёгкой...

Николай Калашников: Это верно. Наша семья в 1932 году, когда началась коллективизация, была вынуждена бросить всё хозяйство в Кустанайской области и ночью тайно уехать в Челябинск, затем перебрались в Копейск. Несколько дней пришлось жить на улице, затем нам разрешили поселиться в общем зале общежития. Отец работал плотником, строил дома. Я же после окончания 8 класса устроился на Копейский оборонный завод №114, ныне «Пластмасс», который выпускал различные снаряды, мины, бомбы.

- Правда ли, что завод, на котором вы работали, взорвался, и вы чудом избежали гибели?

- На заводе соблюдали строжайшую технику безопасности – рабочие ходили в резиновых галошах, а полы в цехах были слегка наклонные и всегда влажные. Инструменты изготавливали только из цветных металлов. Но трагедия всё-таки произошла – летом 1942 года один из цехов взорвался вместе с рабочими. Остался лишь огромная воронка. Меня буквально накануне перевели в службу военной приёмки, так что я чудом избежал гибели.

В армию меня призвали осенью 1942 года и направили в 1-е Ростовское артиллерийское противотанковое училище, которое тогда находилось в Нязепетровске. Проучились 6 месяцев, получили звание и отправились на фронт. Из Копейска нас было 7 человек, но только мне удалось вернуться домой.

Учиться, кстати, тоже было непросто. Спали на нарах в семь ярусов – помещение не отапливалось. За дровами для кухни ходили за 3-4 км в лес, и важно было прибежать туда первым, потому что можно было взять дрова поменьше. А вот припоздавшим приходилось тащить чуть ли не брёвна. Питались мороженой картошкой и капустой, иногда попадалась баранина. Вместо сахара было несколько изюминок. Перед едой каждый должен были выпить кружку из бочки с водой и хвоей. Если не выпьешь – еду не получишь. На столах были ледяные наросты, так как кухня тоже не отапливалась.

Помню, в Новый 1943 год, был в патруле по городу – навстречу шла женщина с хлебом. Я попросил у неё кусочек, она ответила, что несёт хлеб детям. Но потом вдруг вернулась и дала больше половины булки со словами: «У меня сын в армии и, наверное, тоже кушать хочет».

Из заключённых в герои

- Перед отправкой на фронт, вероятно, уже нашли новых товарищей?

- Люди были разные – многие с непростой судьбой. Однажды прибыло пополнение из бывших заключённых. Среди них был казах Турагамбеков, судимый за массовый падёж скота – на Новой Земле он провёл почти 10 лет. Назаров был заготовителем в торговле, за растрату и попытку убить следователя его хотели расстрелять, но заменили на 10 лет лагерей – он стал хорошим командиром орудия. А вор Мальцев показал себя бесстрашным разведчиком батареи, его наградили двумя степенями орденов Славы.

- Помните свои первые бои?

- Я был в составе 22-й артиллерийской дивизии прорыва РВГК – в 13-й лёгкой артиллерийской бригаде. Записей о боях я не вёл, поэтому сейчас сложно всё восстановить точно в памяти. Каждый день боя был школой. Однажды по неопытности разместили наблюдательный пункт в подбитом танке, но немцы нас засекли и открыли миномётный огонь – лишь чудом мина не залетела в танк.

Освобождали такие города, как Гомель, Мозырь, Калинковичи. Пехоты всегда было мало, нередко имитировала наступление, противник отходил, и мы занимали несколько деревень. Есть было нечего, и когда заканчивалась картошка, брали другую деревню. Крестьяне прятали картофель в ямах, но у нас были мастера по поиску этих ям.

- Неужели с питанием было так плохо?

- Сейчас иногда говорят, что труженики тыла всё отдавали фронту, и поэтому, мол, вы там, на фронте, питались хорошо. Это не так. Варили два раза в сутки, еду на наблюдательный пункт таскали в термосах, а иногда не доносили – или убьют, или термос прострелят. Суп обычно варили из соевой муки, иногда с кусочком американской колбасы. Редко когда на второе давали кашу – чаще во время затишья.

Когда в кино смотришь, как солдаты ели и первое, и второе – поверьте, это не касалось солдат на передовой. Хлеб зимой, бывало, привозили мёрзлый, приходилось его рубить топором. Ещё хуже было со снабжением табаком – курили и листья, и опилки, и сухую траву.

- А как же легендарные 100 грамм водки?

- Давали, но не всегда – обычно при наступлении. Иногда вместо водки выдавали тройной одеколон. Получше с питанием стало, когда вступили на территорию Польши и Германии, появились трофеи.

Должен сказать, что каждый солдат был на счету. Однажды во время чистки оружия погиб один из бойцов. Приехал следователь, сказал, что были нарушены инструкции чистки оружия, а меня этим инструкциям никто и не учил. Дело пахло судом и штрафным батальоном, но командиры пока и батальона встали на мою сторону. Так что на фронте надо было не только воевать, но и знать многое, чтобы не попасть под суд.

Три фронтовых желания

- Приходилось слышать, что жизнь спасали самые неожиданные решения – у вас тоже такое было?

- В марте 1944 года в одном селе мы соорудили блиндаж из бревён, которые местные, видимо, приготовили для строительства дома. Тут нас начал обстреливать вражеский бронепоезд. Мы решили попугать его, отправились в траншеи, подготовили данные для стрельбы, связываемся с блиндажом, а связи нет. Приходим и видим, что снаряд бронепоезда разорвался внутри блиндажа – там было просто рубленное мясо. Погибло не менее 15 человек. Задержись мы в блиндаже, тоже попали бы в эту мясорубку. Таких случаев чудесного спасения было немало, хотя и ранен был не раз.

- Отличались ли бои в Германии от тех, что приходилось вести на родине?

- Двигались мы, конечно, гораздо быстрее. Однажды зашли в дом, а там немцы обедают – ни мы их не ожидали увидеть, ни они нас. Мы быстро вышли, чтобы вызвать подкрепление, а когда вернулись, немцы уже ушли. Словом, для них это было то же время, что для нас в 1941 году.

Бывало, что немцы специально оставляли ёмкости со спиртом, зная, что усталые солдаты этим воспользуются, а затем уснувших фашисты убивали.

Но и на вражеской земле война не было лёгкой прогулкой. Немало жизней унесла переправа через Одер. Нашей группе надо было проложить телефонный кабель. Надо отдать должное командиру отделения связи Алексееву – он всегда ходил в шапке, так как после ранения в голову у него не было части черепной коробки, мозг был защищён лишь кожей. Запомнилась санинструктор Надя – она отказала командиру дивизиона, и тот в отместку послал её в группу. При обстреле осколком Надю убило – это вызывало всеобщую ненависть к командиру, так как делать тут Наде было нечего.

- А чем жили солдаты и офицеры на фронте? О чём больше всего мечтали?

- На фронте я, как и все остальные, постоянно испытывал три жгучих желания: первое – это остаться в живых. Сейчас, когда ушли многие боевые товарищи, стало модно некоторым рассказывать, как готовился к совершению подвига. Никогда не верьте в это, ведь никто не мог предугадать, как сложится обстановка через час, через минуту. И не верьте тем, кто говорит, что не боялся – страх смерти присутствовал всегда.

Второе желание – получить письмо из дома, третье – хоть раз хорошо выспаться. А когда под Берлином в лесу среди ночи нас застала весть об окончании войны, сон как рукой сняло! Все палили верх из всех родов оружия, и никто не хотел спать. Уже после Победы мне довелось побывать в Берлине, с товарищами полазили по рейхстагу. Конная скульптурная группа на карнизе была вся исписана автографами наших солдат. Оставил там и я свою подпись.

Выражаем благодарность историку Ивану Купцову за помощь в подготовке материала.