«Однажды я остановила эту бессмысленную мимикрию под „нормальность“». Как выставка, где можно трогать и самим делать экспонаты, создает настоящую инклюзивность

«Эту программу написал мой знакомый по моей просьбе, — рассказывает Анна. —

На форму скульптуры будет влиять высота голоса, тембр, скорость, количество пауз, шепелявость. Я создала систему, в которой есть элемент синестезии: мне кажется, что скульптура высокого голоса будет более лучистой и колючей, а низкого — более гладкой и цельной формы.

Чем больше человек акцентирует звуки «ш» и «с», тем больше будет фактуры, ребристости на скульптуре. Количество пауз и скорость речи влияют на то, есть ли дополнительные параметры у геометрических лучей: чем быстрее речь, тем больше лучей. Потом эти данные я передаю в программу 3D-моделирования и генерирую скульптуры.

Работа, представленная на выставке, называется «Панграмма» — это фраза, которая содержит все буквы алфавита. Чтобы сравнить голоса разных людей, я просила произнести их одну из самых популярных панграмм: «Съешь этих мягких французских булок да выпей чаю». В результате для выставки я напечатала пять голосов, но любой посетитель может подойти к интерактивной панели, произнести эту фразу и увидеть 3D-модель своего голоса на мониторе.

Кому принадлежат эти пять голосов? У каждой скульптуры есть имя. Большинство людей — из моего окружения. Трое из них резиденты психоневрологического диспансера, в котором я с недавнего времени работаю — веду студию анимации для людей с ментальными особенностями. Даша — девушка с высоким голосом, которая занимается в моей студии; Леночка, женщина в возрасте ближе к 70, с веселым задорным голосом, который можно перепутать с детским. Мы очень часто просим ее озвучивать мультфильмы. Александр — бас, богатый на тембры.

Оставшиеся два человека — мой друг Ваня, который очень помогает мне с этими выставками, у него пронзительный молодой мужской голос, и Алексей — брат моего коллеги, художник из Швеции. Алексей не слышит, но когда-то его научили говорить. Его голос отличается от других: основная гармоника плохо слышна, звук более сухой и глухой. Он с огромным интересом согласился поучаствовать в проекте, и в скором времени я отправлю ему его скульптуру.

Поначалу были сомнения, включать ли в проект людей с ОВЗ — ведь так я как будто подчеркиваю их особенности. Но потом подумала, что эти особенности как раз не повод их исключать«.

«Многие годы мама страдает от депрессии, неврологических и ряда хронических заболеваний, невозможности самовыразиться. Из-за диабета у нее начались проблемы со зрением: правым глазом она практически ничего не видит, а левым смотрит словно сквозь пленку. Мама тоже была ювелиром, но заболевание суставов помешало ей этим заниматься.

Свою энергию она переключила на домашний сад и выращивание растений, в том числе самых редких видов буквально со всего мира. В саду она не только окружает растения заботой и теплом, но и строит свой утопический мир: там есть сухая речка, черепашьи и другие камни обрамляют дорожки для перемещения по зонам. Это ее отдушина и радость, уголок жизни, который дарит спокойствие, но и требует большой заботы и труда.

Тактильная и интерактивная инсталляция „Остров камней и равновесия“ — место встречи, направленное на сотворение связей. Она отсылает к саду камней из моего дома и тому, как сосуществуют самовыражение, свобода мысли и равенство.

Работа предлагает зрителю взаимодействовать: он может беспрепятственно менять места „жительства“ скульптур и камней. Через игру и свою медитацию выстраивать внутри собственную утопию, в которую при желании можно вовлечь окружающих или стать частью построения мира соседа», — рассказывает художница.

«В основе моего творчества лежит мой собственный опыт потери слуха. Мне хотелось передать его в виде метафоры, чтобы перебросить своеобразный мостик и создать коммуникацию между людьми с разным опытом: слышащими и неслышащими», — рассказывает Валентина.

«Я потеряла слух в возрасте 2,2 года. Почти сразу предпоследняя степень (за ней — глухота). До этого, по воспоминаниям мамы, у меня был музыкальный слух, то есть я могла чисто повторить произнесенные взрослыми слова. Потом начался откат: я не говорила и почти перестала реагировать на звуки. Моей семье пришлось приложить немало усилий к возобновлению моей речи и социализации. Я ходила в обычный садик, потом в обычную школу — хотя родителям предлагали отдать меня в интернат для глухих и слабослышащих, где детей учили только жестовому языку, а домой они приезжали лишь на выходные. Родители отказались, за что я им очень благодарна.

Я окончила университет, устроилась на работу по специальности, вышла замуж, родила двоих детей — казалось бы, идеальная инклюзивность. Но есть ли на самом деле эта инклюзивность в нашем обществе?

Я всё время пыталась быть «нормальным человеком», тем самым отказываясь признать, что у меня действительно ограничены возможности, а значит, у меня есть дополнительные потребности. Однажды я остановила эту бессмысленную мимикрию под «нормальность».

Я увидела свой страх того, что меня не примет общество, — и как же это соотносится с инклюзивностью?

Мой проект посвящен тому, как слабослышащий человек воспринимает звук, присущие этому ограничения, искажения, недоговоренность и неприятие своих слабых сторон. Я как арт-объект: на ощупь пробую инклюзивность — какая она? Что есть инклюзивность? Быть принятым в социуме: обычная школа, обычный универ, друзья, семья, работа? Или инклюзивность — это жить без напряжения и свободно взаимодействовать с миром без указанных выше условий? Тогда кто ставит рамки и дает определение инклюзивности? Для меня инклюзивность — это заявлять о себе, своих потребностях и особенностях и получать разумное и адекватное отношение, а не презрение или жалость.

Идея полотна зародилась на этапе создания заявки на опен-колл. Мне хотелось создать некий объект, который может передавать мой опыт как визуально, так и тактильно. В результате я обратилась к шелку. Был сделан черновой тканевый «эскиз». В арт-резиденции идея оформилась окончательно, пришло четкое визуальное представление, как будет выглядеть работа и какого она будет размера.

При подаче заявки особое внимание уделялось тому, что выставка инклюзивная — соответственно, нужно было учитывать безопасность и доступность арт-объекта для людей с особыми потребностями. Как ни странно, именно четкая формулировка и, условно говоря, ограничение способствовали генерации идей и поиску решения поставленной задачи. Творчество — это захватывающий процесс поиска. Это может прозвучать неожиданно, но ограничения рождают вдохновение. Когда всё слишком размыто, решение может и не прийти. Можно провести параллель с тем, когда художник может использовать богатейшую палитру цветов — и когда он ограничен только тремя цветами (которые могут не соответствовать его «внутренней палитре»). Тем интереснее может получиться решение.

После озвученных ограничений художникам предоставили полную свободу творчества. И это тоже способствовало поиску идей. Я была в восторге от идей своих коллег и их воплощения. Настолько разные, уникальные видения и подходы!

Я искренне верю, что искусство как средство коммуникации может донести до зрителя чей-то уникальный опыт. Пусть этот опыт и будет воспринят через индивидуальную призму личного опыта самого зрителя, но тем не менее он чрезвычайно важен для осознания факта непохожести, отличия. Зачастую наши знания ограничиваются некими шаблонами и суждениями, которыми мы привыкли думать, а слова не всегда могут их сломать. Другое дело искусство. Оно обладает некой силой, мощным эффектом проникновения в человека, минуя привычные механизмы своеобразной защиты».

«Признаюсь, что с четким ТЗ я сама столкнулась впервые, — рассказывает Алиса Николаева, куратор выставки. — Задание предполагало знакомство художников с тем, как воспринимают мир люди с ОВЗ, а также дети и пожилые люди. Например, важно, чтобы художественные объекты не были опасны: чтобы нельзя было их разбить или уколоться об них. На выставки приходят и люди с особенностями зрения, поэтому видео или звуковые работы не должны содержать резких звуков — или резкой смены картинки: это важно для людей с ментальными особенностями. Уровень размещения работ также должен учитывать присутствие гостей, передвигающихся на коляске, или маленьких детей.

Еще одним условием был реабилитационный потенциал работ. По сути, это тоже про доступную среду для разной аудитории. Проекты художников помогают людям с ОВЗ почувствовать себя частью общества, испытать новые эмоции, общаться, получать новые коммуникационные навыки. Мне как куратору этого проекта было важно, чтобы искусство могло ориентироваться на социальное измерение.

Современное искусство часто воспринимают как что-то непонятное, заумное, как некую башню из слоновой кости. Хотя я считаю, что это универсальный язык, на котором мы все можем общаться независимо от возраста, вероисповедания, национальности или особенностей здоровья.

Поэтому очень важной здесь была партиципация, которая предполагает активное участие зрителя. Большая часть художественных работ на наших выставках интерактивна. Мы так привыкли, что в музеях нельзя ни к чему прикасаться, нельзя подходить близко или громко говорить. А тактильные объекты сразу же рушат эту огромную стену между зрителем и произведением искусства.

Все работы приглашают зрителя к диалогу — с самим собой или с тем, кто рядом.

Партиципаторное искусство позволяет нам транслировать ценности инклюзивной культуры — такая выставка становится интересной самой разной аудитории и точно вызывает эмоции.

Я, кстати, люблю, когда кому-то из гостей вдруг не нравится какая-то работа, он/она начинает рассказывать почему и продолжает еще тщательней изучать ее. Это значит, что мы всё сделали правильно и помогли появиться на свет разным мнениям«.

Посетить выставку «Искусство быть: запредельно близко» можно до 26 марта в Ивановском государственном историко-краеведческом музее имени Д.Г. Бурылина в музейно-выставочном центре.