«Мне захотелось снять кино о мире, который незаслуженно забыт и покинут». Режиссер Илья Желтяков рассказывает о съемках фильма «Последний теплоход», победившего на фестивале документального кино «Докер»
Кольский полуостров — та часть России, где время будто бы остановилось.
Этим летом Гран-при международного фестиваля документального кино «Докер» получил фильм «Последний теплоход» — о путешествии по северным деревням Баренцева и Белого морей на последнем морском пассажирском теплоходе в России «Клавдия Еланская». Ирина Эфрос поговорила с режиссером фильма Ильей Желтяковым о его любви к Северу и о том, что из этого вышло.
— Илья, почему ты решил снимать фильм про Север?
— Эта идея родилась не вдруг, а зрела очень долго. Дело в том, что я родился и вырос в Гаджиеве — военном городке на Баренцевом море, где расположена военно-морская база Северного флота, а мой отец — бывший командир подводной лодки. Поэтому те далекие поселки и закрытые военные городки на побережье Кольского полуострова — мои родные места. Потом я уехал в Петербург, окончил кафедру режиссуры кино и телевидения СПбГАТИ. Но Север не отпускал, и свои первые курсовые работы я снимал именно там.
Приезжал в поселок Умба (поселок городского типа в Мурманской области, в 260 км от Мурманска. — Прим. ред.), садился на рейсовый вертолет, который забрасывал меня в село Пялица, а дальше уже шел пешком вдоль Белого моря, попадая в разные населенные пункты.
Например, в Кандалакшу. Это, конечно, совсем другая Россия: с деревнями, от которых до ближайшей цивилизации километров двести и где живет всего пара человек, с серыми дореволюционными избами, с дальними маяками. Кстати, когда местные узнавали, что я из Гаджиева, сразу начинали меня воспринимать как земляка, а не как чувака с большой земли, приехавшего за экзотикой. Так я прошел бо́льшую часть маршрута, который можно увидеть в фильме. Еще тогда мне захотелось снять кино о мире, который незаслуженно забыт и покинут. И вот время пришло.
— Путь от Мурманска до самых отдаленных населенных пунктов вроде Чаваньги и Островного съемочная группа проделала на теплоходе «Клавдия Еланская» (назван в честь известной советской актрисы. — Прим. ред.). Расскажешь о нем?
— Вообще, этот теплоход не уникален. В 1970-е годы таких кораблей построили восемь штук. Пять отправились во Владивосток, а три — в Мурманск. Некоторое время этот теплоход, который мог выполнять функции ледокола, ходил в дальние экспедиции. Побывал даже в Антарктиде. На нем шахтеры добирались до Шпицбергена, а военные — до Кубы. На острова Франца-Иосифа и Новую Землю полярники тоже плыли на этом корабле. Потом «Клавдия» использовалась как туристическое судно: ходила до Франции, Германии, Дании, Норвегии, Финляндии. Но в такие большие плавания корабль уже не пускают. Сейчас у него другая миссия: давать жизнь самым дальним поселениям полуострова. На сегодняшний день никакой другой связи с большой землей у некоторых из них нет. Маршрут от Мурманска до деревни Чаваньга «Клавдия» проходит трижды в год — по одному разу в каждый летний месяц. Но Островной (самый восточный город Мурманской области. — Прим. ред.) судно посещает чаще — два-три раза в месяц. Я знал о существовании теплохода и раньше, но до съемок ни разу на нем не был.
— А сложно на него попасть?
— Да нет, билет может купить любой желающий. Всего тысяча рублей на человека и какие-то двенадцать часов в пути, и вы уже в Островном. Другое дело, что просто так выйти на берег вам никто не даст — нужен пропуск, потому что это закрытый режимный город.
— Я читала на сайте Морского вокзала, что пропуск выдают бесплатно и достаточно быстро. Это так?
— Получить пропуск в Островной очень сложно и туристам, и командировочным. С нами тоже вышла история. После того как киностудия «Ленфильм» решила взять нашу картину в производство, мы написали длиннющий список тех, с кем нам нужно согласовывать свое пребывание в том или ином месте. Там было и командование Краснознаменного Северного флота, и пограничные службы ФСБ, и губернатор Мурманской области, и МЧС, и владельцы рыболовецких колхозов, совхозов и оленеводческих хозяйств, и Мурманское управление гидрометцентра, и министерство транспорта Мурманской области, и Мурманское морское пароходство. И ни с кем особых проблем не возникло. Сложности начались в Островном.
Перед тем как поехать туда всей съемочной группой, мы вдвоем с оператором Мариной Левашовой отправились на разведку — «разработать» героев, посмотреть места. Нас пустили в город на пять часов. В Островном у нас главные герои — подростки, которые оканчивают школу и уезжают оттуда навсегда. И вот мы познакомились с ребятами, сделали фотографии и передали их кинокомиссии Мурманска. Они опубликовали фото на каком-то своем ресурсе, это увидела глава администрации Островного и отказалась выдать съемочной группе пропуска для посещения города.
Она почему-то решила, что мы собираемся показывать «чернуху». К сожалению, это частая история: когда говоришь, что снимаешь документальное кино, тебя начинают воспринимать примерно как репортера желтой прессы.
— И как же вам удалось добиться своего?
— А мы этого до сих пор не знаем. (Смеется.) Пока теплоход три дня стоял в Мурманске, мы подключили всех, кого только можно, чтобы решить этот вопрос. Команда «Ленфильма» столько усилий приложила, даже дошли до губернатора. А потом мы просто сели на «Клавушку», и, когда она взяла курс на Островной, пропала связь. Так что мы не знали окончательного решения. Когда пришли в пункт назначения, нам сообщили, что можно выйти и снимать. Но глава администрации и МЧС нас периодически контролировали. Чувствовалось, что они хотели, чтобы мы скорее уехали. Насколько я знаю, теперь мы — первая киносъемочная группа, которая побывала в Островном за всю его историю.
— А жители города уже видели фильм?
— У нас уже были показы в Санкт-Петербурге, Москве, Ярославле и Мурманске с переаншлагами. На мурманский показ приходили и жители Островного. Они потом очень благодарили за фильм — для них было очевидно, что он сделан с большой теплотой к людям и местам.
— Кто главные герои фильма, люди или места?
— Ты знаешь, и те и другие. В фильме мы показываем пять локаций. Об Островном я уже немного рассказал, хотя он заслуживает большего внимания. Это город на берегу Баренцева моря, затерянный среди сопок и скал, прекрасный и одновременно пугающий. Те, кто туда приехал жить, так вспоминали о своем первом впечатлении: «будто город-призрак, как Припять». Когда-то там жило сорок тысяч человек, а сейчас — 1412. Целые районы в нем разрушены. И вот по этим руинам бегают веселые подростки, качаются на старых ржавых кранах. Иногда забредают медведи. В этом году в выпускном классе вроде бы всего четыре человека, представляешь? Всё это очень кинематографичная, но щемящая душу история. Особенно для тех, кто помнит, как там было раньше.
В Сосновке (село в 420 км от Мурманска, в 220 км к северу от Архангельска. — Прим. ред.) за всей деревней присматривает семья Вагановых. Они там и администрация, и оленеводы, и дворники — заботятся об этой земле и для себя, и для государства. Условия жизни такие, что проще уехать, чем остаться. Но они уже так вросли корнями, что уезжать не хотят. Острова Сосновец изначально в планах не было — мы узнали о нем, только когда приехали в Сосновку.
— Только узнали и сразу включили его в сценарий фильма?
— Нам рассказали, что там живут всего два человека, которые работают на гидрометеостанции. Мы заинтересовались. Позвонили на «Ленфильм» по спутниковому телефону и попросили связаться с руководством Гидрометеослужбы. Те дали добро на съемки, а в Сосновке помогли найти катер. Так мы познакомились с Романом и Владимиром.
— И как же они живут на этом острове в одиночестве…
— Вообще-то, у них есть лодки и до Сосновки по воде всего несколько километров. Провиант им доставляет судно «Академик Сомов», оно идет от Архангельска по всем далеким гидрометеостанциям. Но на большую землю они не выезжают по два-три года. Конечно, это люди определенного склада, этакие морские философы. Еще ходят слухи, что пребывание на этом острове лечит бесплодие. И Роман, не без доли юмора, конечно, рассказал нам, что изначально приехать туда было идеей его жены. Несмотря на неутешительные диагнозы и годы безрезультатного лечения, на Сосновце у них родилось двое детей.
Ну и, конечно, совершенно особенное место — поморская деревня Чаваньга. Жители там говорят: «Море — наше поле», потому что именно оно столетиями определяет их жизнь, дает им пищу. Мужики там такие! Они и избы рубят, и лодки строят, и семгу добывают. Если придется, могут медведю и глаз высосать! А поморские жинки обеспечивают надежный тыл, устраивают праздники, сохраняют поморскую культуру.
— Мне кажется, что ты рассказываешь о каком-то очень далеком прошлом…
— Так и есть. Их жизнь там простая, но глубокая и настоящая. И ценности, и понятия о многих вещах у них очень отличаются от ценностей жителей городов.
— Ты не упомянул о еще двух съемочных локациях.
— Да, одна из них — упраздненное в 1988 году село Стрельна. Постоянно там никто не живет. Оно посещается сезонно — там есть рыболовный лагерь для любителей лососевой рыбалки.
В Стрельне сохранена первобытная природа Русского Севера: озера с родниковой водой, порожистые реки, потрясающе красивая река Стрельна с водопадами, островами, каньонами из красного мрамора…
Ну и, конечно, сам теплоход «Клавдия Еланская» и его замечательная команда. Это удивительные люди, преданные своему морскому делу, влюбленные в Север, бессребреники, которые занимаются этой тяжелой работой за весьма небольшие деньги. В общем, про каждую локацию можно снимать отдельный фильм.
— А где вы размещались в этих населенных пунктах?
— О, это тоже часть приключения. Где-то мы арендовали избу у местных жителей. В Островном снимали квартиру. В советское время Островной активно развивался как база атомных подводных лодок. Но базу давно закрыли, а градообразующее предприятие перепрофилировали: теперь там распиливают атомные лодки и перерабатывают реакторы. Вот вахтовикам, которые приезжают выполнять эту работу, в основном и сдают квартиры. В Сосновке мы жили в маленькой гостинице, которая принадлежит совхозу оленеводства. Оленеводством там занимаются всего два человека — отец и сын, но раз в год приезжают человек двадцать на забойную кампанию. Для них и построили этот дом. А на Сосновце нас разместили на гидрометеостанции.
— Наверняка, на вашем длинном пути случались непредвиденные обстоятельства…
— А как же без этого. (Улыбается.) У нас был сценарный план, но случались какие-то спонтанные вещи, и мы их тоже фиксировали. На Севере очень многое зависит от погоды. Начался шторм — и всё: корабль не вышел в море, мы просидели лишние несколько дней в Мурманске, планы сломались. Или приехали в какой-то населенный пункт и узнали, что человека, которого мы выбрали в качестве героя фильма, колхоз отправил на работы. А некоторые герои сами отказывались сниматься в последний момент. Или вот история: мы хотели снимать, как мужики тянут рыбу неводами из моря, а оказалось, что этим они занимаются только осенью. Ну, пришлось приехать еще раз и доснять. И зритель не заметил, что часть съемок велась в другой сезон — в тех краях лето может быть как осень, а снег — в июне. Но всё это — часть работы документалистов. Так что мы были морально ко всему готовы.
— Как думаешь, для кого твой фильм?
— Если честно, когда мы снимали эту картину, не думали ни о зрителе, ни о кинофестивале, ни даже о «Ленфильме». Мы сами для себя были главным критерием: делали так, как нам казалось правильным. Уже потом, во время монтажа мы организовывали рабочие показы. Собирали фокус-группы по десять человек и по их реакции смотрели, насколько понятна линия того или иного героя, какой прием сработал, а какой — нет. Потому что когда полгода сидишь с одними и теми же людьми в монтажной, глаз замыливается.
Но, конечно, «Последний теплоход» — это фильм на любителя. Многие зрители ожидали больше экшена, красивые картинки наподобие фильмов National Geographics: что мы будем летать на коптере и показывать им шхуны, китов, дельфинов. А посмотрели авторское документальное кино.
Но, выходя из зала, они нас благодарили за то, что смогли увидеть и понять что-то важное для себя.
— Насколько я знаю, твоя любовь к заповедным местам страны реализовалась в еще одном интересном проекте?
— Да, но это уже не про кино. Хотя именно с него всё началось. Семь лет назад моя жена Настя искала деревню для съемок игрового кино — чтобы была деревянная церковь, старинные дома, чтобы там жили деревенские старики. Такое место мы нашли в Вепсском лесу, на краю Ленинградской области, где она граничит с Карелией и Вологодчиной. И пока шли съемки, познакомились с местными жителями и полюбили эти места. А в разгар пандемии начали думать, чем можем еще заняться, кроме кино. Помню, Настя говорит: «А давай купим избу в нашей любимой деревне, разработаем маршрут и будем людям открывать то, что сами для себя отыскали в лесной вепсской глуши». Так и возник наш клуб авторских путешествий «Лес и ветер». Когда мы покупали избу, она уже тонула, как «Титаник», — была одним углом в земле. Местные советовали: «Да снесите уже эту старушку и постройте новую, дешевле выйдет!» Но для нас важно, чтобы остались и архитектурный стиль, и память родовая — этим избам более ста лет, — и атмосфера.
— То есть местные жители реставрировали вашу избу. А как еще они задействованы в проекте?
— Ой, да работы много: присмотреть за нашим домом, наколоть дрова и натопить баню, наловить рыбки и помочь на кухне — в радиусе 150 километров нет ни одного общепита, — отвезти на тракторе туда, куда нам не проехать. Кто-то открывает нам храмы, кто-то в далекой деревне в сельском клубе рассказывает о религиозном мировоззрении вепсов. (Несмотря на то что они приняли православие на рубеже X–XI веков, их уклад жизни сочетает древние языческие верования с христианством. — Прим. ред.) Кто-то проводит мастер-классы по вепсской кукле или учит танцевать вепсскую кадриль. Одна хозяюшка приглашает к себе на калитки из русской печи — это у вепсов называется «прийти на бесёду».
Для них это хорошая возможность подзаработать. В кусте деревень Ярославичи живет пятьдесят человек, а у нас в проекте задействовано примерно тридцать. Но дело не только в деньгах. Местные жители думали, что никто о них не знает и никому они не интересны, а к ним уже приезжали и из разных городов России, и из-за границы — и искренне интересовались их культурой, писали восторженные отзывы. За эти три года стало понятно, что даже такое маленькое предприятие, как «Лес и ветер», может изменить жизнь небольшого населенного пункта к лучшему.
— Звучит очень оптимистично! А какие планы на будущее?
— Завтра мы снова уезжаем в деревню — будем работать над еще двумя домами. Один из них уже совсем сгнил, остались только стены. А еще занимаемся восстановлением генеалогических древ местных семей. Чтобы приезжающие гости не только видели уютные избушки, но и могли узнать, что вот этот дом построил такой-то человек, он был плотником и у него было пятеро детей. Потому что люди покидают деревни и, к сожалению, память о тех, кто жил там поколениями, теряется.