Постмодернистскую «Снегурочку» из Кинешмы ждет рецензия в «Современной драматургии»
Недавно завершившийся фестиваль «Дни Островского в Костроме» принес Кинешемскому драматическому театру им. А.Н. Островского Гран-при за спектакль «Снегурочка». Об этом спектакле председатель жюри, зав. отделом критики журнала «Современная драматургия» Полина Богданова написала рецензию, которая выйдет на страницах издания в 2019 году. В распоряжении Кинешемец.RU оказалась рукопись доктора культурологии, предлагаем вашему вниманию выдержку из нее.
«Нас утро встречает прохладой» и другие песни…
«Снегурочка» в городском театре города Кинешмы – очень необычный спектакль. Эту пьесу Островского как правило играли в антураже языческой Руси, часто поэтизируя язычество, обрамляя его красотами природы. И в общем придавая всему несколько искусственный оттенок, ведь нам на самом деле до язычества нет никакого дела, мы не знаем и не чувствуем его. Такая театральная красивость была как будто неизбежной, ведь пьеса написана давно, и как-то приблизить ее к нам было делом сложным.
В решении режиссера Александра Огарева и еще целой группы специалистов, начиная от художника Аси Скорик, хореографа Владимира Беляйкина, музыкального руководителя Екатерины Серебринской (всю эту дружную компанию режиссер привез из Москвы из своего театра Школа драматического искусства), пьеса Островского предстала в неожиданном антураже. Можно сказать, что это чисто постмодернистское создание, ибо и в сценографии, и в костюмах, и в музыке, и в хорах соединены элементы разных культурных стилей, начиная от советских 60-х, народного фольклора и песен сталинских времен — «Нас утро встречает прохладой» и других. Песни сталинских времен и знакомая советская эстрада принадлежат массовой культуре, прочно вошедшей в любимый народом репертуар.
Кроме музыки тут есть прекрасная хореография, пластика, потому что помимо основных персонажей тут действует прекрасный хор и великолепный кордебалет. Они обрамляют действие и придают ему и лиризм, и юмор, и какую-то воздушность и приподнятость.
Очень интересны костюмы. Они тоже решены в стиле культурной эклектики. Например, Берендей одет как советский глава обкома в своем пальто 50-х годов с цигейковым воротником и меховой шапке-пирожке. А хор появляется в костюмах лыжников в вязаных шапочках и шерстяных свитерах. Купава одета в красивое красное платье, что говорит о ее страстной натуре, которая умеет любить. Снегурочка в первом акте — в белом наряде девочки, почти подростка, в которой только потом проявится сила любовной страсти.
Действие происходит как будто в парке культуры. Потому что на сцене стоит арка ворот, и веселая компания молодежи проводит тут время, оглашая пространство песнями. Все это живет, пульсирует и главное – поднимает настроение на сцене и в зале, привлекая точностью и слаженностью пластического и музыкального рисунка.
В пестром антураже, соединяющем различные культурные стили, в этой стихии советскости, в этом царстве социального оптимизма выражена, как мне кажется, культура нашей народности, которая и является современным аналогом древнего язычества, а иначе как его передать? У Александра Огарева – богатая и смелая фантазия, он сумел «взорвать» пьесу изнутри и решить ее не как поэтическую сказку о древних и славных берендеях, а как поэтический гимн молодости, красоте и любви. А что же основной сюжет, связанный со Снегурочкой и Купавой? Он тоже решен в мажорном ключе как прославление и гимн силе любви. Тут великолепны первые сцены Купавы (О. Савченко) и Снегурочки (Э. Манапова), Снегурочки и Леля (В. Митронин), Купавы и Мизгиря (А. Копчинский). Нежный и веселый Лель, любящая и преданная Купава, страстный Мизгирь и милая и еще несмелая Снегурочка соединяются в любовные пары, и если у Купавы и Мизгиря высок градус любовной страсти, то у Снегурочки и Леля это только дружеские объятия и признания. Купава одержима ревностью, когда видит, что Мизгирь увлечен Снегурочкой. Все это сыграно как-то очень чисто и в особой манере, о которой стоит поговорить.
Александр Огарев, который провел ряд лет в лаборатории Анатолия Васильева, обогатился опытом театра, названного Васильевым игровым, и сумел при этом выработать свою собственную манеру. Ее не определишь в нескольких словах. Но ясно то, что спектакли Огарева наполнены высокими чувствами, изящны, в них всегда – стилевая игра, интересное сочетание как будто далеко отстоящих культурных пластов, они музыкальны и пластичны. Актеры в спектаклях Огарева преображаются и выявляют какие-то внутренние свойства, которые не обнаруживают себя в привычном стиле игры драматических актеров, в психологическом театре, наполненном обыденными человеческими переживаниями. Градус игрового театра васильевской школы значительно выше, актерские переживания, если тут уместно употребить это слово, очищены от бытовых красок, приобретают какую-то полетность и одухотворенность. Для того, чтобы играть в таком театре, актерам нужны несколько иные свойства, чем традиционным драматическим актерам. Им нужно идти не от характера, а от идеи образа. Не все актеры раскрыты к постижению нового. Человеческая природа консервативна, особенно если актер уже не молод и привык существовать так, как существовал долгие годы. Потребность в новизне – удел особо одаренных натур, открытых к поиску и постижению незнакомых доселе практик. Удивительно то, что молодые актеры кинешемского театра пошли навстречу новой методике работы и прекрасно справились с поставленными режиссером задачами. Поэтому они вызывают чувство восхищения...