Доброволец ДНР раскрыл подробности контрнаступления в августе 2014 года
Защитник ДНР Владимир Александров специально для ФАН написал о событиях августа 2014 года.
Доброволец Владимир Александров, приехавший из Киева сражаться за Русский мир в Донбассе, — не писатель, не журналист и не аналитик. И тем ценны его воспоминания. Он с оружием в руках находился на фронте в самое тяжелое время — в 2014 году. Его позывной — Кеп. Специально для Федерального агентства новостей Александров написал о том, как в огненном августе пять лет назад ополчение перешло в контрнаступление по всей линии фронта.
23 августа 2014 года, конечно, памятная для нас всех дата. Это день и радости, и скорби. Радости от того, что мы стали наконец-то наступать, гнать противника поганой метлой на запад, откуда они ползли в Донбасс, ползли к административным (но не исконным) границам России. И печаль. Печаль по погибшим товарищам, которые отдали свои жизни, защищая Донбасс, защищая Новороссию. Защищая Русский мир. Начавшись 23 августа, подготовленное и скоординированное контрнаступление ополченцев отбросило зарвавшиеся военизированные формирования, подконтрольные Киеву, от административной границы Донбасса с «Большой землей», с Россией. Линия фронта была выровнена, отдельные очаги героического сопротивления слились в единый фронт, который «разя огнем, сверкая блеском стали» стал гнать с Русской земли ВСУ с приданными ему шайками т. н. «добровольческих батальонов».
Итогом августовского контрнаступления ополчения Новороссии стал «Минск-1», на котором перепуганные представители Украины, жалобно поскуливая, подписывали первые мирные договоренности, спасая себя и остатки «нэпэрэможного вийська». Петр Порошенко по этому поводу ушел в дикий запой, а его подчиненные и ближайшая свита резво сидели на чемоданах в аэропорту Борисполя, готовые в любой момент дать деру в спасительные «Парижи» и «Лондоны».
Накануне наступления
В этом славном событии довелось поучаствовать и нашей разведгруппе. Выдвигаясь на «дело», мы и не предполагали даже, что ближайшие несколько суток нам суждено будет в прямом смысле этого слова творить Историю, которая увенчается переходом стратегически важной высоты Саур-Могилы под контроль ополчения.
Итак, обо всем по порядку. Иногда определенные события, места дислокации подразделений, настоящие имена и фамилии людей могут быть изменены по соображениям безопасности. Некоторые из участников тех событий все еще принимают участие в борьбе против киевской гидры и не сильно любят афишировать свои данные. А места дислокации нашей группы и «тайные тропки партизан» и по сегодняшний день используются ВС ДНР, и «сдавать» их местонахождение под артналет противника не входит в мои планы от слова «совсем».
22 августа 2014 года ничем не отличалось от предыдущих трех дней. Несмотря на тяжелую обстановку на фронте, наш командир Бес (Игорь Николаевич Безлер. — Прим. ФАН) дал нам отдохнуть после изматывающего рейда в ЛНР и боев в районе Антрацит — Дьяково — Краснодон. Мы просто спали в 40-местной армейской палатке в тени соснового перелеска, ели неприхотливый рацион, приготовленный из подогнанной волонтерами гуманитарки, и все как один рвались снова на передовую. Именно туда, откуда по ночам небо освещалось заревом орудийных вспышек и багровыми раскатами бушующих пожаров. Но вместо этого командование предложило нам совсем другую программу — сон, отдых и купание в соседнем озере. Мы все понимали, что в такой тяжелейший момент, когда судьба Донбасса и всей Русской весны находится на волоске, не просто так нам дали передышку. Значит, впереди нас ждут серьезные и тяжелые дела. Глядя на плещущихся и ныряющих в озере товарищей, я поймал себя на мысли, что невольно думаю — «а сколько же нас вернется домой?» И молился, чтобы все...
Но водичка была шикарно-прохладной, августовский вечер — прекрасно-теплым, обстановка в районе нашей дислокации — относительно спокойной, и размышления о судьбе Родины и нашей судьбе улетели куда-то вдаль. Измученные невероятной жарой, стоявшей в донецких степях все лето и подкрепленной огнем и гарью пожарищ войны, мы предавались наслаждению водными процедурами.
Идиллию августовского вечера прервало рычание мотора. На берег выскочил штабной «Урал». Дежурный посыльный, весь пыльный и запыхавшийся, только и успел, захлебываясь, проорать:
— Бегом все в располагу! Боевая!!!
Началось! «17.32 на часах», — машинально отметил я время. Ну, все, наконец-то заканчивается наше вынужденное безделье. С дельным веселым матом, мокрые, полуголые, с «калашами» наперевес, в трусах и тапочках, мы влетали в свою колесницу. Летели мы на своем растентованном «Урале» вслед за штабным. Водила гнал что было мочи, все, кроме меня, Деда и Лиса, сидевших в кабине, вцепились в кузове в ребра тентовки и стоя продолжали свое путешествие. Подняв, наконец-то, последний клуб проселочной пыли, наши «Уралы», ревя моторами на запредельных оборотах, выскочили на грунтовку и через пять минут полета мы влетели в расположение нашего лагеря.
О... Лагерь был похож на перевернутый улей злобных диких пчел. Все носились куда-то, сталкиваясь лбами в тесных проходах между палатками. Одни получали боекомплект, другие расчехляли оружие, смазывали и перепроверяли его, третьи носились, грузя жратву и снарягу по грузовикам и «бусикам». Наши соседи, группа крымчан «Гуся», в авральном порядке доедали из походного котла горячий обед. Глядя на них, я улыбнулся — вспомнилось, как два месяца назад точно так же в авральном подъеме доедали свежесваренный обед мы. В штабной палатке кроме Беса был еще представитель командования из Донецка. Он, видать, и привез пакет с планом действий нашего отряда, а также партию гуманитарки от волонтеров — еду, обмундирование и снарягу.
— Игорь Николаевич, Кеп в ваше распоряжение прибыл! — бодро отрапортовал я.
— Группа готова? — спросил Бес.
— Так точно! Кроме Шамана и четырех людей с ним, заканчиваем погрузку, через 15 минут готовы начать выдвижение.
— Шаман где? — тихо спросил штабной.
— На Луганск пошли. Вышли в охрану гумконвоя. Там попросили поддержать. Непонятно, что укропы предпримут. А наши смогут подсобить в случае чего, — доложил я кратко причину отсутствия командира группы.
— Ты кто? — спросил штабной.
— Замкомандира группы Кеп, — отрекомендовался я.
— Ладно. Грузитесь и получайте новое обмундирование — добродушно изрек Николаевич. — Ваше-то уже обтрепанное все после Антрацита.
— Есть! — кратко рявкнул я и вышел из их палатки.
Шум, суматоха и неразбериха продолжались до самого заката, с наступлением темноты прекратившись, как по мановению волшебной палочки. Все и все заняли свои места. Краткий инструктаж командиров групп в штабной палатке — и все. В 22.15 наше походное воинство пришло в движение. Шли с выключенными фарами, на малых оборотах. В эфире было полное радиомолчание, строжайше было запрещено пользоваться радиосвязью даже на частоте своей группы. Про мобильные телефоны вообще молчу — труба лежала в одном кармане, аккумулятор — в другом. Часто и подолгу останавливались, прислушиваясь к обстановке. По звездам понял, что мы идем к линии государственной границы.
— Как же так?! Отступаем, что ли? — Лис крутил баранку совсем серьезный, и было видно, что его этот вопрос действительно мучает и он переживает за исход сражения.
— Война — ерунда, главное — маневры, — парировал я. — Да может, идем мы в восточную группировку. Там сейчас мочилово вдоль всей границы идет — враг хочет нас от России отрезать и устроить нам тут полный аллескапут. Если им в спину врубиться — сможем там перебить их. Не успеют они развернуть порядки на 180 градусов.
Но эта подлая мыслишка все равно тоже крутилась в моей голове. Неужели нас действительно бросили и мы вынуждены отходить в Россию? Как? Этого не может быть! Ведь хоть и с огромным трудом и с потерями, но ополчение удерживало оборону, нанося противнику серьезные потери. И неужели все?! Так бесславно... Это было обиднее всего.
Колонна часто останавливалась, и порядок машин нарушался — один грузовик обгонял другой и перестраивался то ближе, то дальше к своим. Второй «Урал» нашей группы оказался оторван от нас и находился впереди за три машины. Визуальный контакт с Физруком был потерян. Приказ о радиомолчании никто из нас нарушать не собирался — жить хотелось всем.
Наступление
С рассветом замыслы командования стали проясняться. После изматывающего ночного марша мы выскочили к Мариновке. Понятно. Район Саур-Могилы сотрясали жесточайшие бои. КПП «Куйбышево» наши отбили, но противник, в свою очередь, намертво держал «Успенку», не пропуская никого ни в Россию, ни из нее. Несмотря на постоянные артобстрелы, дорога к КПП была забита беженцами. Мирняк, все, кто мог хоть как-то передвигаться, бежали в Россию, спасаясь от «вызволытэлив», несших смерть и страдания. При взгляде на эту страшную картину комок подступал к горлу. Я тогда отчетливо прочувствовал каждого бойца. Да, драться мы будем до последнего! Мы понимали, что если не остановить врага, то этим несчастным людям уже никто и ничто не поможет. К ним таки придет «Бандера», который наведет свой порядок.
Ожила рация. Короткие команды, доклад командиров групп о готовности, и наша колонна, набирая обороты, рванула вперед — навстречу своей судьбе. Стрелки на часах показывали 6.15 утра. Кот сноровисто пристроил своего «покемона» на задний бортик «Урала», Кузя сидел рядом, на коробах с пулеметными лентами, в готовности их немедленно хватать и прыгать за борт при спешивании. Ганс обнимал ящики с БК, Монах деловито дремал. Нава закинул за спину «калаш» и судорожно сжал гранатомет, а Пират дремал, наверняка мечтая о той, кого он встретит. Старый философски жевал насвай и размышлял о смысле бытия. Из нас всех он был самый опытный, настоящий бог войны. Ну а как же — львиная доля его четвертьвековой военной службы приходилась на «Альфу» и «Вымпел», а там, как говорится, фраеров не держали. Остальные дремали, насколько это было возможно.
Лишь потом, спустя неделю, те, кто останется в строю, узнают, что именно это движение колонны и ознаменовало собой начало большого контрнаступления ополчения Донбасса. Одновременно с нами, минута в минуту, другие отряды ополчения, отдохнувшие после июльских и августовских боев, начнут наступление на украинские позиции под Иловайском, под Новоазовском, на Старобешево, на Комсомольск, на Ждановку, в ЛНР. Мы видели перед собой конкретную задачу и были готовы ее выполнить, зная, что на других участках фронта другие ребята точно так же выполняют свою задачу — ради нашего общего дела, ради нашей общей Победы.
Набирая скорость, колонна уже неслась по улочкам Мариновки, которые были полностью изрешечены и искорежены уличными боями. Набрав маршевую скорость под 70 км/час, мы влетели в спящую Григорьевку и пронеслись по ней, вылетев на юго-западную окраину, и, не сбавляя оборотов, полетели дальше — в сторону врага. Выскочившие на последнем блокпосту ополченцы пытались нам махать, чтобы мы остановились, но это было бесполезно. Проще остановить слона на полном скаку, чем наши грузовики.
Подъезжая к Алексеевскому, я почувствовал резкий удар в нашу машину, тяжеленный грузовик качнуло, и через секунду из-под капота повалили густые клубы желтого дыма.
— Маслофильтр!!! Твою ж мать!!! — заорал Лис.
«Урал» потерял тягу и медленно тормозил, скатываясь накатом к обочине. Мы встали. Наш второй грузовик шел дальше, не видя, что мы встали и дымим, остальные машины проезжали мимо нас, следуя в установленном порядке. Идущий замыкающим БТР остановился, хотел взять нас на буксир, но жесткой сцепки у него не оказалось, и он пошел дальше.
— Внимание всем! К машине, круговая оборона!!! — заорал я. — БК с собой, кто сколько может унести! Кот, Кузя — в головняк. Я в тыловом. Монах, берешь «Мухи» — выдвигайся секретом. Задача — в случае боестолкновения пропустить технику врага и бить сзади! Остальные — в посадку, круговая оборона!
— А ты молодец, Кеп, не растерялся, — Старый подошел ко мне. — Давайте тут, я пойду, прогуляюсь к ополченцам на блокпост. Может, у них что-то есть, потянем нашу колесницу к ним на ремонт.
Наша колесница действительно пострадала.... На капоте в ладонь длиной красовалась рубленая пробоина, как будто кто-то ударил по капоту самым острием огромного двуручного меча. Не успел Старый пройти и сотни шагов, как тут включилась арта. Противник ожесточенно бил из Амвросиевского укрепрайона. Наши отвечали слаженными залпами из Снежного. Артиллерийская дуэль была в разгаре, но по какой-то причине их перестрелка прилетала почему-то совсем рядом с нами. Слева и справа от посадки, прикрывающей нашу дорогу, то и дело вставали фонтаны разрывов, расстилаясь по полю бурыми клубами дыма. Куда кто бил — пойди их разбери, но нам от этого было совсем не весело…
Наступила тишина. Я пробовал по рации связаться хоть с кем-нибудь, но это было бесполезно. Ручные «кенвуды» брали максимум на 3 км и были пригодны разве что для связи внутри небольшой группы. Приложив ухо к земле, я услышал отчетливый лязг гусениц. Ага! Со стороны Снежного вслед за нами пошла вторым эшелоном наша броня! Позже я узнал, что они на развилке после Григорьевки повернули в сторону Семеновского и двинули разрезать укрепрайон врага между Амвросиевкой и Саур-Могилой. Вот какую задачу ставило командование нашему отряду! Вклиниться в расположение противника между Амвросиевкой и Саур-Могилой, занять господствующие высоты на местности и не допустить подвоза их боеприпасов и подкреплений к этой стратегически важной высоте!
Тем временем вернулся Старый, поведавший радостную весть, что по пути он встретил двоих ополченцев и скоро к нам придет их машина. Старый замаскировался рядом со мной. Со стороны, даже с расстояния в 15 метров, была полная иллюзия, что на дороге просто стоит одинокий брошенный грузовик и ни единой живой души в округе. Минут через десять из-за поворота показалась легковушка. Памятуя про точно такое же начало замеса под Дьяково, мы вжимались в землю и в шоссе, подпуская машину как можно ближе. Я лежал в придорожной траве, на обочине. Рядом со мной валялось поваленное взрывом дерево, и, прикрываясь кончиками его веток, я вжался в обочину, откинул сошки своего пулемета, и верный «Михалыч» грозно смотрел на приближающихся гостей. Мне их было видно отлично — сквозь лобовое стекло их машины я видел, как они переговаривались и посмеивались в салоне, глядя на наш грузовик. И тут, скинув скорость до 10-12 км, подъехав метров на десять, они наконец-то узрели, что из придорожной травы на них в упор смотрит полностью готовый к стрельбе ПКМ, а пулеметчик лежит без малейших опознавательных знаков. Водитель судорожно оглянулся назад и, наверно, совершил утренний туалет, поскольку в этот момент Монах в точности выполнил приказ — пропустил их тачку мимо себя и теперь вышел сзади них на дорогу, наведя на гостей взведенный гранатомет «Муха». Я махнул рукой, машина остановилась. По форме видно было сразу, что они ополченцы. Оборванные, одетые кто во что, но с элементами военной формы у каждого и георгиевскими лентами кое у кого. Непонятку вызвали белые ленты, обмотанные на рукавах.
— Сдаваться, что ли, надумали, мужики? — сыронизировал я.
— Да вы что. Не в курсе, что из штаба Корпуса вышло указание — всем ополченцам надевать белые повязки?
— Идиоты штабные... На лоб пусть себе их нацепят. Может, мне еще ночью фонариком подсвечивать? — я был крайне зол таким нововведением, поскольку прекрасно понимал, что придется, похоже, это носить, чтобы с перепугу местные ополченцы не подстрелили невзначай. А белая лента, надо сказать, выделялась и видна была достаточно далеко, чтобы чувствовать себя в безопасности.
После 15-минутного перекура я и Старый объяснили им, что нам нужен тягач, и они поехали на блокпост передать информацию командиру. Время шло, мы сидели одни на нейтралке, а прилеты арты возобновились, и ждать, пока какой-то особо меткий канонир наконец-то прицелится по дороге, не хотелось. «К машине», — скомандовал я. Мы с Котом с пулеметами остались в прикрытии, Лис запрыгнул на водительское место, остальные облепили «Урал» и с матом с раскачкой столкнули его с места и покатили назад, к блокпосту. Благо шоссе было ровненьким, наш подбитый грузовичок бодренько катился назад, и тут, прокатив его метров триста, на повороте мы наткнулись на наших знакомых ополченцев, ехавших к нам на тракторе.
Дело пошло гораздо веселей, мы отбуксировали «Урал» к блокпосту, а сами расположились выдвинутым вперед укрепдозором на элеваторе, ожидая выхода на связь кого-то из нашего отряда. Не впервой действовать в отрыве от основных сил, бывало и потяжелей. А тут красота — установили контакт с местным ополчением, заняли оборону с ними, за спиной в Мариновке сильный гарнизон, который в случае чего оперативно выдвинется на помощь, так что хрен нас отсюда кто выкурит.
Осмотрев позиции местных ополченцев, мы посоветовали их командиру Квадрату подняться из низины на господствующую сзади высоту, за водохранилищем, а на развилке оставить только небольшую дозорно-досмотровую группу из трех человек.
Трагедия под Лисичьем
И тут к нам пришла страшная новость. В 9 часов утра на окраине села Лисичье наша колонна наскочила на укрепрайон укропов и приняла бой в походном положении… Это был полный аллес. Принять бой в походном положении — практически верная гибель. Мы сидели пришибленные и подавленные… К 2 часам дня ситуация стала уточняться. Местные жители созванивались с друзьями и родственниками на той стороне линии фронта, и они рассказали, что был страшный бой, наши ребята не дрогнули, около получаса продолжалась дикая стрельба. Вроде как оставшиеся в живых наши парни организованно отступили. Вся техника отряда была подбита и горела. По потерям в людях ситуация была неопределенной.
В 15.00 со стороны Лисичьего на нас наконец-то вышли два человека, шедшие с нами в этой колонне — Алик и Чел. Они волокли с собой пленного украинца. После допроса пленного я говорю Монаху:
— Убери его.
— Кеп, здесь или за элеватор отвести? — переспросил Монах, лязгнув затвором «калаша».
— Ну, молодец, что хоть переспросил, — говорю я. — Убери — это значит отдай ополченцам, пусть в комендатуру Снежного его везут. Там вроде пленных собирают.
После разговора с выжившими картина прояснилась. Наши шли без карты и без проводника и, видимо, проскочив пару вражеских секретов, вышли прямо на их усиленный блокпост. Противник тоже не сразу прочухал, что это едут ополченцы, и пару минут молчал, пока Николаевич не полез ломать свидомый флаг над блиндажом. Из блиндажа послышались злобные маты, на свидомом суржике вопрошавшие «Какой гей ломает флаг Украины?». На что Николаевич задал вопрос «Какой гей там говорит?» и закинул в блиндаж два яйца (граната РГД-5). Ну, после этого и понеслась коза по ипподрому. Бой велся накоротке, дистанция огневого контакта составляла 10-20 метров.
Потери были очень тяжелыми. Из нашей группы погибли Дед дядя Саша и Макс Физрук, Царство им Небеснаго. Пять человек из группы получили тяжелые ранения, но остались живы. Моряка нашли живым сутки спустя после боя на огневой позиции рядом с Дедом, где он израненный свалился, потеряв сознание. Веселого нашли спустя 2,5 суток. Воля с пробитым черепом отступал еще 10 км до границы с Россией, прикрывая отход израненных товарищей из трофейного пулемета. Веселина, раненная в ногу и в шею, шла со своей снайперкой. Баркаса вели — осколочное ранение в плечо и ожог роговицы глаз...
Мы все сидели молча, осмысливая гибель наших товарищей. Каждый жаждал отомстить за них...
Массу снаряги, которую мы везли с собой, мы попросту раздали простым шахтерским парням, которые поднялись за свою землю в буквальном смысле слова — с двустволками и обрезами в руках.
После бессонной ночи мы в 5 утра собрались с командиром местного ополчения Квадратом и предложили ему вылазку за Алексеевское, в тыл противника. Он согласился, и его разведчики, отличные ребята, поехали с нами на дело. Выдвинулось нас 20 человек, на четырех легковушках. За Алексеевским мы приблизились к позициям противника. 7.30 утра. На дороге показалась встречная легковушка. Мы остановили ее, там оказалась семья местных, которые отлично знали наших ополченцев и местность в округе. Через пять минут у нас была полная картина — кто где из вражеских частей находится, в каком количестве и с каким вооружением.
— Связь с артой есть? — спросил я у высокого худощавого разведчика ополченцев.
— А как же... Имеется. — Он достал из кармана маленький простенький кнопочный телефон.
— Набирай! Диктуй ему координаты гаденышей, а мы дорогу пока удержим. Нужно дождаться результатов работы. Сейчас устроим им праздничный салют, — сказал я высокому.
Высокий со второго раза дозвонился кому-то в штаб в Снежное и утвердительно закивал головой.
— Все! Сейчас начнется свистопляска, — резюмировал он свои переговоры со штабом.
Минут через семь небо над нами стало покрываться облачными буранчиками — это были следы трасс от реактивных снарядов систем залпового огня. «Господи, Господи! Только бы они недолета не дали», — промелькнула у меня молитва. Ведь при недолете все это чудо военно-инженерной мысли приземлилось бы аккурат нам на голову.
Со стороны укрепрайона противника слышалась плотная канонада прилетов, а вскорости как грибы после дождя там стали подниматься к небу густые черные столбы жирного дыма. Есть!!! Ну вот вам, твари, и салют в честь вашего «дня нэспроможности». Ну и заодно — в честь моего дня рождения. На календаре было 24 августа. Окрыленные таким нехилым успехом, мы приняли решение попытаться сходу прорваться на поле боя под Лисичье, попробовать разыскать и эвакуировать оттуда наших раненых. Однако в Калиновом нас плотно зажали вражеские минометчики.
Наш водитель успел ударить по тормозам и заложил на «шестерке» немыслимый вираж вправо. Вот это называется — чуйка так чуйка. Через секунду на том месте, где мы должны были ехать, встал высоченный столб дыма от минометного прилета. Мы юркнули за крохотный одноэтажный сельский магазин и изготовились к обороне. Одна за другой туда же заскочили и остальные наши машины. Однако противник не спешил переходить на нас в штыковую, а продолжал методично насыпать с четырех минометов, целясь в этот магазинчик. Похоже, где-то неплохо устроились его «глазки», которые и корректировали стрельбу. Фонтаны от минометных прилетов вставали все ближе, и понятно было, что нужно отсюда линять, пока они не взяли нас в «вилку». И тут я увидел, как посреди этих разрывов идет старуха, вся в темном, с клюкой. И ей абсолютно пофиг на весь этот обстрел. «Вот она, наша смерть», — мелькнуло в голове.
Старый не выдержал и заорал:
— Да прочеши ты вокруг с пулемета!
— Куда??!!! Высаживать БК в Божий свет? — огрызнулся я. Смысла стрелять действительно не было, поскольку никто из нас не видел врага, а патронов было не так уж и много, чтобы вести беспорядочную стрельбу по кустам.
Под этим минометным налетом я предложил вырываться назад.
— Надо, парни! Главное, эти 400 метров на подъем по песку не застрянь, браток, — обратился я к водителю. — Мы прорвемся, не переживай.
Мы полетели в первой машине. Я понимал, что ее сейчас будут утюжить что есть силы. Но если на подъем и застрянем, то лучше одна машина, чем все. Выскочили благополучно. Не застряли, слава Богу, прибыли на базу без потерь. К обеду Старый привез из комендатуры Снежного еще двоих наших из колонны — Аслана и Вицына, и мы стали обдумывать план дальнейших действий.
После обеда группа наших ребят во главе с Гансом отправились помогать освобождать КПП «Успенка», с чем они благополучно справились, а Ганс получил полное право быть первым пограничником ДНР! В полпятого вечера двое местных мужиков приехали с Успенки и передали, что одного из наших товарищей — Моряка — обнаружили сегодня живым на поле боя и уже вывезли к нашим, в госпиталь.
К исходу дня 24 августа нами было принято решение на следующий день, 25 августа, зачистить минометные расчеты противника, которые не давали нам поднять головы. А вечером произошло знаменательное событие — мы с Котом наконец-то дозвонились до командования. Я доложился, что 11 человек моей группы и четыре из отряда, прибившиеся к нам, живы и что мы выполняем задачи на коммуникациях и в тылу противника. Отход из зоны боевых действий командование назначило нам на вечер 26 августа.
25 августа сводная группа из наших ребят и разведки местного отряда ополченцев под командованием Старого из одного нашего полудохлого миномета настолько успешно вела контрбатарейную борьбу с минометами противника, что все их четыре миномета вместе с расчетами были уничтожены прямыми попаданиями. Все-таки старая школа советских спецподразделений порожняк не гнала! Притом что выстрелов на этот миномет у нас было всего лишь 10!
В 11 утра нас вызвали к Квадрату, и он довел до нас обстановку, что на завтра, 26 августа, назначено освобождение от сил противника района Саур-Могилы. Нам в усиление из резерва Корпуса из Донецка перебрасывается разведвзвод и даже целая БМП-2!!! Ну, а в 8 вечера 25 августа я обрадовал наконец-то и Кота: местные жители в 400 метрах от поля боя нашли живым его друга Веселого, и его также благополучно эвакуировали в госпиталь.
Вечер и ночь проходили в приготовлениях к штурму. Подгонялась снаряга, чистилось и перепроверялось оружие, забивался БК — его совали везде, куда только было можно. Маленький щуплый Лис забил себе в разгрузку 20 магазинов АК, и она стала весить тяжелей, чем моя пулеметная разгрузка. Все ребята рвались в бой, рвались отомстить за пацанов. Мы уже знали, что погибли Макс и дядя Саша, и хотели, чтоб враги ответили за их смерть и за смерти невинных жителей Донбасса.
Саур-Могила
В 6 утра мы выдвинулись к Саур-Могиле. Шли, как и было намечено, тремя отрядами. Один отряд из разведчиков резерва Корпуса вместе с Гансом и расчетом АГС занял дальнюю высотку. Я командовал этой операцией. С расчетом «УТЕСа», Котом с пулеметчиками и взводом нашего резерва мы заняли малую высоту, изготовившись к круговой обороне и поддерживая огнем нашу штурмовую роту. Старый командовал сводной штурмовой ротой, которая пошла на зачистку. Наше главное оружие — БМП — отправили с пехотой прикрытия на броне за Сауровский лес, за полупересохшую речушку в засаду.
Противник заметил наши передвижения и дал по нам пару залпов из минометов. К счастью, они легли вдали и от штурмовой цепи, и от нашей высотки, не причинив никому вреда. Из леса напролом метнулись две украинские бээмпэшки и грузовик, однако утесники не подкачали — открыли прицельный и феноменально точный огонь по ним, подбив на повороте дороги идущий посередине грузовик. Следовавшая за ним «бэха» уткнулась в него, и следующая лента «УТЕСа» пришлась четко по ее бочине, после чего она уже не дергалась никуда.
Позиции Ганса и его АГС наши «оппоненты» попробовали контратаковать из леса и сбить наших с высоты. Но академик оказался на высоте, разрядив по обнаглевшим украинским воякам две улитки из АГС. Причем наш родной АГС сгорел вместе со вторым «Уралом» под Лисичьим, а у Ганса был трофейный, на котором не было ни оптического, ни даже механического прицела! Пришлось ему наводить как в эпоху наполеоновских войн — по стволу…
17 вояк противника остались лежать перед позициями Ганса, а он перенес огонь на опушку леса, поджигая его. Мы со своей стороны парой очередей трассерами из пулеметов подожгли свой участок опушки леса, Старый добавил огоньку из подствольников, и весь этот сухостой, а все лето жара была страшная, ни одного дождя, стал быстро разгораться.
Справа от меня находилась главная высота Саур-Могилы, а со своей высоты я наблюдал, как огонь идет по лесу. И вдруг в лесу бахнуло так, что я думал — остатки Саур-Могилы снесет с места. Взрыв громыхнул такой силы, что порыв ветра буквально забил дыхание. Следом с интервалом в несколько минут раздалось еще три больших взрыва, но гораздо меньшей мощности. Спустя месяцы я узнал, что противник устроил в лесу склады ракетно-артиллерийского вооружения, которыми они поливали защитников Саур-Могилы.
Уцелевшие после взрыва своих складов украинцы рванули от надвигающегося огня назад, к речушке, где их достойно встретила наша «бэха» своей 30-мм автоматической пушкой, со скорострельностью 210 выстрелов в минуту осколочно-фугасными снарядами. По застрявшим в грязи пересохшей речушки врагам.
26 августа в 12.35 по московскому времени над Саур-Могилой нами был поднят Имперский черно-золотисто-белый флаг России!!! Стратегически важная высота снова была в руках ополчения Донбасса! И мечта Киева — отрезать нас от границы с Россией — без этой высоты стала всего лишь воспаленным бредом их помутившегося рассудка.
23 августа навеки войдет в историю героической обороны Донбасса как день коренного перелома в войне с киевской антиконституционной хунтой. Этот день, день начала нашего контрнаступления, символизировал, что возрождение Новороссии началось! Что мы наконец-то перешли от пассивной обороны к наступательным действиям. Что все это обнаглевшее войско наконец-то получило по зубам и поняло, что за их преступления рано или поздно придется сполна платить по счетам.
Да, еще грохотал огнем и кровью Иловайск, да, еще шли бои за Шахтерск, да, еще предстояло освобождение Ждановки, Углегорска, Дебальцево. Предстояли еще годы тяжелой войны, кропотливой работы, еще предстоят освобождение Харькова, Одессы, Киева, еще будут медали за взятие Львова и Тернополя. Но самое главное — начало разгрома оккупантов — было положено! И читая их статейки в Интернете, смотря их ток-шоу и передачи, мы видим по их глазам, по их высказываниям и выражениям, что они смертельно напуганы. Их обуревает страх неминуемой расплаты за свои злодеяния. Они уже НЕ верят в свою победу. А без веры одержать победу невозможно.
Перейдя в наступление, мы все почувствовали, что врага можно бить, что они трусливы, хотя и жестоки, что они развязали и ведут захватническую, несправедливую войну и что на этой войне нам помогают и родная земля, и все святые наши угодники Божии и старцы. Тогда мы не только уверовали, но и почувствовали, что Наше дело правое, Враг будет разбит, Победа будет за нами!
Царства Небеснаго всем погибшим при обороне Донбасса, всем мирным жителям, невинно убиенным, всем зверски замученным и убиенным в пыточных застенках.