Иллюстрация: Corbis/EastNews

Растерянность и оцепенение. Во французских Альпах случилась авиакатастрофа, которой не должно было произойти в принципе. Мировая общественность напряженно читает новостные сводки — ящики расшифрованы, таблетки найдены, врачи допрошены. Теперь все понятно: пилота Андреса Любица бросила девушка. При этом он смотрел гей-порно, страдал синдромом «профессионального выгорания», лечился от депрессии и даже имел на руках больничный. В общем, психиатрия.

Что я могу сказать на это как врач-психиатр?

Во-первых... Ура, товарищи! Наконец-таки настало то счастливое время, когда все что угодно можно объяснить психическим расстройством. Этот день, не скрою, мы приближали как могли! Еще не так давно на меня шикали, когда я объяснял, что «сердечный приступ» может быть следствием психического расстройства, а самоубийства, по числу которых Россия все 90-е уверенно держала мировое первенство, обусловлены в первую очередь депрессией. Еще в начале нулевых редакторы газет и журналов пытались уговорить меня, тогда еще никому не известного доктора, не называться «психотерапевтом»: мол, как-то стремно, подпишитесь лучше психологом, не отпугивайте читателей. Что ж, мракобесие преодолено: называться даже психиатром не зазорно, наличие психических расстройств в природе достопочтенная публика не отрицает, а некоторая ее часть даже иногда консультируется у соответствующих специалистов. В общем, моя миссия как «доктора Курпатова» выполнена, этому просвещению я, смею надеяться, посодействовал.

Но есть и во-вторых. Пока мы тут, в России, просвещались по поводу психотерапии и психиатрии, «загнивающий Запад», уже этот путь прошедший, сделал следующий шаг в своем интеллектуальном развитии. Норвежский ультрарадикал Андерс Брейвик, убивший по прихоти 77 человек, потребовал от суда, чтобы его признали психически здоровым, несмотря на то что дружбы со своей головой он, судя по всему, не водил никогда. Так что я вполне допускаю, что если бы террористический акт, совершенный Андреасом Любицем, не завершился смертью новоявленного камикадзе, то и он, вероятно, вполне бы мог заявить нечто подобное: мол, депрессия депрессией, таблетки таблетками, и даже девушка не вопрос, но я хотел сделать то, что сделал. Да, я хотел быть знаменитым, я такой крутой парень, что бы вы там себе ни думали! И результат-таки налицо…

В общем, настало время подумать о новом просвещении: что делать с нашей поразительной и всеобщей толерантностью к идиотизму?

* * *

Прежде всего, скажу пару слов в защиту психических расстройств. Они действительно существуют, и количество пораженных неуклонно растет. То, что раньше казалось эпидемией болезни, в скором времени будет считаться разновидностью нормы. И да, когда человек находится в тяжелой депрессии, как я неоднократно писал в своих книжках, за него «думает» его депрессия, а потому суицид, несмотря на всю его неестественность, бессмысленность и алогичность, возможен. Но нормальный психический больной (я понимаю всю абсурдность этого словосочетания) и идиот — это далеко не одно и то же.

Немногие знают, но идиот — это вовсе не ругательство, а диагноз (крайняя степень умственной отсталости, т. е. олигофрении). Впрочем, сейчас я говорю, конечно, не о клинических идиотах — добрых и милых существах в человеческом обличье, к сожалению, полностью лишенных способностей к интеллектуальному развитию. Я говорю об идиотах с относительно неплохим, а подчас и даже очень высоким IQ. Клинические идиоты не могут освоить и нескольких слов — обычные идиоты неплохо водят самолеты (как Любиц) и даже пишут манифесты (как Брейвик), они, теоретически, могут руководить компаниями, а то и государствами, быть учителями, врачами, инженерами, дизайнерами, водителями трамвая или популярными блогерами. Ведь освоить подобные навыки, по большому счету, не так уж и сложно: если есть система, любой нормальный идиот может легко в нее встроиться, что, впрочем, не делает его меньшим идиотом, если он не умеет при этом думать.

Объяснюсь. Многочисленными исследованиями доказано, что знаменитый IQ-тест не имеет никакой прогностической ценности. То есть измерить интеллектуальные способности человека с помощью разнообразных методик можно, но вот будет ли от них прок, тесты не скажут. Подлинное мышление — это не разгадывание тестовых загадок и даже не набор самых сложных профессиональных или поведенческих навыков. Это способность строить адекватные модели реальности. Адекватные — значит адаптивные, ведущие к успеху, и реалистичные — максимально соответствующие тому, что происходит на самом деле. Без этой адекватности интеллект может стать средством и саморазрушения, и порчи самолетов с пассажирами, и молитвенного стояния имени Тангейзера, et cetera.

* * *

Но вернемся к нашей «жертве психиатрии» — массовому убийце Андреасу Любицу, а точнее, к нашей общей толерантности к идиотизму. Вот молодой парень собирается стать «великим», «чтобы все его запомнили». Вероятно, об этом знают не только его девушка, но и товарищи по авиационной школе, родители, его горе-психиатр, возможно, кто-то еще. Теперь очень важный вопрос: а поинтересовались ли они у Андреаса, как, собственно, он собирается достичь поставленной цели? Какой путь к величию избрал для себя второй пилот Любиц? Нет, этот вопрос никого не заинтересовал. А знаете почему? Потому что мы создали мир, в котором всякий человек имеет право производить на свет любую — какую только ему заблагорассудится — глупость, и никого это не удивит, не покоробит, не заставит задуматься. Так что наша всеобщая толерантность к глупости (которую очевидно продемонстрировали и указанные знакомцы Любица) — это идиотизм в квадрате.  

Говорить глупости, говорить, не думая, — это у нас вообще в порядке вещей. В психиатрии есть понятие «продуктивная симптоматика», когда болезнь продуцирует бред, галлюцинации, парамнезии и т. д. Продукция «мнений» (не мыслей, за которыми стоит работа мозга, а именно «мнений»), «представлений» и «мне так кажется» — это ровно такая же «продуктивная симптоматика» общественного слабоумия. Да, это не болезнь. Это хуже. Болезнь, по крайней мере, можно попытаться вылечить внешним воздействием — фармакологией, электросудорожной терапией, лоботомией, наконец. А как вылечишь глупость, если человек сам перед собой не поставит эту задачу — начать думать, адекватно, осмысленно, критично, предметно, или хотя бы чуть-чуть задумываясь над тем, что производит его IQ в данный конкретный момент времени? Нет, всякий идиот считает себя мыслящим (как и всякий безумец мнит себя здоровым), хотя на самом деле лишь воспроизводит информационный шум.

Право на идиотизм стало первым, «самым важным и неотъемлемым правом» человека. Если по Горбачеву это, кажется, называлось «плюрализмом», а по-либеральному — «свобода слова», то по-нашему, по-интернетовски, это «имхо». Загадочным «имхо» объясняется теперь любая глупость. Но в связи с чем, собственно, существует это право и кто его дал? Кто-то вообще задумывается об этом? Поймите меня правильно, я ни в коем случае не против свободы слова! Я как раз категорически за. Но одно дело, когда это свобода полноценной интеллектуальной деятельности, и другое — присвоенное идиотом право на идиотничанье, столь распространенное в бесконечности современных медиа. Почему мы более не считаем зазорным и предосудительным производство глупости? Откуда взялось это загадочное уважение к мнению, лишенному всякой работы мысли? Почему верующие оскорбляются, когда что-то случается с их чувствами, а думающие люди не оскорбляются публичными проявлениями глупости? Может быть, они — эти думающие люди — в принципе перевелись?  

* * *

Да, конечно, раньше идиотов было не меньше. Сократа, как известно, приговорили к смерти вовсе не деспоты, а афинский суд присяжных — пятьсот человек древнегреческой гелиэи, при легендарном теперь уже «демократическом строе». «Тридцать тиранов» несколькими годами ранее оставили Сократа в живых, хотя именно их приказы он отказался выполнять, а народу философ не угодил лишь тем, что был слегка непонятен. Но у идиотов прежних времен, раздающих философам цикуту, не было тех грандиозных технических возможностей для тиражирования своей глупости в публичном пространстве, что появились у нынешних, да и самолеты с сотнями человек на борту — как средство ее возможной реализации в действии — также отсутствовали. Реальность изменилась кардинально, глупость вышла на большую дорогу, и не с рогаткой или рогатиной, а с «Искандером» наперевес. Теперь можно убивать не по одному Сократу дружным волеизъявлением, а единолично и прямо пачками.

Джорджо Агамбен (один из немногих достойных наследников лучших представителей французской философии ХХ века), продолжая логику «Биополитики» Мишеля Фуко, сокрушается: прежде суверенная власть низводила индивида до функции «голой жизни», биологического «тела» — и, конечно, это предосудительно, но теперь к ней счастливо присоединился и гуманистический дискурс, который защищает «право на жизнь», совершенно не интересуясь содержательным аспектом той жизни, которую он так бездумно и отчаянно защищает.

Опять же, я не против всесторонней помощи каждому нуждающемуся, страдающему, больному, сирому, убогому и т. д., и т. п. Категорически — «да и да»! (© Валерия Гай Германика). Но пора уже как-то понять, что помогать не способной к мышлению «биомассе с мнением», не заботясь о том, чтобы эта функция в ней все-таки формировалась и развивалась, — значит, ее же и обрекать на вымирание.

Прежние меценаты — Джон Гарвард, Элайху Йель, Леланд Стэнфорд, Эндрю Карнеги — тратили свои состояния на создание университетов, а вот нынешние отчего-то предпочитают бороться с малярией в Африке. Да, это благородно — тратить средства на благотворительные проекты, помогать детям, старикам, больным всем на свете, спортсменам, художникам, поэтам, театрам, бродячим собакам, цирковым котам и даже лабораторным животным. Это можно только приветствовать. Но проблема в том, что без работающего и мыслящего мозга они все — и это неизбежно — сами себя уничтожат. И это время не за горами. Терроризм идиотизма начал свое триумфальное шествие от французских Альп.

Источник