Что произошло, когда моя дочь заявила, что она транс
Мама девочки-подростка рассказала, как подход к гендеру её ребенка стал тревожным сигналом для семьи, и через что им пришлось пройти, чтобы преодолеть кризис переходного возраста у ребенка.
Моя 12-летняя девочка, Джо, во время изоляции в письме ко мне и отцу сначала назвала себя «небинарной» личностью, а затем «трансбоем» (транс-мальчиком). Она потребовала принять себя в новом качестве и называть ее мужским именем и местоимением под угрозой прекращения общения: «Если ты не примешь меня, то потеряешь навсегда». Я ощутила, что мой мир распался на части.
Настораживает, что почти все друзья Джо приняли транс-идентичность примерно в одно и то же время, что наводит на мысль о социальном заражении. Выражения в письме и столь жестокий ультиматум были совсем не похожи на Джо, я боялась, что она повторяет нарративы TikTok.
Несколькими месяцами ранее она рассказывала нам, что девушка, в которую она была влюблена, кажется, тоже влюбилась в неё (так и было, мы сводили их в боулинг и прекрасно провели время).
Мы с мужем задались вопросом, что привело к дисфории, если она всегда была довольна своим полом и телом. Из СМИ мы знали, что правильнее пойти навстречу дочери и использовать мужское местоимение, т.к. отказ от этого якобы приводит к высокому уровню самоубийств среди трансов. После мы узнали, что этот подход может провоцировать ещё больше самоубийств.
Каждый эксперт, к которому мы обращались, советовал нам одобрять всё, включая использование мощных гормональных препаратов, которые могут подавить взросление нашей дочери и привести к непоправимому ущербу для её организма. Даже социальные службы заняли аналогичную позицию.
Мы заверили Джо, что любим её и всегда поддержим. Позже ей поставили диагноз «аутизм». Она говорила нам, что «не чувствует себя девочкой» и хочет топ-утяжку (для утяжки груди – прим.). Наш терапевт не смог ничего посоветовать ни по поводу гендерной дисфории, ни по поводу утяжки.
Он направил Джо в службу развития гендерной идентичности Национальной службы здравоохранения, предупредив о длинной очереди, а пока посоветовал нам обратиться в транс-организации, такие как Mermaids.
Я не разрешила купить топ-утяжку, Джо рассказала о выборной двойной мастэктомии (удаление молочных желез – прим.), но я сомневалась, что она может понимать последствия таких действий.
Ее психическое здоровье ухудшалось, и как-то время ссоры она проговорилась, что несколько месяцев назад у нее была передозировка лекарства, т.к. она решила покончить с собой. Пообщавшись с нами, соцработник написал в отчете, что Джо – «13-летний белый британский мужчина, который родился в биологически женском теле». Она велела нам вообще «не обсуждать его гендерную идентичность». Она сказала, что мы должны присоединиться к группам поддержки трансов и «перевоспитать» себя, обратившись в Mermaids.
В соцсетях я нашла тех, кто, как и я, обеспокоены влиянием, которое превалирование гендера над полом оказывает на детей, женщин и ЛГБ. Я получила доказательства для того, чтобы открыть глаза и моему мужу.
Сейчас у нашей дочери подтвержденный аутизм, слабое психическое здоровье, ее травили из-за ее влечения к девочкам. Как я узнала, это характерно для девочек-подростков, которые испытывают быстропроходящую гендерную дисфорию. Гораздо более вероятно, что транс-идентичность Джо была механизмом преодоления трудного периода, чем то, что мой ребёнок «родился не в том теле».
Я бы хотела, чтобы мы объяснили ей, что ошибались, что нам не следовало принимать её стороннюю личность, что ее чувства – обычное явление для подросткового возраста и, скорее всего, пройдут. Но я знаю, что такой прямой подход только оттолкнет ее еще больше.
Хотя она всё ещё называет себя мальчиком, она больше не хочет обсуждать пол. Она снова носит юбки, и больше не раздражается, когда к ней обращаются как к девочке. Она выглядит более счастливой и уверенной в себе. Я все еще надеюсь, что Джо еще может принять себя как прекрасную девушку, какой я ее знаю.