Карта города как доказательство. В 30-х годах Магнитка состояла из нескольких десятков поселений
Карта Магнитогорска 1937 года в известной мере является иллюстрацией того факта, что город первоначально в значительной мере строился людьми подневольного труда. В ее основу положена план-схема Магнитогорска, сохранившаяся в городском архиве. Можно достаточно точно датировать время создания архивной карты, поскольку на ней обозначены поселки Н. Каширина и В. Блюхера, получившие эти названия согласно протоколу №5 заседания президиума Магнитогорского горсовета от 5 августа 1936 года. В августе 1937-го года командарм Николай Каширин был репрессирован, и, следовательно, поселок был сразу же переименован. Кроме того, очертания берегов заводского пруда обозначены на план-схеме города еще до их изменения после пуска второй плотины в апреле 1937 года. Поэтому создание этого исторического документа можно датировать отрезком: август 1936 - апрель 1937 гг.
В процессе исследований карта была существенно переработана автором. Теперь на ней указаны все четыре спецпоселка (Центральный, Северный, Ново-Туковый и Известковый). Через них с 1931-го по 1948-й годы прошло более 50 тысяч ссыльных, ранее раскулаченных вместе с семьями. Наибольшей концентрации на магнитогорской стройплощадке спецпереселенцы достигли к 1 октября 1931 года, когда их численность достигала 42,5 тыс. человек. Также обозначено местоположение довольно большого палаточного городка спецпереселенцев, существовавшего с весны по осень того же года. На карте видно, что Центральный спецпоселок граничит с Казахским поселком. Здесь в 1933-1935 годах проживало несколько тысяч казахов, привезенных в Магнитогорск с целью их ускоренной «перековки» из кочевого народа в оседлый, а, значит, приспособленный более успешно развиваться в условиях нового «социалистического» общества.
Магнитогорские поселки имели не только собственные (словесные) названия. Некоторые из них обозначались цифрами, поскольку при строительстве завода вся стройплощадка была разделена на участки: от 1-го до 14-го. Первый участок отвечал за строительство доменного производства, второй - за мартен, третий - за листопрокатное производство и так далее. И вот на этих участках возникали поселки для семей рабочих. Ко второй половине 1930-х годов на территории города было порядка 70 поселений. В первые годы жилье во всех административных единицах, кроме Соцгорода, было однотипным – дощатые, засыпные бараки. Кроме того, в многочисленных поселках имелись тысячи землянок, которые возводились «самостроем» из бутового камня, самана (глины, перемешанной с соломой) и дерна. После пуска в конце 1932 года «бетонитового» (название того времени) завода, начали строить бараки из шлакоблока.
Самой многочисленной группой работников подневольного труда были заключенные, суммарная численность которых на протяжении двух десятилетий (1930–1953 гг.) существенно превышала количество раскулаченных ссыльных. В 1930 году местом пребывания заключенных, использовавшихся на строительстве, было тюремное здание, которое через несколько лет получило официальное название «Магнитогорская тюрьма №3», что и указано на карте. Предположительно в 1937-1938 гг. территория этой тюрьмы являлась местом массовых расстрелов. Летом 1932 года организована ИТК (исправительно-трудовая колония) №4. По данным историка В. П. Баканова на 15 сентября 1933 года в магнитогорской колонии числилось 8,5 тыс. человек, причем большая часть из них (7,3 тыс.) не содержалась под стражей, а меньшая часть (1,2 тыс.) проживала изолированно, под охраной. Постепенно режим содержания заключенных ужесточался, и уже все они находились за колючей проволокой. На карте обозначены три таких лагеря (ИТК), а также штаб ИТК.
Несмотря, на значимость роли подневольного труда в строительстве Магнитогорска, эта тема находится в известном диссонансе с уже привычной официальной историей города, в которой спецпереселенцы и заключенные, если и упоминаются, то мельком, скороговоркой, «мелким шрифтом». И только с вдумчивым изучением многочисленных фактов прошедших лет, приходит понимание степени ее мифологизированности. Но история - это своего рода будущее, обращенное в прошлое. И чем больше мы будем искаженно воспринимать прошлое, не извлекая из него горьких уроков, тем вероятнее повторение прежних проблем, недостаточно осмысленных ранее на общественном уровне.
Начальная история города чаще всего излагается в пафосном духе романа Валентина Катаева «Время вперед!». Бодрые вольные энтузиасты легко и просто, с песнями и танцами, возят тачки, копают котлованы, возводят домны и мартены. Словом, налицо великая радость освобожденного (по Марксу) коммунистического труда. И вовсе не случайно основным памятником тому времени в Магнитогорске является недавно хорошо отреставрированный монумент «Первым комсомольцам-строителям Магнитки».
Традиционная летопись первых лет строительства города изобилует именами ударников труда, комсомольцев и коммунистов, вклад которых очевиден и бесспорен, поэтому вполне заслуженно их фамилиями названы городские улицы. Но их трудовой героизм лишь одна из многочисленных граней сложной и противоречивой сталинской эпохи, своего рода сверкающая верхушка айсберга без учета его громадной подводной части.
Мы живем уже совсем в ином обществе, которое, условно говоря, можно назвать буржуазно-капиталистическим, с элементами социального государства. Но почему-то в оценке прошлого сплошь и рядом используются идеологические штампы советских времен. Приведу лишь один пример. Недавно у меня состоялся приватный разговор со знакомым полковником из органов. Так он сказал мне, что усматривает в моих статьях какую-то «антисоветчину». Поскольку я достаточно долго жил в СССР, то совершенно четко представляю - какие воззрения считались тогда антигосударственными. Во-первых, не допускалось открыто заявлять о своей принадлежности к той или иной религии. Это могло закончиться плохо: «Партбилет на стол! Погоны долой!». Было смешно слушать передачу на одном из центральных каналов телевидения о якобы тайных симпатиях товарища Сталина к православной религии. Получается, что вождь тайком молился, но при этом по его приказам разрушали тысячи церквей и расстреливали десятки тысяч священнослужителей. Во-вторых, легко было подвергнуться серьезным гонениям за малейшую «аморалку». Скажем за наличие любовницы и внебрачных детей. А ведь фактическое «многоженство» сегодня является весьма распространенным явлением среди чиновников и бизнесменов. А может тайком многие из них уже исповедуют ислам? В-третьих, жестко контролировалось соответствие доходов и расходов, а излишнее богатство не приветствовалось. За наличие больших «нетрудовых доходов» могли легко приговорить к расстрелу. Можно еще долго продолжать, но вполне очевидно, что наша государственная идеология, определяющая исторические представления в стране, чересчур противоречива в своих попытках угодить всем и совместить несовместимое. И эта ее противоречивость порождает порой полный сумбур в головах наших граждан.
В связи с этим вспоминаются слова поэта Осипа Мандельштама: «Мы живем, под собой не чуя страны…». И сегодня часть нашего общества продолжает жить, не чуя ни своего прошлого, ни своего настоящего. Расплата за неадекватное восприятие действительности, за долгое пребывание в выдуманном кем-то и навязанном мире иллюзий, в «опиумном» идейном дурмане может быть жестокой и даже гибельной, как для отдельного человека, так и для страны в целом.
История любой страны сочетает в себе науку и идеологию. В последние десятилетия в исследовании истории России произошел ощутимый сдвиг в сторону научной объективности, но идеология и политика еще сильно довлеют над нашими умами в оценке даже недавнего прошлого.