Мастер кисти и пера
Художник-авангардист и прозаик Владимир Некрасов 23 июня отпраздновал 60-летний юбилей. Владимир Александрович - член Творческого союза художников России и Союза российских писателей, автор двух книг прозы. Живёт и работает в Магнитогорске. Предлагаем вниманию читателей две миниатюры Владимира Некрасова - "Старик" и "Вечное возвращение".
Старик
Смерть любит стариков. Один из них сидит у подъезда на лавке и ошалело взирает на прохожих.
- Опять напился, алкаш... - незлобно ворчит соседка, вынося мусорное ведро.
Полвека назад он был лихим забиякой. Маленький, с тех пор он не вырос, волосы всегда ёршиком, а сейчас - седые, он вызывающе смотрит в глаза каждого проходящего мимо человека. Гиблая среда фабрично-заводского городка так и не сумела убить этот нахальный взгляд хищника.
Он живёт один в запущенной хрущёвке. Жена давным-давно куда-то делась, а сын повесился в прошлом году.
Старик целыми днями сидит у подъезда. Иногда он встаёт и на негнущихся ногах, покачиваясь, бродит по тротуару возле дома. Туда-сюда. Со спины он похож на мальчишку с короткими седыми вихрами. Одежда на нём давно отошедшего фасона: приталенный на армейский манер пиджак и расклешённые от икр брюки. Прогуливаясь, он нет-нет да и оглянется, втыкая в пространство неуместно агрессивный взгляд. У старика кроме этого взгляда ничего уж и не осталось.
Вечное возвращение
Вова открыл глаза и видит: осень на улице, по мокрому асфальту стучат каблучки... Какой-то высокий мужчина нагнулся к нему и говорит:
- Папа, тебе плохо?
- Плохо, - ответил Вова и закрыл глаза. Испугался, что осень на улице, что сын незаметно вырос и превратился в незнакомого человека, что годы уже прошли и теперь приближается к нему неизвестно что.
- Готовьтесь к новой жизни, - сказали ему врачи.
- К загробной, что ли? - спросил Вова.
- Нет, имеется в виду перемена образа жизни, то есть обходиться без сигарет, без спиртного, без хрустящих маринованных огурчиков и прочего...
Вова открыл глаза и видит: розовые и серые пятна на стенках желудка; гладкий, как яичко, камушек, закатившийся в левую почку; изящные перламутровые налёты на двенадцатиперстной кишке; стройные силуэты давнишних подруг, спешащих по мокрому утреннему асфальту в холодные казённые помещения...
Вова протянул руку, чтобы потрогать гладкий камушек, а рука - бац! - и отвалилась. Вова вскочил на ноги, а ноги - трах! - и рассыпались, как сухая глина. Вова дёрнулся, хотел крикнуть, но губы уже зашиты суровыми нитками, и мрачный египетский косметолог накладывает на лицо погребальные краски. Испугался Вова и закрыл глаза. Потом снова открыл и видит: на улице осень, по мокрому асфальту стучат каблучки... Всё то же самое.