Золотой урок Ольги Славниковой

Прозу писать сейчас трудно. Главная проблема современного прозаика вот в чём: как совместить в тексте язык с сюжетом?

Есть немало мастеров языка, стилистов (мне нравится это породистое слово: для меня «стилист» – «литератор», а не «парикмахер», равно как «шансон» для меня – это «Франция», а не иное. Но вот беда с прозой: там, где яркий, красивый, узнаваемый язык, там либо сюжет не прощупывается, либо лучше сюжета не было бы вовсе. И наоборот: там, где сюжет замечателен, там нет языка.

Ольга Славникова уникальна тем, что совмещает в своих текстах два этих начала. У неё есть самобытный авторский стиль; он узнаётся с первого абзаца. Да, этот стиль витиеват, но он бесконечно точен в каждом моменте и тем оправдывает себя. Я, было дело, назвал этот стиль «раздражённым Набоковым», но в том-то и суть, что Владимир Владимирович Набоков был раздражён не всегда. Он писал не только о безнадёжности; а когда он писал о безнадёжности, его краски тускнели. А Ольга Славникова словно бы расцвечивает унылую безнадёжность самоцветами красочных, гротесковых и в то же время точнейших тропов. И от этого серость преображается, расцветает, словно чудесный сад.

Однако Славникова – и умелая сюжетостроительница. Интрига в её романах и повестях просчитана с точностью до миллиметра, и каждый поворот сюжетного винта там непредсказуем и закономерен одновременно. Произведения Славниковой можно читать как Пруста (смакуя каждое слово), но их можно читать как Агату Кристи (увлекаясь сюжетом). Фактически эти произведения – социальные детективы. В них есть загадка (разгадываемая в финале). Кто-то скажет: это искусство слишком расчётливо, искусственно. Но на то и искусство, чтобы быть искусственным. Естественно – естество, а искусство искусно. Творчество как троллейбус, никогда не приходящий по графику? Погляжу я на вас, ожидающих такого троллейбуса в декабрьский мороз. Мастерство – это хорошо, это то, чего нам всем сейчас так не хватает. Сколько я наслушался от авторов бездарных (и одинаковых) стихов: «Нам не надо навыков, не надо учёбы, мы пишем сердечком». Ольга Славникова, такая выверенная, пишет не «сердечком», она пишет большим, надёжным и чутким сердцем; и её хронометрическая точность – обратная сторона её сердечности.

Славникова – писатель социальный. Социальной прозы сейчас немерено, но почти всегда её социальность сводится к истерической публицистичности (того или иного знака). Нерон насмерть засыпал гостей лепестками цветов; российская литература будет погребена под букетами крикливых антиутопий. В этих антиутопиях скверное «-анти» всегда нисходит сверху, от властных структур или от тайных комплотов. Слово «социум» означает «общество», но творцы социальной прозы никогда не заняты обществом, они сваливают всю вину либо на элиту (если это либералы), либо на контрэлиту (если это антилибералы). Социальность прозы Ольги Славниковой объёмна (подобно объёмному взрыву). Писательница подробно исследует то, как возникает, растёт и переливается всеми цветами импульс, таящийся в тёмных глубинах социума (разные элиты и тайные службы лишь используют этот импульс, и не всегда во благо себе).

Говоря о социальном аспекте творчества Ольги Славниковой, необходимо обратить внимание ещё на один момент. Славникова чуть ли не единственный писатель, оперирующий личностной методологией. Все запихивают людей в кластеры, все рассуждают либо о групповых (а то и классовых) категориях, либо об этнических факторах. Славникова же берёт отдельного человека в его невольном противостоянии обществу и миру. Максим Т. Ермаков из романа «Лёгкая голова» – парень обычный и не слишком симпатичный (всё обычное не идеально); но коллизию этого романа движет не социально-групповой, не классовый и не этнический, а личностный конфликт. Этот герой виноват в том, что у него есть некоторое личное свойство (не зависящее от него самого). Дед Максима Т. Ермакова, тоже оказавшийся в конфликте с обществом, был не капиталистом, не богатеем, не инородцем; он был личностью, не подчинявшейся коллективному советскому фантому, и поэтому «вредителем». Обычно деды и прадеды являются из могил к героям прозы для того, чтобы научить их родовым премудростям. Дед Валера дарует внуку нравственную опору; и это – индивидуализм. Для нас «индивидуализм» – плохое слово; но ведь Пушкин говорил, что «самостоянье человека – залог величия его», и это совмещалось с «любовью к отеческим гробам». В «отеческих гробах» для нас – не тупая безындивидуальность, не стадность, а «самостоянье человека» – трагический залог его величия. Ведь Ольга Славникова – носитель не моралистического, а противоположного ему трагического мышления. И «Лёгкая голова», и «Прыжок в длину», и «2017», и «Бессмертный», и остальное – всё трагично, а не моралистично. Мне думается, что нынешний мир – это «страшный мир» потому, что он утратил чувство трагедии, которое было внятно Софоклу, Шекспиру, Чехову. Проза Ольги Славниковой возвращает миру чувство трагедии, и в том её ценность и её золотой урок.

Кирилл Анкудинов,
г. Майкоп

Поздравляем Ольгу Славникову с красивой датой! Желаем новых книг и талантливых учеников!