Колокол поэзии
В этом году исполнится 210 лет со дня рождения Николая ОГАРЕВА. Самое время вспомнить его стихи.
В этом году исполнится 210 лет со дня рождения Николая Огарева. «Имя поэта благословенно, его жизнь – проклята. То, что называют печатью избранности, составляет почти невозможность жить». Эти слова поэта Альфреда де Виньи как нельзя лучше иллюстрируют трагедию Николая Огарева.
Его жизнь и творчество даже сегодня не укладывается в формат обывательского общественного вкуса. Николай Огарев унаследовал большое состояние, литературный талант, острый ум, словом, жизнь обещала ему многое... Но умер поэт в чужих краях, на руках безграмотной проститутки, пережив, по сути, предательство друга, любимой женщины, добровольно лишив себя средств к существованию, сознательно освободив крепостных; он спивался от вселенского одиночества, в конце концов, в припадке падучей болезни в буквальном смысле слова оказался в канаве, сломав ногу и повредив спинную кость, тем самым приблизив свою кончину...
Но если посмотреть на жизнь Николая Огарева глазами подлинного поэта, то каждый его замысел, поступок, стихотворная или журнальная строка продиктована лишь одним – служением высоким идеалам. И напрасно в советское время стыдливо умалчивали о некоторых деталях его биографии. Как говорят, грязь к подлинному поэту не прилипает. Но все ли видели и сейчас видят в нем Поэта. Николая Платоновича именуют как общественного деятеля, публициста, революционера и так далее. Признается и его поэтический дар, но как нечто прикладное к его общественной деятельности. И в этом трагическая ошибка. Поэтом невозможно быть на половину или на четверть. Поэт – это состояние духа, а не писание стишков на тот или иной случай. И революция – это, прежде всего, для Огарева неподдельная поэзия. Но рано или поздно тот или иной поэт начинает осознавать разлад между идеалами и запахом пороховых газов. Но стоит ли винить поэта в том, что он верил своим идеалам, как в нечто осуществимое и реальное? Нет, конечно. Существует примат правды поэта над так называемой правдой жизни и истории. Альфред де Виньи как-то обронил: «У музы есть своя истина, более прекрасная, чем правда».
Изломанная жизнь Огарева еще раз нам показывает невинность и чистоту его поэтического мира. Но, увы, поэт обречен на поражение, Огарев знал об этом, но сознательно выбрал этот путь… Что это, если не истинное христианство?
У меня как почитателя таланта Николая Платоновича Огарева, безусловно, есть свои пристрастья. Цикл стихов «Воспоминанья детства», на мой взгляд, как нельзя лучше раскрывают сущность его творчества, лейтмотив которого «душевная красота». И тема детства неслучайна в его стихах. Только ребенок способен смотреть чистым и незамутненным поэтическим взглядом на мир. Николай Огарев всю жизнь пытался удержать в себе это состояние духа, как некий камертон, чтобы сохранить в себе подлинного поэта…
Почитайте его стихи, но отбросив шоры и штампы, связанные с его именем. Насладитесь истинной поэзией…
Воспоминания детства
1. Рассвет
Мне детство предстает, как в утреннем тумане
Долина мирная. Под дымчатый покров,
Сливаясь, прячутся среди прохлады
Леса зеленые и линии холмов,
А утро юное бросает в ликованье
Сквозь клубы сизые румяное сиянье.
Все образы светлы, и все неуловимы.
Знакомого куста тревожно ищет взор,
Подслушать хочется, как шепчет лист незримый
Студеный ключ ведет знакомый разговор;
Но смутно все… Душа безгрешный сон лелеет,
Отвсюду свежесть ей благоуханно веет.
[1854-1855]
2. Лес
На горной крутизне я помню шумный лес,
Веками взрощенный в торжественности дикой,
И там был темный грот между корней древес,
Поросший влажным мхом и свежей повиликой.
Его тенистый свод незримо пробивая,
Студеный падал ключ лепечущей струей…
Ребенком, помнится, здесь летнею порой
В безмолвной праздности я сиживал, внимая.
Тонули шелесты, и каждый звук иль шум
В широком ропоте лесного колыханья,
И смутным помыслом объят был детский ум
Средь грез таинственных и робкого желанья.
[2 мая - 14 октября 1857]
3. Кривая береза
У нас в большом лесу глубокий был овраг
С зеленым дном из трав, а кверху в свежих силах
Рос густолиственно орешник и дубняк,
Приют певучих птиц и мух прозрачнокрылых.
А через весь овраг, начав с кривых корней,
Береза белая, клонясь дугою гибкой,
Шептала листьями повиснувших ветвей
И гнулась на тот край к земле вершиной зыбкой,
О, как же я любил вдоль по ее спине,
Цепляяся, всползать до самой середины,
И там, качаяся в воздушной вышине,
Смотреть на свет и тень в сырую глубь стремнины!
[Июль-август 1859]
4. Две любви
Я помню барышню в семействе нам родном —
То было юное и стройное созданье
С весенним голосом, приветливым лицом,
Радушно отроку дарившее вниманье.
С благоговением я на нее смотрел,
Блаженствуя в мечтах стыдливых и спокойных;
Но образ мною всем иной тогда владел —
То женщина была в поре томлений знойных,
Прикосновенье к ней, привет ее
И ласка мягкая, и долгое лобзанье
Рождали тайный жар в ребяческой крови,
На млеющих устах стеснялося дыханье…
[Июль-август 1859]
5. Первая дружба
Я помню отрока с кудрявой головой,
С большими серыми и грустными глазами…
Тропой росистою мы шли с горы крутой,
В тумане за рекой был город перед нами,
И дальний колокол кого–то звал к мольбе;
А мы, обнявшися, при утренней деннице,
Мы дружбы таинство поведали себе,
И чистая слеза блеснула на реснице.
Расстались мы детьми… Не знаю, жив ли он…
Но дружбы первый миг храню я и доныне
В воспоминании — как мой весенний сон,
Как песнь сердечную, подобную святыне.
[Июль-август 1859]
6. Новый Год
То было за полночь на самый Новый год,
А я один без сна лежал в моей постели
И слушал тишины дыхание и ход…
Лучи лампадные в бродячей тьме блестели.
В окно виднелся двор; он был и пуст и тих,
По снегу белому с небес луна мерцала…
И мне пришел на ум мой первый робкий стих,
И рифма, как струи падение, звучала.
Я сердце посвящал задумчивой тоске,
В моем едва былом ловил напев унылый,
А мысль какой–то свет искала вдалеке,
И звали к подвигам неведомые силы.
[1859]
7. Дувр
У моря шумного, на склоне белых скал,
Где слышны вечных волн таинственные пени,
В унылой памяти я тихо вызывал
Моих прошедших дней исчезнувшие тени,
Из отдаленных мест, из смолкнувших времен
Они передо мной, ласкаясь, возникали,
И я, забывшися, поник в блаженный сон
Про счастье детское и детские печали,
О! погодите же, вживитесь в жизнь мою —
Давно минувшего приветливые тени!..
Но вы уноситесь… и я один стою
И слышу вечных волн тоскующие пени.
[Июль-август 1859]
Олег АЛЁШИН