Вагнера ничем не испортишь: «Летучий голландец» в «Зарядье»
Дню рождения Рихарда Вагнера (22 мая) столичный концертный зал «Зарядье» посвятил полноценную театрализованную постановку одной из его лучших опер. Действие "Летучего голландца" переместили в аэропорт.
«Летучий голландец» — первая из так называемых подлинно вагнеровских опер, где композитор уже обрел свой неповторимый стиль и стал следовать своим же теоретическим воззрениям на сущность музыкального театра. Получилось новое слово в жанре — с одной стороны, динамизм, цельность, безупречная логика музыкально-драматургического повествования, с другой — все еще в полной мере ощущаемое обаяние старой романтической оперы с щемящей лирикой любовных дуэтов и яркостью бытовых зарисовок.
Напомним, «Летучий голландец» — средневековая легенда о проклятом моряке-скитальце (Голландце), который не может найти себе приюта и веками бороздит морские просторы. Высшими силами лишь раз в семь лет ему разрешено спуститься на берег, где, если он встретит беззаветную любовь (в опере вся надежда как раз на Сенту, дочку норвежского моряка Даланда), он может обрести прощение.
У Вагнера — не юбилей (небольшой был в прошлом году — 210 лет), а «Зарядье» — не театр: тем не менее, опера здесь нередко появляется именно в театрализованном виде, эти постановки составляют конкуренцию оперным театрам российской столицы. Время от времени здесь звучит и Вагнер — как в чисто концертных версиях, так и в виде спектаклей. Многофункциональный зал-трансформер сразу строился в расчете на мультижанровое использование, частично эти амбиции оправданы, но все же многих черт полноценного театра «Зарядье» лишено, поэтому доля компромисса в его постановках всегда присутствует. Когда здесь гастролирует Мариинка, свои роскошные спектакли она вынуждена адаптировать под условия этого специфического пространства. Когда делаются собственные проекты — они сталкиваются с той же проблемой: все те «чудеса», которые возможны в полноценном театре, в «Зарядье», увы, не покажешь.
Поэтому упор делается на новизну сценических решений, необычность концепций и эксклюзивный репертуар. С последним в этот раз, правда, не слишком задалось — свой «Голландец» с осени прошлого года в столице уже есть: совместная с Пермским театром скандальная постановка Константина Богомолова в «Новой опере». Это правда существенно облегчало задачу поиска солистов для проекта — в партии Даланда публика услышала Алексея Антонова, а в партии Эрика (охотника, жениха Сенты) — Хачатура Бадаляна, оба вокалиста из «Новой». Внушительный бас первого был весьма удачен в роли скаредного и расчетливого папаши главной героини; правда, вопреки вроде бы железно выученной партии артист слишком был привязан к дирижеру — смотрел на него не отрываясь, нарушая порой мизансцены. Сочный южный тенор второго, словно созданный для итальянской оперы, удивительно хорош и в немецком романтическом репертуаре — впрочем, это не сюрприз, памятуя убедительное участие вокалиста и в «Голландце», и в другой вагнеровской опере на сцене родного театра — в «Лоэнгрине».
Владимир Байков тоже когда-то пел в «Новой», но было это уже достаточно давно и опер Вагнера не касалось — своих вагнеровских героев известный бас-баритон делал на родине композитора, исполнив в многочисленных немецких театрах, включая такие ведущие как Гамбургская, Боннская и Лейпцигская Оперы, целую галерею образов великого кудесника из Байройта. Теперь и Москва наконец услышала его чеканный немецкий и смогла прикоснуться к глубокому пониманию вокалистом природы вершинной немецкой музыки: мрачный и импозантный Голландец Байкова по праву оказался смысловым центром спектакля.
В небольших партиях Мари (воспитательница Сенты) и Рулевого выступили солисты других «малых» оперных театров обеих столиц. Яркое меццо из питерского «Зазеркалья» Екатерина Курбанова несмотря на незвездность роли притягивала много внимания благодаря красоте и артистизму, а звонкий драматический тенор из МАМТа Кирилл Матвеев харизматичностью голоса мог бы поспорить с Эриком Бадаляна.
«Голландца» выбрали в качестве названия для творческого проекта «Зарядья» OperaCall, проводимого уже второй раз и обещавшего широкое участие дебютантов — в рамках творческой школы, приуроченной к проекту, участвовало полсотни молодых певцов. По факту же удалось услышать только одну новую солистку — более чем ответственную партию Сенты спела Юлия Ситникова из Нижегородской оперы. Дебют удался: серебристое сопрано певицы радовало уверенными верхами, пластичностью кантилены и фактурной экспрессией.
Сюжет оперы предполагает богатое участие хоров — оные должны изображать и команды противостоящих кораблей, и жителей норвежского рыбацкого селения: для этих целей были привлечены нетеатральные коллективы — «Мастера хорового пения» Льва Конторовича и вокальный ансамбль «Ариэль» Эльмиры Дадашевой. Их звучные голоса и безупречная хоровая культура подарили спектаклю впечатляющую массовую фактуру, хотя волею постановщиков хористы были почти исключены из действа, исполняя партии на балкончике по нотам. В яме сидел Московский симфонический оркестр управляемый своим худруком и худруком всего «Зарядья» Ивана Рудина. Темпераментное исполнение и проникновение в стилистику романтического опуса присутствовало, но нельзя было не заметить не всегда идеальный баланс с вокалистами, да и темповые решения порой выглядели неоправданными.
Предложить новый театральный взгляд на «Летучего голландца» позвали режиссера Дмитрия Отяковского, руководителя всего проекта OperaCall и известного пропагандиста цифровой оперы. Правда, на сей раз он и его команда (сценограф — Ирина Сид, видеохудожник — Мария Варахалина) компьютерными чудесами не поразили. Все три акта зрители провели в зале ожидания аэропорта маленького норвежского Рюмсьёна, где волею ненастья встречаются летчик Даланд и подводник Голландец. Мари превращается в стюардессу, Эрик — в охранника аэровокзала, Сента — в тинейджера в кедах, которые она не снимает даже ради подвенечного платья: каким образом дочка Даланда оказывается в том самом аэропорту, где он совершил экстренную незапланированную посадку, остается только гадать.
Публику только вошедшую в зал поначалу весьма интриговал на сцене знакомый антураж а ля Шереметьево (занавеса нет, и вся сценография сразу как на ладони), и для первого действия, где встречаются команды Даланда и призрачного странника, он кажется любопытной находкой. Но увы, героям оперы Вагнера предстояло провести в аэропорту все время — включая народные гулянья и свадебные приготовления — что здорово снижало интерес к происходящему: судя по всему, кроме аэровокзала, в Рюмсьёне, по мысли создателей спектакля, вообще ничего больше нет. Неизменность антуража постановщики наверняка объяснят условиями КЗ «Зарядья»; но возможно это и намеренная концептуальная мегаметаформа, образ-символ странничества, а странниками являются не только титульный герой оперы со своей обреченной к скитаниям командой, но и прочие действующие лица оперы, да и вообще все, присутствующие в зале, включая публику — временные гости на этом празднике жизни. Выключенный из действия хор (лишь однажды мужчины-хористы спустятся на сцену и непросто догадаться, что они изображают призрачную команду корабля-скитальца) заменили юрким мимансом — для этого привлекли тинейджеров, естественное окружение Сенты-подростка. В трагическом (у Отяковского — кровавом) финале, когда ревнивый Эрик застрелит Голландца, а Сента покончит с собой (также выстрелом из пистолета), молодежь начнет панически, с визгом метаться по сцене, неприятно напоминая события из недавних новостных сюжетов…
Все происходящее даже можно посчитать любопытной интерпретацией сюжета — в конце концов большинство мифов и легенд можно переложить на современность, поскольку говорят о несуетном, ставят во главу угла вечные проблемы. Если бы не этот зануда Вагнер с его роскошной, умопомрачительной красоты музыкой — предельно конкретной, навязчиво романтической, насыщенной образами и эмоциями, никак не коррелирующими с современными людьми в аэропорту — с их реакциями, манерами, стилем поведения, паттернами коммуникаций, ритмом жизни. Но постмодернистской режиссуре до этого дела нет — музыку слушать она не привыкла. Впрочем, испортить Вагнера воистину невозможно ничем: в значительной степени уже приученная к чудачествам современных режиссеров публика воспринимает очередное курьезное решение как вынужденный довесок к великой музыке, которую все больше, вопреки актуализаторским усилиям, она перестает смотреть и как в старые добрые времена — с удовольствием слушает.
Лилия Ольхова/предоставлены Залом Зарядье